Неточные совпадения
Садятся два крестьянина,
Ногами упираются,
И жилятся, и тужатся,
Кряхтят — на скалке тянутся,
Суставчики трещат!
На скалке не понравилось:
«Давай теперь попробуем
Тянуться бородой!»
Когда порядком бороды
Друг дружке поубавили,
Вцепились за скулы!
Пыхтят, краснеют, корчатся,
Мычат, визжат, а тянутся!
«Да будет вам,
проклятые!
Не разольешь
водой...
— Ах, не спрашивайте, пожалуйста! — жеманно отвечала Хиония Алексеевна. — Вы знаете мой
проклятый характер… После вашего отъезда доктор посоветовал ехать на
воды — вот я и отправилась. У меня уж такой характер. А здесь встречаю Софью Игнатьевну… случайно познакомились…
Проклятый дощаник слабо колыхался под нашими ногами… В миг кораблекрушения
вода нам показалась чрезвычайно холодной, но мы скоро обтерпелись. Когда первый страх прошел, я оглянулся; кругом, в десяти шагах от нас, росли тростники; вдали, над их верхушками, виднелся берег. «Плохо!» — подумал я.
— Это
проклятый колдун нашу
воду копит… Вон как подпер всю реку! Вот навязался тоже чертушка… Настоящий водяной!
Проклятые обушники, бывало, ковша не дадут
воды зачерпнуть: испоганят, слышь, мочегане…
— А как там, Вихров, в моем новом именьице, что мне досталось, — хорошо! — воскликнула Клеопатра Петровна. — Май месяц всегда в Малороссии бывает превосходный; усадьба у меня на крутой горе — и прямо с этой горы в реку;
вода в реке чудная — я стану купаться в ней, ах, отлично! Потом буду есть арбузы, вишни; жажда меня эта
проклятая не будет мучить там, и как бы мне теперь пить хотелось!
Некоторое время в окнах вагона еще мелькали дома
проклятого города, потом засинела у самой насыпи
вода, потом потянулись зеленые горы, с дачами среди деревьев, кудрявые острова на большой реке, синее небо, облака… потом большая луна, как вчера на взморье, всплыла и повисла в голубоватой мгле над речною гладью…
Да, помню, знаю…
Так дай
воды.
Проклятое житье!
Нет, решено — пойду искать управы
У герцога: пускай отца заставят
Меня держать как сына, не как мышь,
Рожденную в подполье.
— Терпеть не могу эту
проклятую птицу, — ворчал он, заряжая винтовку. — Хлопот с ней не оберешься, да еще полезай за ней в
воду. Как раз утонешь. Да и вкусу настоящего в дикой утке никакого нет. Травой да тиной пахнет…
— Я вру? — орал Воробей Воробеич. — А кто червяка нашел? Я вру!.. Жирный такой червяк! Я его на берегу выкопал… Сколько трудился… Ну схватил его и тащу домой, в свое гнездо. У меня семейство — должен я корм носить… Только вспорхнул с червяком над рекой, а
проклятый Ерш Ершович, — чтоб его щука проглотила! — как крикнет: «Ястреб!» Я со страху крикнул — червяк упал в
воду, а Ерш Ершович его и проглотил… Это называется врать?!. И ястреба никакого не было…
Есть остров в море,
проклятый небесами,
Заросший вес кругом дремучими лесами,
Покрытый иссини густейшим мраком туч,
Куда не проникал ни разу солнца луч,
Где ветры вечные кипяще море роют,
Вода пускает гром, леса, колеблясь, воют,
Исчадье мерзкое подземна бога там.
— Что ж мне с ней делать? Ей-богу, не знаю; разве
водой вспрыснуть?.. Пожалуй, умрет еще — никого нет,
проклятых.
«Э,
проклятый парубок! опять помандровал к девкам…» — подумал мельник, и не хотелось что-то ему идти в пустую мельницу. Хоть и привык, а все-таки вспоминалось иной раз, что под мельничным полом, промежду сваями, не одни рыбы да ужи плавают в темной
воде…
Она думала избавиться в деревне от вытяжки и корсетов, думала отдохнуть от Серных
Вод, и точно начинала отдыхать, как вдруг
проклятые наряды пошли в ход больше, чем на Серных
Водах!
Подошвы гор противоположного берега стоят в
воде, и здесь больше, чем где-либо, Лена заслуживает свое название «
Проклятой щели».
«И Алексей знает, и Пантелей знает… этак, пожалуй, в огласку пойдет, — думал он. — А народ ноне непостоянный, разом наплетут… О, чтоб тя в нитку вытянуть, шатун
проклятый!.. Напрасно вздумали мы с Сергеем Андреичем выводить их на свежую
воду, напрасно и Дюкову деньги я дал. Наплевать бы на них, на все ихние затейки — один бы конец… А приехали б опять, так милости просим мимо ворот щи хлебать!..»
— То-то виноват!.. Из твоей вины мне не шубу шить! — вскрикнул Смолокуров. — Чтоб духу ее не было… Зá борт, назад в
воду ее,
проклятую. Ишь ты выдумали! Ах вы, разбойники!..
Только сбросив с себя
проклятую свою оболочку, в экстазе «исступив из себя», обезличившись, человек Достоевского способен слиться с миром, как капля, растворяясь, сливается с
водою океана.
Ах, как жаль, что Я лишен возможности творить чудеса! Маленькое и практическое чудо, вроде превращения
воды в графинах в кисленькое кианти или нескольких слушателей в паштеты, было совсем не лишним в эту минуту… Ты смеешься или негодуешь, Мой земной читатель? Не надо ни того, ни другого. Помни, что необыкновенное невыразимо на твоем чревовещательском языке, и Мои слова только
проклятая маска моих мыслей.
— Тебе легко… стыдить других, когда живешь тут в городе и этих
проклятых дач не знаешь… Еще
воды дай… А если бы пожил на моем месте, не то бы запел… Я мученик! Я вьючная скотина, раб, подлец, который всё еще чего-то ждет и не отправляет себя на тот свет! Я тряпка, болван, идиот! Зачем я живу? Для чего?
— Удалось мне, державный, захватить до десятка баб ведуний, — докладывал он царю, — всячески склонял я их к признанию, священников заставлял их отчитывать, святою
водою кропить… не поддаются чары дьявольские… упорствуют,
проклятые, слова не добьешься от них… А может и духовные тоже осетены, так молитва их и не действует… Разве только лично ты, государь, поборешь словом да светлым взглядом твоим силу дьявольскую… — заключил хитрый доносчик.
— В одной гостинице…
проклятая хозяйка, еще и молодая!.. подала нам ветчины… поверите ли, милостивая госпожа, ржавчины на ней, как на старом оружии, что лежит в кладовой. Молодой господин не ел, проглотил кусочек сухаря, обмочив его в
воду; а меня дернуло покуситься на ветчину… так и теперь от одного помышления…
Она не терпела мужа, которого навязали ей «
проклятые» министры и жаловалась на свою судьбу ловкому красавцу, саксонскому посланнику Линару. Кроме этого единственного, преданного ей, но сравнительно бессильного человека, был еще другой, уже совершенно ничтожный и слабый, не смевший к ней даже приблизиться, но безумно влюбленный в герцогиню и готовый за нее пойти в огонь и в
воду — это был молодой гвардейский офицер Глеб Алексеевич Салтыков, пользовавшийся покровительством Черкасского.