Неточные совпадения
Он крался, как вор, ощупью,
проклиная каждый хрустнувший сухой прут под ногой, не чувствуя ударов ветвей по лицу. Он полз наудачу, не зная места свиданий. От волнения он садился на
землю и переводил дух.
С таким же немым, окаменелым ужасом, как бабушка, как новгородская Марфа, как те царицы и княгини — уходит она прочь, глядя неподвижно на небо, и, не оглянувшись на столп огня и дыма, идет сильными шагами, неся выхваченного из пламени ребенка, ведя дряхлую мать и взглядом и ногой толкая вперед малодушного мужа, когда он, упав, грызя
землю, смотрит назад и
проклинает пламя…
Опять-таки и то взямши, что никто в наше время, не только вы-с, но и решительно никто, начиная с самых даже высоких лиц до самого последнего мужика-с, не сможет спихнуть горы в море, кроме разве какого-нибудь одного человека на всей
земле, много двух, да и то, может, где-нибудь там в пустыне египетской в секрете спасаются, так что их и не найдешь вовсе, — то коли так-с, коли все остальные выходят неверующие, то неужели же всех сих остальных, то есть население всей земли-с, кроме каких-нибудь тех двух пустынников,
проклянет Господь и при милосердии своем, столь известном, никому из них не простит?
Но теперь как ему быть? он
проклинал свою хвастливость перед приятелями, свою ненаходчивость при внезапном крутом сопротивлении Верочки, желал себе провалиться сквозь
землю.
Упав довольно тяжело на мерзлую
землю, лежал он,
проклиная свою куцую кобылу, которая, как будто опомнясь, тотчас остановилась, как только почувствовала себя без седока.
Венецейцы, греки и морава
Что ни день о русичах поют,
Величают князя Святослава.
Игоря отважного
клянут.
И смеется гость
земли немецкой,
Что, когда не стало больше сил.
Игорь-князь в Каяле половецкой
Русские богатства утопил.
И бежит молва про удалого,
Будто он, на Русь накликав зло.
Из седла, несчастный, золотого
Пересел в кощеево седло…
Приумолкли города, и снова
На Руси веселье полегло.
— Ехать в Петербург? — спрашивал себя Лаевский. — Но это значило бы снова начать старую жизнь, которую я
проклинаю. И кто ищет спасения в перемене места, как перелетная птица, тот ничего не найдет, так как для него
земля везде одинакова. Искать спасения в людях? В ком искать и как? Доброта и великодушие Самойленка так же мало спасительны, как смешливость дьякона или ненависть фон Корена. Спасения надо искать только в себе самом, а если не найдешь, то к чему терять время, надо убить себя, вот и все…
Когда, как хор одушевленный,
Земля, и звезды, и луна
Гремят хвалой творцу вселенной,
Себя со злобою надменной
Ему равняет Сатана!
Но беса умствованья ложны,
Тождествен с истиною тот,
Кого законы непреложны,
Пред чьим величием ничтожны
Равно кто любит иль
клянет!
Как звездный блеск в небесном поле
Ясней выказывает мгла,
Так на твою досталось долю
Противуречить божьей воле,
Чтоб тем светлей она была!
Земля тебя
клянет!
А враг у нас с тобой один: оружью
Он твоему смеется! С ним сразиться
Ты можешь, только павши ниц во прах
Перед крестом!
Вокруг нее и следом тучки
Теснятся, будто рыцари-вожди,
Горящие любовью; и когда
Чело их обращается к прекрасной,
Оно блестит, когда же отвернут
К соперникам, то ревность и досада
Его нахмурят тотчас — посмотри,
Как шлемы их чернеются, как перья
Колеблются на шлемах — помнишь — помнишь —
В тот вечер всё так было — кроме
Судьбы Фернандо — небо и
земляВсе те же — только люди! — если б ты
Не причислялась к ним, то я б их
проклял…
И предадут ее сырой
земле;
Глаза, волшебные уста, к которым
Мой дерзкий взор прикован был так часто,
И грудь, и эти длинные ресницы
Песок засыплет, червь переползет без страха
Недвижное, бесцветное, сырое,
Холодное чело… никто и не помыслит
Об том… и может быть над той
Могилой
проклянут мое названье,
Где будет гнить всё, что любил я в жизни!
И
проклянет, склонясь на крест святой,
Людей и небо, время и природу, —
И
проклянет грозы бессильный вой
И пылких мыслей тщетную свободу…
Но нет, к чему мне слушать плач людской?
На что мне черный крест, курган, гробница?
Пусть отдадут меня стихиям! Птица
И зверь, огонь и ветер, и
земляРазделят прах мой, и душа моя
С душой вселенной, как эфир с эфиром,
Сольется и развеется над миром!..
Вся деревня сбежится смотреть, как молодые, поклонясь в
землю, лежат, не шелохнувшись, ниц перед отцом, перед матерью, выпрашивая прощенья, а отец с матерью ругают их ругательски и
клянут, и ногами в головы пихают, а после того и колотить примутся: отец плетью, мать сковородником.
Вижу безумство и кровь, насилие и ложь, слышу их клятвы, которым они изменяют непрерывно, их молитвы Богу, где каждым словом о милости и пощаде они
проклинают свою
землю.
— Отступника от обязательства, на себя добровольно принятого, — продолжал Жвирждовский, — да покарают люди и Бог. Пускай от него отступятся, как от прокаженного, отец, мать, братья, сестры, все кровное, церковь и отчизна
проклянут его, живой не найдет крова на
земле, мертвый лишится честного погребения и дикие звери разнесут по трущобам его поганый труп.
И кто знает, сколько умиравших воинов, уже готовых
проклясть погубившую их
землю, даровали ей оправдание и прощение за один взгляд прекрасных заплаканных глаз!