Неточные совпадения
Мюних заведовал из своей
башни в Пелыме делами Тобольской губернии. Губернаторы
ходили к нему совещаться о важных делах.
Много легенд
ходило о Сухаревой
башне: и «колдун Брюс» делал там золото из свинца, и черная книга, написанная дьяволом, хранилась
в ее тайниках. Сотни разных легенд — одна нелепее другой.
Умер старик, прогнали Коську из ночлежки, прижился он к подзаборной вольнице, которая шайками
ходила по рынкам и ночевала
в помойках,
в пустых подвалах под Красными воротами,
в башнях на Старой площади, а летом
в парке и Сокольниках, когда тепло, когда «каждый кустик ночевать пустит».
И правда, он похож на Каменного гостя, когда изредка, не более пяти-шести раз
в год, он
проходит медленно и тяжело по училищному квадратному коридору, прямой, как
башня, похожий на Николая I, именно на портрет этого императора, что висит
в сборном зале; с таким же высоким куполообразным лбом, с таким же суровым и властным выражением лица.
Прошли Алупку с ее широким зеленоватым, мавританского стиля, дворцом и с роскошным парком, весь зеленый, кудрявый Мисхор, белый, точно выточенный из сахара, Дюльбер и «Ласточкино гнездо» — красный безобразный дом с
башней, прилепившейся на самом краю отвесной скалы, падающей
в море.
Пятьдесят лет
ходил он по земле, железная стопа его давила города и государства, как нога слона муравейники, красные реки крови текли от его путей во все стороны; он строил высокие
башни из костей побежденных народов; он разрушал жизнь, споря
в силе своей со Смертью, он мстил ей за то, что она взяла сына его Джигангира; страшный человек — он хотел отнять у нее все жертвы — да издохнет она с голода и тоски!
Утро, еще не совсем проснулось море,
в небе не отцвели розовые краски восхода, но уже
прошли остров Горгону — поросший лесом, суровый одинокий камень, с круглой серой
башней на вершине и толпою белых домиков у заснувшей воды. Несколько маленьких лодок стремительно проскользнули мимо бортов парохода, — это люди с острова идут за сардинами.
В памяти остается мерный плеск длинных весел и тонкие фигуры рыбаков, — они гребут стоя и качаются, точно кланяясь солнцу.
Высокий дом, широкий двор
Седой Гудал себе построил…
Трудов и слез он много стоил
Рабам послушным с давних пор.
С утра на скат соседних гор
От стен его ложатся тени.
В скале нарублены ступени;
Они от
башни угловой
Ведут к реке, по ним мелькая,
Покрыта белою чадрόй
Княжна Тамара молодая
К Арагве
ходит за водой.
Когда поднимается занавес и при вечернем освещении,
в комнате с тремя стенами, эти великие таланты, жрецы святого искусства изображают, как люди едят, пьют, любят,
ходят, носят свои пиджаки; когда из пошлых картин и фраз стараются выудить мораль — мораль маленькую, удобопонятную, полезную
в домашнем обиходе; когда
в тысяче вариаций мне подносят все одно и то же, одно и то же, одно и то же, — то я бегу и бегу, как Мопассан бежал от Эйфелевой
башни, которая давила ему мозг своею пошлостью.
До всенощной
ходили осматривать стены, кладбище; лазили на площадку западной
башни, ту самую, откуда
в древние времена наши предки следили движения, и последний Новик открыл так поздно имя свое и судьбу свою и свое изгнанническое имя.
«И царь тот раза три на дню
Ходил смотреть на дочь свою;
Но вздумал вдруг он
в темну ночь
Взглянуть, как спит младая дочь.
Свой ключ серебряный он взял,
Сапожки шелковые снял,
И вот приходит
в башню ту,
Где скрыл царевну-красоту!..
Ночь собиралась звездная и безлунная, очень тихая, с последним отблеском зари.
В сторону моста сгустились мачты и трубы, и дымка
ходила над ярмарочным урочищем. Влево взгляд забирал только кругозор до Егорьевской
башни кремля, замыкавшей наверху всю панораму.
На углу купол
башни в новом заграничном стиле прихорашивал всю эту кучу тяжелых, приземистых каменных ящиков, уходил
в небо, напоминая каждому, что старые времена
прошли, пора пускать и приманку для глаз, давать архитекторам хорошие деньги, чтобы весело было господам купцам платить за трактиры и лавки.
Засунув руки
в рукава, дрожа и пугаясь стуков, звонков конки и прохожих, Васильев
прошел по Садовой до Сухаревой
башни, потом до Красных ворот, отсюда свернул на Басманную.
В эту самую минуту среди замка вспыхнул огненный язык, который, казалось, хотел слизать ходившие над ним тучи; дробный, сухой треск разорвал воздух, повторился
в окрестности тысячными перекатами и наконец превратился
в глухой, продолжительный стон, подобный тому, когда ураган гулит океан, качая его
в своих объятиях; остров обхватило облако густого дыма, испещренного черными пятнами, представлявшими неясные образы людей, оружий, камней; земля задрожала; воды, закипев, отхлынули от берегов острова и, показав на миг дно свое, обрисовали около него вспененную окрайницу; по озеру начали
ходить белые косы; мост разлетелся — и вскоре, когда этот ад закрылся, на месте, где стояли замок, кирка, дом коменданта и прочие здания, курились только груды щебня, разорванные стены и надломанные
башни.
А черт рад, конечно:
в самую мишень попал. Из-за туч, гад, снизился, по пустому двору
ходит, лапы потирает. Собака на цепу надрывается, а ему хочь бы что. Подкрался к угловой
башне, мурло свое к стеклам прижал, — интересуется… Оттедова, изнутри-то, его не видать, конечно.
В то время как Пьер
в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом,
ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой
башни, он встретил Ростовых.