Неточные совпадения
Подложили цепи под колеса вместо тормозов, чтоб они не раскатывались, взяли лошадей под уздцы и начали спускаться; направо был утес, налево пропасть такая, что целая деревушка осетин, живущих на дне ее, казалась гнездом ласточки; я содрогнулся, подумав, что часто здесь, в глухую
ночь, по этой дороге, где две повозки не могут разъехаться, какой-нибудь курьер раз десять в год
проезжает, не вылезая из своего тряского экипажа.
— Подожди, — попросил Самгин, встал и подошел к окну. Было уже около полуночи, и обычно в этот час на улице, даже и днем тихой, укреплялась невозмутимая, провинциальная тишина. Но в эту
ночь двойные рамы окон почти непрерывно пропускали в комнату приглушенные, мягкие звуки движения, шли группы людей, гудел автомобиль,
проехала пожарная команда. Самгина заставил подойти к окну шум, необычно тяжелый, от него тонко заныли стекла в окнах и даже задребезжала посуда в буфете.
Любила, чтоб к ней губернатор изредка заехал с визитом, чтобы приезжее из Петербурга важное или замечательное лицо непременно побывало у ней и вице-губернаторша подошла, а не она к ней, после обедни в церкви поздороваться, чтоб, когда едет по городу, ни один встречный не
проехал и не прошел, не поклонясь ей, чтобы купцы засуетились и бросили прочих покупателей, когда она явится в лавку, чтоб никогда никто не сказал о ней дурного слова, чтобы дома все ее слушались, до того чтоб кучера никогда не курили трубки
ночью, особенно на сеновале, и чтоб Тараска не напивался пьян, даже когда они могли бы делать это так, чтоб она не узнала.
Между тем наступила
ночь. Я велел подать что-нибудь к ужину, к которому пригласил и смотрителя. «Всего один рябчик остался», — сердито шепнул мне человек. «Где же прочие? — сказал я, — ведь у якута куплено их несколько пар». — «Вчера с
проезжим скушали», — еще сердитее отвечал он. «Ну разогревай английский презервный суп», — сказал я. «Вчера последний вышел», — заметил он и поставил на очаг разогревать единственного рябчика.
Один
проезжий мне сказывал, что, выехав рано утром, после проведенной здесь
ночи, и вглядываясь в лицо своего ямщика, он увидел знакомое лицо, но не мог вспомнить, где он его видел.
Вчера
ночью я
проехал так называемые щеки, одну из достопримечательностей Лены.
— Пообедав вчера, выехали мы, благословясь, около вечерен, спешили засветло
проехать Волчий Вражек, а остальные пятнадцать верст ехали в темноте — зги Божией не видать!
Ночью поднялась гроза, страсть какая — Боже упаси! Какие яровые у Василья Степаныча, видели?
Сумасшедший резчик был на вид угрюм и скуп на слова; по
ночам пел песню «о прекрасной Венере» и к каждому
проезжему подходил с просьбой позволить ему жениться на какой-то девке Маланье, давно уже умершей.
Я ему заметил, что в Кенигсберге я спрашивал и мне сказали, что места останутся, кондуктор ссылался на снег и на необходимость взять дилижанс на полозьях; против этого нечего было сказать. Мы начали перегружаться с детьми и с пожитками
ночью, в мокром снегу. На следующей станции та же история, и кондуктор уже не давал себе труда объяснять перемену экипажа. Так мы
проехали с полдороги, тут он объявил нам очень просто, что «нам дадут только пять мест».
Но в особенности памятны села и деревни, встречавшиеся не очень часто, но зато громадные, сплошь обстроенные длинными двухэтажными домами (в каменном нижнем этаже помещались хозяева и
проезжий серый люд), в которых день и
ночь, зимой и летом кишели толпы народа.
От Троицы дорога идет ровнее, а с последней станции даже очень порядочная. Снег уж настолько осел, что местами можно по насту
проехать. Лошадей перепрягают «гусем», и они бегут веселее, словно понимают, что надолго избавились от московской суеты и многочасных дежурств у подъездов по
ночам. Переезжая кратчайшим путем через озеро, путники замечают, что оно уж начинает синеть.
«Иваны», являясь с награбленным имуществом, с огромными узлами, а иногда с возом разного скарба на отбитой у
проезжего лошади, дожидались утра и тащили добычу в лавочки Старой и Новой площади, открывавшиеся с рассветом.
Ночью к этим лавочкам подойти было нельзя, так как они охранялись огромными цепными собаками. И целые возы пропадали бесследно в этих лавочках, пристроенных к стене, где имелись такие тайники, которых в темных подвалах и отыскать было нельзя.
Вторая категория днем спит, а
ночью «работает» по Москве или ее окрестностям, по барским и купеческим усадьбам, по амбарам богатых мужиков, по
проезжим дорогам. Их работа пахнет кровью. В старину их называли «Иванами», а впоследствии — «деловыми ребятами».
Один раз поздно воротившиеся с работы крестьяне сказали мне, что
проехали очень близко мимо станицы спящих журавлей;
ночь была месячная, я бросился с ружьем в крестьянскую телегу и велел везти себя по той самой дорожке, по которой ехали крестьяне.
Ночь была сегодня темная, настоящая волчья, как говорят охотники, и видели хорошо только узкие глазки старца Кирилла. Подъезжая к повертке к скиту Пульхерии, он только угнетенно вздохнул. Дороги оставалось всего верст восемь. Горы сменялись широкими высыхавшими болотами, на которых росла кривая болотная береза да сосна-карлица. Лошадь точно почуяла близость жилья и прибавила ходу. Когда они
проезжали мимо небольшой лесистой горки, инок Кирилл, запинаясь и подбирая слова, проговорил...
Назад
проехали они лучше, потому что воды в
ночь много убыло; они привезли с собой петые пасхи, куличи, крутые яйца и четверговую соль.
«Пруд посинел и надулся, ездить по нем опасно, мужик с возом провалился, подпруда подошла под водяные колеса, молоть уж нельзя, пора спускать воду; Антошкин овраг
ночью прошел, да и Мордовский напружился и почернел, скоро никуда нельзя будет
проехать; дорожки начали проваливаться, в кухню не пройдешь.
— Все это я знаю; но вот что, Мари, не поехать ли и нам тоже с ними? — проговорил Вихров; ему очень улыбалась мысль
проехать с ней по озеру в темную
ночь.
Часто среди дня он прямо из присутственных мест
проезжал на квартиру к Настеньке, где, как все видели, экипаж его стоял у ворот до поздней
ночи; видели потом, как Настенька иногда
проезжала к нему в его карете с неподнятыми даже окнами, и, наконец, он дошел до того, что однажды во время многолюдного гулянья на бульваре
проехал с ней мимо в открытом фаэтоне.
В Москву я вернулся
ночью, написал корреспонденцию, подписал ее псевдонимом «
Проезжий корнет» и привез рано утром Н.И. Пастухову.
— Эх, куманек! Много слышится, мало сказывается. Ступай теперь путем-дорогой мимо этой сосны. Ступай все прямо; много тебе будет поворотов и вправо и влево, а ты все прямо ступай; верст пять
проедешь, будет в стороне избушка, в той избушке нет живой души. Подожди там до
ночи, придут добрые люди, от них больше узнаешь. А обратным путем заезжай сюда, будет тебе работа; залетела жар-птица в западню; отвезешь ее к царю Далмату, а выручку пополам!
Она глубоко вдыхает в себя ароматный воздух
ночи, а около нее сидит ее избранник, такой, каким
проезжий живописец изобразил отца на юном портрете масляными красками…
А так как в душе он поэт, наделенный беспокойным и подвижным воображением, к тому же темные
ночи, звон колокольчика и шум ветра в березах отражаются по-своему на работе ямщицкой памяти, — то не мудрено, что уже через неделю-другую сам
проезжий рассказчик мог бы выслушать от Силуяна свой собственный рассказ как очень интересную новость…
За этими воспоминаниями начинался ряд других. В них выдающуюся роль играл постоялый двор, уже совсем вонючий, с промерзающими зимой стенами, с колеблющимися полами, с дощатою перегородкой, из щелей которой выглядывали глянцевитые животы клопов. Пьяные и драчливые
ночи;
проезжие помещики, торопливо вынимающие из тощих бумажников зелененькую; хваты-купцы, подбадривающие «актерок» чуть не с нагайкой в руках. А наутро головная боль, тошнота и тоска, тоска без конца. В заключение — Головлево…
Однако же,
проезжая раза два, очень поздно
ночью, мимо его окон, я заметил в них свет.
Года три пропадал он в английских университетах, потом объехал почти всю Европу, минуя Австрию и Испанию, которых не любил; был в связях со всеми знаменитостями, просиживал вечера с Боннетом, толкуя об органической жизни, и целые
ночи с Бомарше, толкуя о его процессах за бокалами вина; дружески переписывался с Шлёцером, который тогда издавал свою знаменитую газету; ездил нарочно в Эрменонвиль к угасавшему Жан-Жаку и гордо
проехал мимо Фернея, не заезжая к Вольтеру.
Я видел, как его грандиозная, внушающая фигура в беспредельной, подпоясанной ремнем волчьей шубе поднялась на крыльцо; видел, как в окне моталась тень его высокого кока и как потом он тотчас же вышел назад к экипажу, крикнул ямщику: «не смей отпрягать» и объявил матушке, что на почтовой станции остановиться ночевать невозможно, потому что там
проезжие ремонтеры играют в карты и пьют вино; «а
ночью, — добавлял наш провожатый, — хотя они и благородные, но у них наверное случится драка».
Вернулся я с вокзала домой
ночью, написал корреспонденцию, подписал ее своим старым псевдонимом «
Проезжий корнет» и привез Н.И. Пастухову рано утром к чаю.
К
ночи он
проехал мимо Касселя. Вместе с темнотой тоска несносная коршуном на него спустилась, и он заплакал, забившись в угол вагона. Долго текли его слезы, не облегчая сердца, но как-то едко и горестно терзая его; а в то же время в одной из гостиниц Касселя, на постели, в жару горячки, лежала Татьяна; Капитолина Марковна сидела возле нее.
Ночью он сам потихоньку выпроводил сына за город с
проезжими офицерами, которые обещали записать молодого человека в полк, и потом, возвратясь к жене, открыл ей истину, горькую для ее материнского сердца.
— Ах, пожалуйста! — воскликнула Анна Юрьевна, и таким образом вместо нотариуса они
проехали к Сиу, выпили там шоколаду и потом заехали опять в дом к Анне Юрьевне, где она и передала все бумаги барону. Она, кажется, начала уже понимать, что он ухаживает за ней немножко. Барон два дня и две
ночи сидел над этими бумагами и из них увидел, что все дела у Анны Юрьевны хоть и были запущены, но все пустые, тем не менее, однако, придя к ней, он принял серьезный вид и даже несколько мрачным голосом объяснил ей...
Янсутский действительно врал: он не был в Турции и только однажды
проехал по железной дороге славянские земли, и то
ночью.
— Да, придётся ночевать, — заявила Елизавета Сергеевна. —
Ночью мы не
проедем Камовым перелеском, не изуродовав экипажа…
— Да люди сказывают…
Ночью прямыми дорогами
проехал Дружков, а час места и Кривополов.
Проезжая иной раз
ночью по наслежным дорогам, можно было услышать вдруг отчаянные вопли, точно где-то режут сразу несколько человек.
Простились соседи; ушел Василий, и долго его не было. Жена за него работала, день и
ночь не спала; извелась совсем, поджидаючи мужа. На третий день
проехала ревизия: паровоз, вагон багажный и два первого класса, а Василия все нет. На четвертый день увидел Семен его хозяйку: лицо от слез пухлое, глаза красные.
На третий день
проехал он под вечер: значит,
ночью ему назад ворочаться.
Но это бывало редко, и
ночью по шоссе почти никто не
проезжал. Да и крик, смягченный стенами и расстоянием, был похож на самый обыкновенный крик разгулявшихся людей, тем более что среди больных были такие, которые при всяком беспокойстве пели.
У тех, кто, бывало,
проезжал мимо на почтовых, особенно в лунные
ночи, темный двор с навесом и постоянно запертые ворота своим видом вызывали чувство скуки и безотчетной тревоги, как будто в этом дворе жили колдуны или разбойники; и всякий раз, уже
проехав мимо, ямщик оглядывался и подгонял лошадей.
Половина нижнего этажа была занята под трактир, в другой помещалась семья Терехова, так что когда в трактире шумели пьяные
проезжие, то было слышно в комнатах всё до одного слова. Матвей жил рядом с кухней, в комнате с большою печью, где прежде, когда тут был постоялый двор, каждый день пекли хлеб. В этой же комнате, за печкой помещалась и Дашутка, у которой не было своей комнаты. Всегда тут по
ночам кричал сверчок и суетились мыши.
— Надо вообразить, — говорил он: — Москва — первопрестольный град, столица — и по
ночам ходят с крюками мошенники, в чертей наряжены, глупую чернь пугают, грабят
проезжих — и конец. Что полиция смотрит? Вот что мудрено.
Или, часто ходя с двумя-тремя мирными татарами по
ночам в горы засаживаться на дороги, чтоб подкарауливать и убивать немирных
проезжих татар, хотя сердце не раз говорило ему, что ничего тут удалого нет, он считал себя обязанным заставлять страдать людей, в которых он будто разочарован за что-то и которых он будто бы презирал и ненавидел.
Груша. Девушки! Я нынче гулять хочу! Всю
ночь проездим, песни прокричим.
— Вишь, кружили, кружили, опять к тому же обозу выехали! — сказал мой ямщик недовольным тоном. — Кульерские лошади добрые: то-то он так и гонит дуром; а наши так и вовсе станут, коли так всю
ночь проездим.
А
ночью опять катались на тройках и слушали цыган в загородном ресторане. И когда опять
проезжали мимо монастыря, Софья Львовна вспоминала про Олю, и ей становилось жутко от мысли, что для девушек и женщин ее круга нет другого выхода, как не переставая кататься на тройках и лгать или же идти в монастырь, убивать плоть… А на другой день было свидание, и опять Софья Львовна ездила по городу одна на извозчике и вспоминала про тетю.
На другой день, утром, всю
ночь не спавший Вывертов запряг своего каурого в бричку и поехал наводить справки. Решил он заехать к кому-нибудь из соседей, а ежели представится надобность, то и к самому предводителю.
Проезжая через Ипатьево, он встретился там с протоиереем Пафнутием Амаликитянским. Отец протоиерей шел от церкви к дому и, сердито помахивая жезлом, то и дело оборачивался к шедшему за ним дьячку и бормотал: «Да и дурак же ты, братец! Вот дурак!»
В одну скверную осеннюю
ночь Андрей Степанович Пересолин ехал из театра. Ехал он и размышлял о той пользе, какую приносили бы театры, если бы в них давались пьесы нравственного содержания.
Проезжая мимо правления, он бросил думать о пользе и стал глядеть на окна дома, в котором он, выражаясь языком поэтов и шкиперов, управлял рулем. Два окна, выходившие из дежурной комнаты, были ярко освещены.
Много лет назад какой-то
проезжий землемер, ночевавший на хуторе, проговорил всю
ночь с Иваном Абрамычем, остался недоволен и утром, уезжая, сказал ему сурово: «Вы, сударь мой, печенег!» Отсюда и пошло «Печенегов хутор», и это прозвище еще более укрепилось, когда дети Жмухина подросли и стали совершать набеги на соседние сады и бахчи.
И она стала рассказывать шёпотом, как она по
ночам гуляет с поповичем, и что он ей говорит, и какие у него товарищи, и как она с
проезжими чиновниками и купцами гуляла. От печальной песни потянуло свободной жизнью, Софья стала смеяться, ей было и грешно, и страшно, и сладко слушать, и завидовала она, и жалко ей было, что она сама не грешила, когда была молода и красива…
Лунною
ночью мы
проехали за станцией Карымскою мимо обвала.