Неточные совпадения
— Я думаю, —
продолжал он, — что эта попытка спиритов объяснять свои чудеса какою-то новою силой — самая неудачная. Они прямо говорят о силе духовной и хотят ее подвергнуть материальному
опыту.
— К чему ведет нас безответственный критицизм? — спросил он и, щелкнув пальцами правой руки по книжке,
продолжал: — Эта книжка озаглавлена «Исповедь человека XX века». Автор, некто Ихоров, учит: «Сделай в самом себе лабораторию и разлагай в себе все человеческие желания, весь человеческий
опыт прошлого». Он прочитал «Слепых» Метерлинка и сделал вывод: все человечество слепо.
— Послушайте, Вера, я не Райский, —
продолжал он, встав со скамьи. — Вы женщина, и еще не женщина, а почка, вас еще надо развернуть, обратить в женщину. Тогда вы узнаете много тайн, которых и не снится девичьим головам и которых растолковать нельзя: они доступны только
опыту… Я зову вас на
опыт, указываю, где жизнь и в чем жизнь, а вы остановились на пороге и уперлись. Обещали так много, а идете вперед так туго — и еще учить хотите. А главное — не верите!
Мы были уж очень не дети; в 1842 году мне стукнуло тридцать лет; мы слишком хорошо знали, куда нас вела наша деятельность, но шли. Не опрометчиво, но обдуманно
продолжали мы наш путь с тем успокоенным, ровным шагом, к которому приучил нас
опыт и семейная жизнь. Это не значило, что мы состарелись, нет, мы были в то же время юны, и оттого одни, выходя на университетскую кафедру, другие, печатая статьи или издавая газету, каждый день подвергались аресту, отставке, ссылке.
Но странным образом этот всевластный
опыт нисколько не сближает познания с бытием, субъект остается оторванным от объекта, действительность
продолжает отсутствовать в познании, самой жизни нет в
опыте.
— Ну да, —
продолжал невозмутимо Симановский, — я покажу ей целый ряд возможных произвести дома химических и физических
опытов, которые всегда занимательны и полезны для ума и искореняют предрассудки. Попутно я объясню ей кое-что о строении мира, о свойствах материи. Что же касается до Карла Маркса, то помните, что великие книги одинаково доступны пониманию и ученого и неграмотного крестьянина, лишь бы было понятно изложено. А всякая великая мысль проста.
Да, мой милый молодой человек, —
продолжал князь, беря Калиновича за руку, — выслушайте вы, бога ради, меня, старика, который вас полюбил, признает в вас ум, образование, талант, — выслушайте несколько моих задушевных убеждений, которые я купил ценою горького собственного
опыта!
Самородок, который
продолжал брать аккорды во время
опытов над раком, придерживаясь минорных тонов, потому нельзя ведь знать, как что действует, — самородок сыграл свой неизменный вальс и, разумеется, удостоился самого лестного одобрения.
— Поверьте вы мне-с, —
продолжала она милым, но в то же время несколько наставническим тоном, — я знаю по собственному
опыту, что единственное счастье человека на земле — это труд и трудиться; а вы, князь, извините меня, ничего не делаете…
— Да, мой друг! —
продолжал Сборской, — любил, люблю и буду любить без памяти мой эскадрон, с которым я тогда почти два месяца был в разлуке. Повеселясь порядком и оставя половину моей казны в Вильне, я на четвертый день отправился далее, на пятый переехал Неман, а на шестой уверился из
опыта, что в эту национальную войну Пруссия была нашим вторым отечеством.
Упомянув сначала о запрещении 1796 года, указ
продолжает: «Но как, с одной стороны, внешние обстоятельства, к мере сей правительство побудившие, прошли и ныне уже не существуют, а с другой — пятилетний
опыт доказал, что средство сие было и весьма недостаточно к достижению предполагаемой им цели, то по уважениям сим и признали мы справедливым, освободив сию часть от препон, по времени соделавшихся излишними и бесполезными, возвратить ее в прежнее положение…» Далее, после разрешения вновь заводить вольные типографии и печатать в них всякие книги с освидетельствованием Управы благочиния, в указе повелевается — «цензуры всякого рода, в городах и при портах учрежденные, яко уже ненужные, упразднить» (П. С. З., № 20139).
Он сам все
продолжал свои стихотворные
опыты, сочиняя по слуху и не умея еще хорошенько определить, в чем заключается разница стихов от прозы.
— Страшного, положим, ничего нет, а интересно, —
продолжал Половецкий. — Благодаря телефону сделано удивительное открытие, на которое почему-то до сих пор не обращено никакого внимания. Именно, голоса своих знакомых узнаешь, а свой голос не можешь узнать… Я сам проделывал этот
опыт.
«Обнародование этих наблюдений, —
продолжает Гюббенет, — может быть, удержит людей даже с такой скептической натурой, как и моя, от производства дальнейших
опытов, могущих повести к совершенному расстройству здоровья лиц, им подвергающихся.
— История если и была вызвана с помощью благоприятных обстоятельств, — скромно
продолжал Колтышко, — то единственно затем, чтобы определить почву под ногами, и не столько для настоящего, сколько для будущего. Надо было узнать на
опыте, насколько подготовлено общество, масса, общественное мнение и, пожалуй, даже войско. Это одно, а потом необходимо было знать, насколько слабо или сильно правительство. К счастью, оно оказалось непоследовательнее и слабее даже, чем мы думали.
Без этого это только трансцендентные и регулятивные принципы спекулятивного разума, которые побуждают его не допускать новый объект вне
опыта продолжать свое применение в
опыте до возможной полноты.
Не наученные
опытом, вздумали они
продолжать борьбу с Екатериной II, которую считали единственною виновницей ослабления их отечества.
В связи со всем этим во мне шла и внутренняя работа, та борьба, в которой писательство окончательно победило, под прямым влиянием обновления нашей литературы, журналов, театра, прессы. Жизнь все сильнее тянула к работе бытописателя.
Опыты были проделаны в Дерпте в те последние два года, когда я еще
продолжал слушать лекции по медицинскому факультету. Найдена была и та форма, в какой сложилось первое произведение, с которым я дерзнул выступить уже как настоящий драматург, еще нося голубой воротник.
За всю зиму в Париже я
продолжал заниматься усиленно и английским языком, уже зная по
опыту, что в Лондоне недостаточно порядочно знать язык, но надо приобресть и такой выговор, чтобы вас сразу понимали не только образованные люди, но и простой народ.
— Впрочем, —
продолжал врач, — способ, о котором я упомянул, требует большой осторожности и потому опасен. В последнюю свою болезнь папа Иннокентий Восьмой хотел прибегнуть к нему. Сделали сначала
опыт над тремя десятилетними мальчиками; но как
опыт не совсем удался и дети умерли, то и святой отец не соизволил подвергнуться ему. Остается многожелчному быть как можно смирнее и уступчивей, а тому, у кого недостает желчи, более приводить кровь свою в движение.
Ипполитов. Говорите же… давайте
опыты. (Трое молодых людей останавливаются у камина близ Ипполитова и Павла Флегонтыча и мешают им
продолжать разговор.)
Теперь я буду
продолжать рассказ: как поступили в этом случае люди, имевшие предо мною все несравнимые преимущества в старшинстве лет, в
опыте, в познаниях и в том превосходном дерзновении веры, которое сечет и рубит мелкий страх шаткости маловерного сомнения.