Неточные совпадения
Во всех этих случаях муж уступал или
продавал неверную жену, и та самая сторона, которая за
вину не имела права на вступление в брак, вступала в вымышленные, мнимо узаконенные отношения с новым супругом.
Собакевич отвечал, что Чичиков, по его мнению, человек хороший, а что крестьян он ему
продал на выбор и народ во всех отношениях живой; но что он не ручается за то, что случится вперед, что если они попримрут во время трудностей переселения в дороге, то не его
вина, и в том властен Бог, а горячек и разных смертоносных болезней есть на свете немало, и бывают примеры, что вымирают-де целые деревни.
Сингапур — один из всемирных рынков, куда пока еще стекается все, что нужно и не нужно, что полезно и вредно человеку. Здесь необходимые ткани и хлеб, отрава и целебные травы. Немцы, французы, англичане, американцы, армяне, персияне, индусы, китайцы — все приехало
продать и купить: других потребностей и целей здесь нет. Роскошь посылает сюда за тонкими ядами и пряностями, а комфорт шлет платье, белье, кожи,
вино, заводит дороги, домы, прорубается в глушь…
В канцелярии было человек двадцать писцов. Большей частию люди без малейшего образования и без всякого нравственного понятия — дети писцов и секретарей, с колыбели привыкнувшие считать службу средством приобретения, а крестьян — почвой, приносящей доход, они
продавали справки, брали двугривенные и четвертаки, обманывали за стакан
вина, унижались, делали всякие подлости. Мой камердинер перестал ходить в «бильярдную», говоря, что чиновники плутуют хуже всякого, а проучить их нельзя, потому что они офицеры.
Старосты и его missi dominici [господские сподручные (лат.).] грабили барина и мужиков; зато все находившееся на глазах было подвержено двойному контролю; тут береглись свечи и тощий vin de Graves [сорт белого
вина (фр.).] заменялся кислым крымским
вином в то самое время, как в одной деревне сводили целый лес, а в другой ему же
продавали его собственный овес.
Он бросал деньги направо и налево, никому ни в чем не отказывал, особенно учащейся молодежи, держал на Тверской, на углу Чернышевского переулка, рядом с генерал-губернаторским домом магазинчик виноградных
вин из своих великолепных крымских виноградников «Новый Свет» и
продавал в розницу чистое, натуральное
вино по двадцать пять копеек за бутылку.
— С удовольствием.
Вино, позвольте вам сказать, и краденое покупать не грех, потому что оно от избытка. В котором доме избыток — служитель отложит, что против препорции, к сторонке и
продаст. Многие даже мясо потаенное покупают…
Для покорения христианству диких народов, которые нас не трогают и на угнетение которых мы ничем не вызваны, мы, вместо того чтобы прежде всего оставить их в покое, а в случае необходимости или желания сближения с ними воздействовать на них только христианским к ним отношением, христианским учением, доказанным истинными христианскими делами терпения, смирения, воздержания, чистоты, братства, любви, мы, вместо этого, начинаем с того, что, устраивая среди них новые рынки для нашей торговли, имеющие целью одну нашу выгоду, захватываем их землю, т. е. грабим их,
продаем им
вино, табак, опиум, т. е. развращаем их и устанавливаем среди них наши порядки, обучаем их насилию и всем приемам его, т. е. следованию одному животному закону борьбы, ниже которого не может спуститься человек, делаем всё то, что нужно для того, чтобы скрыть от них всё, что есть в нас христианского.
И вот этот купец (который часто кроме того совершает еще и ряд прямых мошенничеств,
продавая дурное за хорошее, обвешивает, обмеривает или торгует исключительно губящими жизнь народа предметами, как
вино, опиум) смело считает себя и считается другими, если только он прямо не обманывает в делах своих сотоварищей по обману, т. е. свою братью — купцов, то считается образцом честности и добросовестности.
Под фантастическим флагом тянулось грязное полотно навесов торговых ларей, где
продавали лимонад, фисташковую воду, воду со льдом, содовую и виски, пальмовое
вино и орехи, конфеты и конфетти, серпантин и хлопушки, петарды [Петарда — здесь: бумажный снаряд, заряженный порохом и дающий взрывы при фейерверках.] и маски, шарики из липкого теста и колючие сухие орехи, вроде репья, выдрать шипы которых из волос или ткани являлось делом замысловатым.
— Ты здесь погулял, ну, слава Богу! Как молодому человеку не веселиться? Ну, и Бог счастье дал. Это хорошо. А там — то уж смотри, сынок, не того… Пуще всего начальника ублажай, нельзя! А я и
вина продам, денег припасу коня купить и девку высватаю.
— Да что, дядя! Вот коня купить надо, а бают, за рекой меньше пятидесяти монетов не возьмешь. Матушка
вина еще не
продала.
Сперва
продали все добро из комнат, потом хлеб, скот — и все понемногу; нет денег на
вино — корову сведут, диван
продадут.
А вокруг яслей — арабы в белых бурнусах уже успели открыть лавочки и
продают оружие, шёлк, сласти, сделанные из воска, тут же какие-то неизвестной нации люди торгуют
вином, женщины, с кувшинами на плечах, идут к источнику за водою, крестьянин ведет осла, нагруженного хворостом, вокруг Младенца — толпа коленопреклоненных людей, и всюду играют дети.
Вино не позволено
продавать нигде, кроме кабаков, а уж я так только, по доброте своей, допустил это тебе, а ты и тут корячишься…
Неладно — вижу я!
А кто
виной? Бояре
продают —
Да,
продают меня!
И помимо неаккуратности в художестве, все они сами расслабевши, все друг пред другом величаются, а другого чтоб унизить ни во что вменяют; или еще того хуже, шайками совокупясь, сообща хитрейшие обманы делают, собираются по трактирам и тут
вино пьют и свое художество хвалят с кичливою надменностию, а другого рукомесло богохульно называют «адописным», а вокруг их всегда как воробьи за совами старьевщики, что разную иконописную старину из рук в руки перепущают, меняют, подменивают, подделывают доски, в трубах коптят, утлизну в них делают и червоточину; из меди разные створы по старому чеканному образцу отливают; амаль в ветхозаветном роде наводят; купели из тазов куют и на них старинные щипаные орлы, какие за Грозного времена были, выставляют и
продают неопытным верителям за настоящую грозновскую купель, хотя тех купелей не счесть сколько по Руси ходит, и все это обман и ложь бессовестные.
Не то что скиты — Христа Царя Небесного за ведро
вина продадут!..
— Усердны! — с горькой усмешкой воскликнула Манефа. — Иуда Христа за сребреники
продал, а наши мужики за ведро
вина и Христа и веру
продадут, а скиты на придачу дадут…
А раньше, бывало, мужики виноград давят, а я скупаю
вино и
продаю, сам ничего не работаю.
— А мужики у вас в деревне не богатые? Вон, Албантов осенью одного
вина продал на сто двадцать тысяч. Сами же вы говорили, что у каждого мужика спрятано керенок на двадцать — тридцать тысяч. И все у них есть, всякая скотина. Где же нам, дачникам, до них?
— А фунт хлеба стоит семьдесят пять копеек! Значит, четыре фунта хлеба, гривенник на прежние деньги! Да как же ему не совестно! Ведь это Албантовы, первые богачи в деревне, они осенью одного
вина продали на сто двадцать тысяч. Как же ты его не пристыдил, что так врачу не платят?
В 1873 году скончался мой отец. От него я получил в наследство имение, которое — опять по
вине"Библиотеки" —
продал. По крайней мере две трети этого наследства пошли на уплату долгов, а остальное я по годам выплачивал вплоть до 1886 года, когда наконец у меня не осталось ни единой копейки долгу, и с тех пор я не делал его ни на полушку.
«Порок есть, — думал он, — но нет ни сознания
вины, ни надежды на спасение. Их
продают, покупают, топят в
вине и в мерзостях, а они, как овцы, тупы, равнодушны и не понимают. Боже мой, боже мой!»
— Зачем, — продолжал граф после маленькой паузы и налил себе
вина, — зачем, спрошу я, люди с хорошим состоянием, с именем
продают свое самостоятельное положение, идут в чиновники, обивают пороги в приемных? Зачем?.. Прямо из одного тщеславия, даже меньше, — из какого-то добровольного холопства…
— Коли не
продал Терентьич — это кабатчик — для чего нельзя. Только заломит он теперь за него цену… Впрочем, и то говорить… Я за него чуть не цельную неделю пьянствовал,
вина этого высосал страсть…