Неточные совпадения
Была ты нам люба,
Как от Москвы до Питера
Возила за три рублика,
А коли семь-то рубликов
Платить, так черт
с тобой...
— Я больше тебя знаю свет, — сказала она. — Я знаю этих людей, как Стива, как они смотрят на это. Ты говоришь, что он
с ней говорил об тебе. Этого не было. Эти люди делают неверности, но свой домашний очаг и жена — это для них святыня. Как-то у них эти женщины остаются в презрении и не мешают
семье. Они какую-то черту
проводят непроходимую между
семьей и этим. Я этого не понимаю, но это так.
Жена?.. Нынче только он говорил
с князем Чеченским. У князя Чеченского была жена и
семья — взрослые пажи дети, и была другая, незаконная
семья, от которой тоже были дети. Хотя первая
семья тоже была хороша, князь Чеченский чувствовал себя счастливее во второй
семье. И он
возил своего старшего сына во вторую
семью и рассказывал Степану Аркадьичу, что он находит это полезным и развивающим для сына. Что бы на это сказали в Москве?
Когда в губернском городе
С. приезжие жаловались на скуку и однообразие жизни, то местные жители, как бы оправдываясь, говорили, что, напротив, в
С. очень хорошо, что в
С. есть библиотека, театр, клуб, бывают балы, что, наконец, есть умные, интересные, приятные
семьи,
с которыми можно
завести знакомства. И указывали на
семью Туркиных как на самую образованную и талантливую.
Помнится, нам встретилась многочисленная
семья белокурых и чопорных англичан; все они, словно по команде,
с холодным изумлением
проводили Асю своими стеклянными глазами, а она, как бы им назло, громко запела.
Лондон ждет приезжего часов
семь на ногах, овации растут
с каждым днем; появление человека в красной рубашке на улице делает взрыв восторга, толпы
провожают его ночью, в час, из оперы, толпы встречают его утром, в
семь часов, перед Стаффорд Гаузом.
— Это очень опасно,
с этого начинается сумасшествие. Камердинер
с бешенством уходил в свою комнату возле спальной; там он читал «Московские ведомости» и тресировал [заплетал (от фр. tresser).] волосы для продажных париков. Вероятно, чтоб
отвести сердце, он свирепо нюхал табак; табак ли был у него силен, нервы носа, что ли, были слабы, но он вследствие этого почти всегда раз шесть или
семь чихал.
Однажды зимой молодой Савельцев приехал в побывку к отцу в Щучью-Заводь. Осмотрелся
с недельку и затем, узнавши, что по соседству, в
семье Затрапезных, имеется девица-невеста, которой предназначено в приданое Овсецово, явился и в Малиновец.
Благодаря этим систематическим лишениям и урезкам удается настолько
свести концы
с концами, чтобы скромненько обшить и обуть
семью и заплатить жалованье дешевенькой гувернантке.
С безотчетным эгоизмом он, по — видимому,
проводил таким образом план ограждения своего будущего очага: в
семье, в которой мог предполагать традиции общепризнанной местности, он выбирал себе в жены девочку — полуребенка, которую хотел воспитать, избегая периода девичьего кокетства…
Устенька в отчаянии уходила в комнату мисс Дудль, чтоб
отвести душу. Она только теперь в полную меру оценила эту простую, но твердую женщину, которая в каждый данный момент знала, как она должна поступить. Мисс Дудль совсем сжилась
с семьей Стабровских и рассчитывала, что, в случае смерти старика, перейдет к Диде, у которой могли быть свои дети. Но получилось другое: деревянную англичанку без всякой причины возненавидел пан Казимир, а Дидя, по своей привычке, и не думала ее защищать.
В страду Аннушка
завела шашни
с кержаками, работавшими на покосе у Никитича, и только срамила всю
семью.
Здесь Ульрих Райнер
провел семь лет, скопил малую толику капитальца и в исходе седьмого года женился на русской девушке, служившей вместе
с ним около трех лет гувернанткой в том же доме князей Тотемских.
С мельчайшими подробностями рассказывали они, как умирала, как томилась моя бедная бабушка; как понапрасну звала к себе своего сына; как на третий день, именно в день похорон, выпал такой снег, что не было возможности
провезти тело покойницы в Неклюдово, где и могилка была для нее вырыта, и как принуждены была похоронить ее в Мордовском Бугуруслане, в
семи верстах от Багрова.
Он так и сделал. Но прежде приехал к отцу,
с которым у него были неприятные отношения за новую
семью, которую
завел отец. Теперь же он решил сблизиться
с отцом. И так и сделал. И отец удивлялся, смеялся над ним, а потом сам перестал нападать на него и вспомнил многие и многие случаи, где он был виноват перед ним.
Ради них он обязывается урвать от своего куска нечто, считающееся «лишним», и
свезти это лишнее на продажу в город; ради них он лишает
семью молока и отпаивает теленка, которого тоже везет в город; ради них он, в дождь и стужу, идет за тридцать — сорок верст в город пешком
с возом «лишнего» сена; ради них его обсчитывает, обмеривает и ругает скверными словами купец или кулак; ради них в самой деревне его держит в ежовых рукавицах мироед.
Днем будет заниматься
с учениками, вечером — готовиться к будущему дню или
проводить время в
семье священника, который получал от соседнего управляющего газеты и охотно делился
с нею.
В г. К. он и сблизился
с семьей Тугановских и такими тесными узами привязался к детям, что для него стало душевной потребностью видеть их каждый вечер. Если случалось, что барышни выезжали куда-нибудь или служба задерживала самого генерала, то он искренно тосковал и не находил себе места в больших комнатах комендантского дома. Каждое лето он брал отпуск и
проводил целый месяц в имении Тугановских, Егоровском, отстоявшем от К. на пятьдесят верст.
— Да, им хорошо, как две хаты есть, — вмешалась за Марьяну старуха: — а вот к Фомушкиным тоже ихнего начальника
отвели, так, бают, весь угол добром загородил, а
с своею
семьей деваться некуда. Слыхано ли дело, целую орду в станицу пригнали! Что будешь делать, — сказала она. — И каку черную немочь они тут работать будут!
Сестра продолжала и закончила постройку
с тою же быстротою,
с которой он вел ее, а когда дом был совершенно отстроен, первым пациентом вошел в пего ее брат.
Семь лет
провел он там — время, вполне достаточное для того, чтобы превратиться в идиота; у него развилась меланхолия, а сестра его за это время постарела, лишилась надежд быть матерью, и когда, наконец, увидала, что враг ее убит и не воскреснет, — взяла его на свое попечение.
— Сегодня в охрану не явилось
семь человек, — почему? Многие, кажется, думают, что наступили какие-то праздники? Глупости не потерплю, лени — тоже… Так и знайте… Я теперь
заведу порядки серьёзные, я — не Филипп! Кто говорил, что Мельников ходит
с красным флагом?
Тетушке Клеопатре Львовне как-то раз посчастливилось сообщить брату Валерию, что это не всегда так было; что когда был жив папа, то и мама
с папою часто езжали к Якову Львовичу и его жена Софья Сергеевна приезжала к нам, и не одна, а
с детьми, из которых уже два сына офицеры и одна дочь замужем, но
с тех пор, как папа умер, все это переменилось, и Яков Львович стал посещать maman один, а она к нему ездила только в его городской дом, где он
проводил довольно значительную часть своего времени, живучи здесь без
семьи, которая жила частию в деревне, а еще более за границей.
Я
с особенной учтивостью
проводил его до передней (как не
провожать человека, который приехал
с тем, чтобы нарушить спокойствие и погубить счастье целой
семьи!). Я жал
с особенной лаской его белую, мягкую руку.
Степан редкую ночь не
проводил на Прокудинском задворке; его и собаки Прокудинские знали; но в
семье никто не замечал его связи
с Настею.
Цель его состояла в том, чтобы всё больше и больше освобождать себя от этих неприятностей и придать им характер безвредности и приличия; и он достигал этого тем, что он всё меньше и меньше
проводил время
с семьею, а когда был вынужден это делать, то старался обеспечивать свое положение присутствием посторонних лиц.
Сначала я принял умное положение Павлуся: глаза установил в потолок и руки отвесил, но, услыша вопрос, должен был поскорее руки запрятать в карманы, потому что я, следуя методу домине Галушкинского, весь арифметический счет производил по пальцам и суставам. Знав твердо, что у меня на каждой руке по пяти пальцев и на них четырнадцать суставов, я скоро сосчитал восемь и
семь и, не
сводя глаз
с потолка, отвечал удовлетворительно.
Проводив жениха, Надя пошла к себе наверх, где жила
с матерью (нижний этаж занимала бабушка). Внизу, в зале, стали тушить огни, а Саша все еще сидел и пил чай. Пил он чай всегда подолгу, по-московски, стаканов по
семи в один раз. Наде, когда она разделась и легла в постель, долго еще было слышно, как внизу убирала прислуга, как сердилась бабуля. Наконец все затихло, и только слышалось изредка, как в своей комнате, внизу, покашливал басом Саша.
В
семь лет злоречие кумушек стихло и позабылось давно, теперь же, когда христовой невесте стало уж под сорок и прежняя красота сошла
с лица, новые сплетки
заводить даже благородной вдовице Ольге Панфиловне было не
с руки, пожалуй, еще никто не поверит, пожалуй, еще насмеется кто-нибудь в глаза вестовщице.
Судьба как-то недавно забросила меня в Райское, и я
провела целое лето в
семье Стогунцевых. Это прелестная, дружная, симпатичная
семья. Умная, добрая Нина Владимировна и её милые дети произвели на меня глубокое впечатление. Но больше всех меня очаровала Тася. Это была прелестная девочка, самоотверженная, готовая отдать себя на служение другим,
с кротким нравом и чуткой душою.
Все
семь лет его женатой жизни она
провела в другой усадьбе; в явной ссоре
с матерью Сани не была, но не прощала обиды и ждала часа отместки.
Сафроныч же, получив значительную для него сумму в десять рублей, утаил ее от жены, благополучно перебрался
с ними в трактир и загулял самым широким загулом. Три дня и три ночи
семья его
провела уже в своем новом доме, а он все кочевал из трактира в трактир, из кабака в кабачок — и попивал себе
с добрыми приятелями, желая немцу сто лет здравствовать и столько же на карачках ползать. В благодушии своем он сделал ему надбавку и вопиял...
Пожил Митька у меня месяцев
с восемь. Андрей Васильич Абдулин той порой на теплые воды собрался жену лечить. Ехал в чужие край всей
семьей. Стал у меня Митька
с ними проситься. Что ж, думаю, избным теплом далеко не уедешь, печка нежит, дорога разуму учит, дам я Митьке партию сала, пущай продаст его в чужих краях; а благословит его бог, и заграничный торг
заведем!.. Тут уж меня никто не уговаривал — враг смутил!.. Захочет кого господь наказать — разум отымет, слепоту на душу нашлет!..
В день отъезда — чудный, ясный августовский день — вся хуторская
семья с Дмитрием Ивановичем и Маей, пришедшими
проводить Волгиных, и князем Виталием, их попутчиком до губернского города (князь в этот день уезжал за границу), сидели в последний раз за завтраком на террасе.
С каким наслаждением я бы исполнила желание этой симпатичнейшей и милейшей из антрепренерш — хозяек театра, но… зимой надо много работать на школьной сцене, готовясь к выпуску, а весной истекает срок отлучки рыцаря Трумвиля. Он приедет, и я не знаю, где я
проведу лето
с семьей.
Дети не заставили отца повторять приглашение и
с большим аппетитом принялись за еду. Старик Андрон, стоя у притолоки, рассказывал Волгину про хозяйственные дела на хуторе. Хутор был куплен Юрием Денисовичем этою весною в одном из прелестных уголков России, и он впервые
с семьей приехал сюда
провести лето и отдохнуть на деревенском просторе.
«Рассмотрев дело русского подданного Николая Савина, именующего себя маркизом Сансаком де Траверсе и французской гражданки Мадлен де Межен, обвиняемых: первый в проживании под чужим именем и оба в оскорблении на словах и в действии полицейских властей и в неповиновении сим властям, — брюссельский суд исправительной полиции определил: Николая Савина подвергнуть заключению в тюрьме сроком на
семь месяцев и штрафу в пятьсот франков, а Мадлен де Межен подвергнуть тюремному заключению на два месяца и штрафу в двести франков, обоих же по отбытии наказания
отвезти за границу,
с запрещением возвращения и проживания в пределах Бельгийского королевства в продолжение одного года.
— Ну вас к ляду
с вашим барином, — лукаво улыбнулась Ириша. — Урвалась на минутку. Семь-ка, [А ну, давай, ну-ка.] думаю, посмотрю, не
завел ли мой Яков какую ни на есть зазнобушку. Испытать захотела, словам-то мужчин тоже верить, ох, погодить надо.
— Прошу вас, милостивый государь, относиться к моим словам несколько серьезнее. Вчера произошли такие вещи, что я приобрела неотъемлемое право говорить
с вами именно так, как говорю. Вы спрашиваете о здоровье вашей жены, которая
провела ночь, оплакивая разочарование брака и все-таки беспокоясь о здоровье своего мужа, возвратившегося в
семь часов и не подающего признаков жизни до двух.
Павел Флегонтыч. Найти возможность быть ныне в
семь часов вечера в Садовой, у Сухаревой башни… Возьмите
с собою Медовицыну, скажите ей, что вы хотите посетить бедное семейство… одни, без свидетелей… Знаю ваше прекрасное сердце — это случается
с вами не в первый раз… Выйдите из кареты… на углу переулка будут вас ждать… Если вы доверяетесь чести моей, я сам
провожу вас к вашему отцу, но,
проводив, оставлю вас.
И мне раз, в юности моей, удалось
провести несколько дней в этой благословенной
семье и видеть, как два маленьких внука и крошка внучка барахтались
с дедушкой на лугу.
Вот когда Баранщиков вспомянул предсказание, которое ему делали зарубежные запорожцы, которых он хотел исправить, звал возвратиться в Россию, а они ему отвечали: «иди сам, а когда и пойдешь, то добра не найдешь…» Вот оно все это теперь и сбывалося!.. Что еще могло быть хуже, как попасть из кофишенков да в соляные варницы
с отработкою по двадцать четыре рубля в год! За триста пять рублей ему там пришлось бы
провести лет
семь…
За исключением поездок по делам, зимой, бòльшую часть времени он
проводил дòма, сживаясь
с семьей и входя в мелкие отношения между матерью и детьми.
Она не понимала, чем он так восхищался, рассказывая
с восторгом про богатого хозяйственного мужика Матвея Ермишина, который всю ночь
с семьей возил снопы, и еще ни у кого ничего не было убрано, а у него уже стояли одонья.