Неточные совпадения
Вы пра́вы: из огня тот выйдет невредим,
Кто с вами день
пробыть успеет,
Подышит воздухом одним,
И
в нем рассудок уцелеет.
Но едва
пробыли часа два дома, как оробели и присмирели, не найдя ни
в ком и ни
в чем ответа и сочувствия своим шумным излияниям. От смеха и веселого говора раздавалось около них печальное эхо, как
в пустом доме.
Князь
пробыл в отлучке ровно шесть месяцев, и даже те,
кто имел некоторые причины интересоваться его судьбой, слишком мало могли узнать о нем за всё это время.
Ижбурдин. А
кто его знает! мы об таком деле разве думали? Мы вот видим только, что наше дело к концу приходит, а как оно там напредки выдет — все это
в руце божией… Наше теперича дело об том только думать, как бы самим-то нам
в мире прожить, беспечальну
пробыть. (Встает.) Одначе, мы с вашим благородием тутотка забавляемся, а нас, чай, и бабы давно поди ждут… Прощенья просим.
Первый прошел исповедоваться папа. Он очень долго
пробыл в бабушкиной комнате, и во все это время мы все
в диванной молчали или шепотом переговаривались о том,
кто пойдет прежде. Наконец опять из двери послышался голос монаха, читавшего молитву, и шаги папа. Дверь скрипнула, и он вышел оттуда, по своей привычке, покашливая, подергивая плечом и не глядя ни на
кого из нас.
Я
пробыл на фабрике двое суток; днем толкался
в народе, становился
в очередь, будто наниматься или получать расчет, а когда доходила очередь до меня, то исчезал.
В очередях добыл массу сведений, но говорили с осторожкой: чуть
кто подойдет — смолкают, конторские сыщики следили вовсю.
Пробыл я лагери,
пробыл вторую зиму
в учебной команде, но уже
в должности капрального, командовал взводом, затем отбыл следующие лагери, а после лагерей нас, юнкеров, отправили
кого в Казанское, а
кого в Московское юнкерское училище. С моими друзьями Калининым и Павловым, с которыми мы вместе прожили на нарах, меня разлучили: их отправили
в Казань, а я был удостоен чести быть направленным
в Московское юнкерское училище.
Замечание мое поразило его. По-видимому, он даже и не подозревал, что, наступая на законы вообще, он, между прочим, наступает и на тот закон, который ставит помпадуровы радости и помпадуровы печали
в зависимость от радостей и печалей начальственных. С минуту он
пробыл как бы
в онемении, но, наконец, очнулся, схватил мою руку и долго ее жал, смотря на меня томными и умиленными глазами.
Кто знает, быть может, он даже заподозрел во мне агента"диктатуры сердца".
— Напьёмся чаю и пойдём со мной… — заговорил он, позёвывая. — Я дам тебе одного человечка, ты за ним следи. Куда он — туда и ты, понимаешь? Записывай время, когда он войдёт
в какой-либо дом, сколько там
пробудет. Узнай,
кого он посещал. Если он выйдет из дома — или встретится дорогой — с другим человеком, — заметь наружность другого… А потом… впрочем, всего сразу не поймёшь.
Вдруг ровно его осветило. «Митя не
в ярманке ли? — подумал он. — Не сбирался он к Макарью, дел у него
в Петербурге по горло, да притом же за границу собирался ехать и там вплоть до глубокой осени
пробыть… Однако ж
кто его знает… Может быть, приехал!.. Эх, как бы он у Макарья был».
— С тоски, Аграфена Петровна, с одной только тоски, — отвечал Самоквасов. — Опротивел мне Божий свет, во всем я отчаялся. «Дай, подумал я, съезжу
в Комаров, там много знакомых. Не размыкаю ли с ними кручину». Однако напрасно ездил. Хоть бы словечко
кто мне по душе сказал. Все только говорили, что очень я переменился — ни прежнего-де удальства, ни прежней отваги, ни веселости нисколько во мне не осталось. Тоски
в Комарове прибыло, и там я
пробыл всего трое суток.
— Я тебе говорила, всю весну мы
пробыли тут на голоде,
в Артемьевском уезде. Ну, я тебе скажу, — и насмотрелись. Жутко вспомнить. До июня
пробыли там и все просадили, у
кого какие были деньги; то есть, понимаешь, ни гроша ни у
кого не осталось. Ну, вот и пошли
в Томилинск.
Несколько дней
пробыли цыганы у лекарки, и когда раны на лице больной стали совсем заживать, подали ей кусочек зеркальца, чтобы она посмотрелась
в него. Половина лица ее от бровей до подбородка была изуродована красными пятнами и швами; она окривела, и
в ней только по голосу признать можно было прежнюю Мариулу, которой любовались так много все,
кто только видел ее. Она посмотрелась
в кусочек зеркала, сделала невольно гримасу и — потом улыбнулась.
В этой улыбке заключалось счастие ее милой Мариорицы.
Три года Константин Пизонский
пробыл дьячком полковой церкви и, наконец, по ходатайству матери, возвращен для ее прокормления. Но своей старухи Константин Пизонский, возвратясь домой, уже не застал на свете. Он пришел
в Старый Город и явился к дяде-староверу Mapкелу Дееву. Маркел Семенович Деев допустил Пизонского к себе на глаза, выслушал все, что тот говорил ему, а потом позвал всех,
кто у него был
в семье, и сказал племяннику...
Только тот,
кто испытал это, то-есть,
пробыл несколько месяцев, не переставая,
в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями.