Неточные совпадения
Самая полнота и средние лета Чичикова много повредят ему: полноты ни в каком случае не простят герою, и весьма многие дамы, отворотившись, скажут: «Фи, такой гадкий!» Увы!
все это известно автору, и
при всем том он не может взять в герои добродетельного человека, но… может быть, в сей же самой повести почуются иные, еще доселе не бранные струны, предстанет несметное богатство русского духа, пройдет муж, одаренный божескими доблестями,
или чудная русская девица, какой не сыскать нигде в мире,
со всей дивной красотой женской души,
вся из великодушного стремления и самоотвержения.
Если убили они,
или только один Николай, и
при этом ограбили сундуки
со взломом,
или только участвовали чем-нибудь в грабеже,
то позволь тебе задать
всего только один вопрос: сходится ли подобное душевное настроение,
то есть взвизги, хохот, ребяческая драка под воротами, — с топорами, с кровью, с злодейскою хитростью, осторожностью, грабежом?
Со всем тем княгиня, в сущности, после смерти мужа и дочерей скучала и бывала рада, когда старая француженка, бывшая гувернанткой
при ее дочерях, приезжала к ней погостить недели на две
или когда ее племянница из Корчевы навещала ее. Но
все это было мимоходом, изредка, а скучное с глазу на глаз с компаньонкой не наполняло промежутков.
Не знаю. В последнее время,
то есть после окончания моего курса, она была очень хорошо расположена ко мне; но мой арест, слухи о нашем вольном образе мыслей, об измене православной церкви
при вступлении в сен-симонскую «секту» разгневали ее; она с
тех пор меня иначе не называла, как «государственным преступником»
или «несчастным сыном брата Ивана».
Весь авторитет Сенатора был нужен, чтоб она решилась отпустить NataLie в Крутицы проститься
со мной.
И на дочь свою, когда
та делает попытку убедить отца, он,
при всей своей мягкости, прикрикивает: «Да как ты смеешь так
со мною разговаривать?» А затем он дает ей строгий приказ: «Вот тебе, Авдотья, мое последнее слово:
или поди ты у меня за Бородкина,
или я тебя и знать не хочу».
Молодой человек, напротив
того, начинает уже смутно понимать, что вокруг его есть что-то неладное, разрозненное, неклеящееся; он видит себя в странном противоречии
со всем окружающим, он хочет протестовать против этого, но, не обладая никакими живыми началами, необходимыми для примирения [59], остается
при одном зубоскальстве
или псевдотрагическом негодовании.
И, однако,
все эти грубости и неопределенности,
всё это было ничто в сравнении с главною его заботой. Эта забота мучила его чрезвычайно, неотступно; от нее он худел и падал духом. Это было нечто такое, чего он уже более
всего стыдился и о чем никак не хотел заговорить даже
со мной; напротив,
при случае лгал и вилял предо мной, как маленький мальчик; а между
тем сам же посылал за мною ежедневно, двух часов без меня пробыть не мог, нуждаясь во мне, как в воде
или в воздухе.
Радовался он немножко и
тому, что он так хорошо вчера вел себя в деле и
при наступлении и в особенности
при отступлении, когда дело было довольно жаркое, радовался и воспоминанию о
том, как вчера, по возвращении их из похода, Маша,
или Марья Дмитриевна, сожительница Петрова, угощала их и была особенно проста и мила
со всеми, но в особенности, как ему казалось, была к нему ласкова.
Не знаю, грустная ли фигура Гаврилы
при произношении французской фразы была причиною,
или предугадывалось
всеми желание Фомы, чтоб
все засмеялись, но только
все так и покатились
со смеху, лишь только Гаврила пошевелил языком. Даже генеральша изволила засмеяться. Анфиса Петровна, упав на спинку дивана, взвизгивала, закрываясь веером. Смешнее
всего показалось
то, что Гаврила, видя, во что превратился экзамен, не выдержал, плюнул и с укоризною произнес: «Вот до какого сраму дожил на старости лет!»
По таковом счастливом завладении он, Нечай, и бывшие с ним казаки несколько времени жили в Хиве во всяких забавах и об опасности весьма мало думали; но
та ханская жена, знатно полюбя его, Нечая, советовала ему: ежели он хочет живот свой спасти,
то б он
со всеми своими людьми заблаговременно из города убирался, дабы хан с войском своим тут его не застал; и хотя он, Нечай,
той ханской жены наконец и послушал, однако не весьма скоро из Хивы выступил и в пути, будучи отягощен многою и богатою добычею, скоро следовать не мог; а хан, вскоре потом возвратясь из своего походу и видя, что город его Хива разграблен, нимало не мешкав,
со всем своим войском в погоню за ним, Нечаем, отправился и чрез три дня его настиг на реке, именуемой Сыр-Дарья, где казаки чрез горловину ее переправлялись, и напал на них с таким устремлением, что Нечай с казаками своими, хотя и храбро оборонялся и многих хивинцев побил, но напоследок
со всеми имевшимися
при нем людьми побит, кроме трех
или четырех человек, кои, ушед от
того побоища, в войско яицкое возвратились и о его погибели рассказали.
— Нет, — ответил Давыд. — Это
все не
то. А вот что:
при губернаторской канцелярии завели комиссию, пожертвования собирают в пользу касимовских погорельцев. Город Касимов, говорят, дотла сгорел,
со всеми церквами. И, говорят, там
всё принимают: не один только хлеб
или деньги — но всякие вещи натурой. Отдадим-ка мы туда эти часы! А?
Впрочем, это
все пустяки, а дело в
том, что тут не только нет ничего неблагородного с моей стороны, как вы позволили себе выразиться, но даже совершенно напротив, что и надеюсь вам растолковать: мы, во-первых, дали друг другу слово, и, кроме
того, я прямо ей обещался,
при двух свидетелях, в
том, что если она когда полюбит другого
или просто раскается, что за меня вышла, и захочет
со мной развестись,
то я тотчас же выдаю ей акт в моем прелюбодеянии, — и
тем поддержу, стало быть, где следует, ее просьбу о разводе.
Затем он обратился ко мне
со словами: «Ни канка тэ иоу цзы» (т. е. посмотри, вот ночная птица). Я наклонился к пню и в разрезе древесины увидел такое расположение слоев ее, что
при некоторой фантазии, действительно, можно было усмотреть рисунок, напоминающий филина
или сову. Рядом с ним был другой, тоже изображавший птицу поменьше, потом похожий на жука и даже на лягушку. По словам китайца,
все это были живые существа, поглощенные деревом для
того, чтобы больше в живом виде никогда не появляться на земле.
Это тогдашнее любимое местопребывание подозрительного Иоанна было окружено
со всех сторон заставами с воинской стражей, состоявшей из рядовых опричников, а самый внешний вид жилища грозного венценосца, с окружавшими его постройками, по дошедшим до нас показаниям очевидцев, был великолепен, особенно
при солнечном
или лунном освещении. Опишем вкратце это, к сожалению, не сохранившееся чудо зодчества
того времени.
Утешался Василий Иванович еще и
тем, что сын бережно обращался
со своими сокровищами — книгами и
при каждой присылке их из Петербурга
или Москвы несколько дней ходил
весь сияющий.
В бытность свою в Праге и вскоре по выезде оттуда Александр Васильевич расстался почти
со всеми родными и приближенными, которые разъехались в разные стороны, преимущественно в Петербург, по требованиям службы, так что
при нем остались
всего двое
или трое, в
том числе и князь Багратион.
Уже около пятнадцати лет прошло
со времени отмены крепостного права, а между
тем при появлении проездом в церковь
или к соседям барского экипажа на улице села,
все оно, от мала до велика, высыпало, несмотря на время года и погоду, на улицу, почтительно кланяясь господам в пояс.
Начали они это с
того, что, по приказанию своего воеводы, «отняли каторгу (судно),
со всеми животы» (т. е. имуществом), а также отняли у них и сорок человек турок, которых освободившиеся русские сами содержали теперь у себя в плену и надеялись притащить их взаперти к себе «ко дворам»
или продать где-нибудь в неволю, а
при опасности, конечно, не затруднились бы сбросить и за борт.