Неточные совпадения
Александр Петрович имел дар слышать
природу русского человека и знал
язык, которым нужно говорить с ним.
Где же тот, кто бы на родном
языке русской души нашей умел бы нам сказать это всемогущее слово: вперед? кто, зная все силы, и свойства, и всю глубину нашей
природы, одним чародейным мановеньем мог бы устремить на высокую жизнь русского человека? Какими словами, какой любовью заплатил бы ему благодарный русский человек. Но веки проходят за веками; полмиллиона сидней, увальней и байбаков дремлют непробудно, и редко рождается на Руси муж, умеющий произносить его, это всемогущее слово.
Нужды нет, что якуты населяют город, а все же мне стало отрадно, когда я въехал в кучу почерневших от времени, одноэтажных, деревянных домов: все-таки это Русь, хотя и сибирская Русь! У ней есть много особенностей как в
природе, так и в людских нравах, обычаях, отчасти, как вы видите, в
языке, что и образует ей свою коренную, немного суровую, но величавую физиономию.
Берите же, любезный друг, свою лиру, свою палитру, свой роскошный, как эти небеса,
язык,
язык богов, которым только и можно говорить о здешней
природе, и спешите сюда, — а я винюсь в своем бессилии и умолкаю!
Люди изменяются до конца, до своей плоти и крови: и на этом благодетельном острове, как и везде, они перерождаются и меняют нравы, сбрасывают указанный
природою костюм, забывают свой
язык, забыли изменить только название острова и города.
Я видел его на песках Африки, следящего за работой негров, на плантациях Индии и Китая, среди тюков чаю, взглядом и словом, на своем родном
языке, повелевающего народами, кораблями, пушками, двигающего необъятными естественными силами
природы…
Весьма натурально, что, будучи от
природы нетерпелива и не видя конца речи, Марья Петровна выходила наконец из себя и готова была выкусить
язык этому"подлецу Сеньке", который прехладнокровно сидел перед нею и размазывал цветы своего красноречия.
Порфирий Владимирыч умолк. Он был болтлив по
природе, и, в сущности, у него так и вертелось на
языке происшествие дня. Но, очевидно, не созрела еще форма, в которой приличным образом могли быть выражены разглагольствия по этому предмету.
— Атанде-с, — прервал Коровкин. — Рекомендуюсь: дитя
природы… Но что я вижу? Здесь дамы… А зачем же ты не сказал мне, подлец, что у тебя здесь дамы? — прибавил он, с плутовскою улыбкою смотря на дядю. — Ничего? не робей!.. представимся и прекрасному полу… Прелестные дамы! — начал он, с трудом ворочая
языком и завязая на каждом слове. — Вы видите несчастного, который… ну, да уж и так далее… Остальное не договаривается… Музыканты! польку!
Ах, Андрей, Андрей, прекрасно это солнце, это небо, все, все вокруг нас прекрасно, а ты грустишь; но если бы в это мгновение ты держал в своей руке руку любимой женщины, если б эта рука и вся эта женщина были твои, если бы ты даже глядел ее глазами, чувствовал не своим, одиноким, а ее чувством, — не грусть, Андрей, не тревогу возбуждала бы в тебе
природа, и не стал бы ты замечать ее красоты; она бы сама радовалась и пела, она бы вторила твоему гимну, потому что ты в нее, в немую, вложил бы тогда
язык!
«Полесье… глушь… лоно
природы… простые нравы… первобытные натуры, — думал я, сидя в вагоне, — совсем незнакомый мне народ, со странными обычаями, своеобразным
языком… и уж, наверно, какое множество поэтических легенд, преданий и песен!» А я в то время (рассказывать, так все рассказывать) уже успел тиснуть в одной маленькой газетке рассказ с двумя убийствами и одним самоубийством и знал теоретически, что для писателей полезно наблюдать нравы.
Изредка забежит к ним неопределенный слух, что Наполеон с двадесятью
язык опять подымается или что антихрист народился; но и это они принимают более как курьезную штуку, вроде вести о том, что есть страны, где все люди с песьими головами; покачают головой, выразят удивление к чудесам
природы и пойдут себе закусить…
Европа произвела на него нехорошее впечатление: он находил, что там «мещанство кишит везде, кроме разве одной Англии»; но и Англия для него не годилась, во-первых, потому, что он не знал английского
языка, а учиться не хотел, ибо находил, что это поздно и напрасно, так как против этого вооружилась сама
природа, даровавшая Якову Львовичу миниатюрный ротик с пухленькими губками сердечком, благодаря чему он постоянно говорил немножко присюсёкивая и не мог «сделать рот квадратом», что, по его мнению, было решительно необходимо для того, чтобы говорить по-английски.
Ну, не лучше ли было и для нее и для всех, если б каким-нибудь благодетельным распоряжением
природы она лишилась вдруг употребления
языка?
Очень легко показать неприложимость к возвышенному определения «возвышенное есть перевес идеи над образом», после того как сам Фишер, его принимающий, сделал это, объяснив, что от перевеса идеи над образом (выражая ту же мысль обыкновенным
языком: от превозможения силы, проявляющейся в предмете, над всеми стесняющими ее силами, или, в
природе органической, над законами организма, ее проявляющего) происходит безобразное или неопределенное («безобразное» сказал бы я, если бы не боялся впасть в игру слов, сопоставляя безобразное и безобразное).
Но главным полем сближения послужила нам Жорж Санд с ее очаровательным
языком, вдохновенными описаниями
природы и совершенно новыми небывалыми отношениями влюбленных.
— Тут неподдельный
язык природы и наивность сердца, — отвечала та. — Впрочем, — продолжала она, — вам все-таки надобно отказаться от вашей страсти, потому что это такое дикое, такое необразованное семейство! Я даже не воображала никогда, чтобы в наше время могли существовать люди с такими ужасными понятиями.
О тенях, вечерних тонах, о лунном блеске он говорит как-то особенно, своим
языком, так что невольно чувствуется обаяние его власти над
природой.
Надобно сказать, что Загоскин, также давно прочитавший «Диканьку» и хваливший ее, в то же время не оценил вполне, а в описаниях украинской
природы находил неестественность, напыщенность, восторженность молодого писателя; он находил везде неправильность
языка, даже безграмотность.
Одно то, чтобы выучить этого франта
язык за губы убирать, невесть каких трудов стоило, а к обучению его говорить по-русски мы даже и приступать не смели, потому что этому вся его
природа противилась, и он, при самых усиленных стараниях что-нибудь выговорить, мог только плеваться.
Обряды, песни, хороводы, заговоры сближают людей с
природой, заставляют понимать ее ночной
язык, подражают ее движению.
Касим Амин [Амин Касим (1865–1908) — египетский писатель; его книга"Новая женщина"переведена на русский
язык И. Ю. Крачковским в 1912 г.], прозванный «Лютером Востока», говорит в своей книге «Новая женщина»: «Происхождение разногласия между нами и западными объясняется тем, что они поняли
природу человека, уважают его личность».
Не то, что мните вы,
природа:
Не слепок, не бездушный лик…
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть
язык…
Есть ли это
язык понятий, подлежащих философской обработке не только в своем значении, но и в самом своем возникновении, или же это суть знаки иной
природы и строения, находящиеся в таком же примерно отношении к философским понятиям, как образы искусства: о них можно философствовать дискурсивно, но в наличности своей они даны мышлению.
Вопрос о софийной
природе понятий [Учение Николая Мальбранша о видении вещей в Боге и о богопознании как сущности познания вещей представляет большую аналогию к учению, здесь развиваемому (обстоятельный очерк учения Мальбранша на русском
языке см. у Μ. Η. Ершова.
Муки полнейшего разочарования в себе и в своем пути, а в то же время нежелание и неспособность принять это разочарование, и вдобавок еще сознание высшей своей
природы и мучительно завистливое влечение к божественному миру — терзают душу невыразимыми на человеческом
языке страданиями.
Не онеметь в сладкой истоме мистического переживания, но проповедовать и учить повелевает мужественная и суровая
природа догмата: «шедше убо научите вся
языки» (Мф. 28: 19), повелел Своим апостолам Воскресший.
И офицеров, и еще более матросов тянуло домой, туда, на далекий Север, где и холодно и неприветно, уныло и непривольно, где нет ни ослепительно жгучего южного солнца, ни высокого бирюзового неба, ни волшебной тропической растительности, ни диковинных плодов, но где все — и хмурая
природа, и люди, и даже чернота покосившихся изб, с их убожеством — кровное, близкое, неразрывно связывающее с раннего детства с родиной,
языком, привычками, воспитанием, и где, кроме того, живут и особенно милые и любимые люди.
Благодаря этой игре
природы его и прозвали Гольдаугеном [Гольдауген в переводе на русский
язык значит — «Золотые глаза».].
Конфликт царства Божия и царства Кесаря есть на философском
языке конфликт субъекта и объекта, свободы и необходимости, духа и объективированной
природы.
На философском
языке это должно быть описано как невозможность найти свободу в объективированном мире, т. е. в порядке
природы.
Дитя степей, дитя свободы,
В пустыне рос я сиротой,
И для меня
язык природыОдной был радостью святой…
Что наш
язык земной пред дивною
природой?
— Я враг Паткулю, не
языком, а делом, — отвечала дипломатка. — Впрочем, вы знаете, что я люблю политические споры. Не из возмущенного ли моря выплывают самые драгоценные перлы? Ловите их, ловите, почтеннейший генерал, как я это делаю, и простите благородной откровенности моих соотечественников, этих добрых детей
природы, любящих своего государя, право, не хуже шведов.