Неточные совпадения
В полку не только любили Вронского, но его уважали и гордились им, гордились тем, что этот человек, огромно-богатый, с прекрасным образованием и способностями, с открытою дорогой ко всякого
рода успеху и честолюбия и тщеславия, пренебрегал этим всем и из всех жизненных интересов ближе всего
принимал к сердцу интересы полка и товарищества.
Кстати, заметим мимоходом, что Петр Петрович,
в эти полторы недели, охотно
принимал (особенно вначале) от Андрея Семеновича даже весьма странные похвалы, то есть не возражал, например, и промалчивал, если Андрей Семенович приписывал ему готовность способствовать будущему и скорому устройству новой «коммуны», где-нибудь
в Мещанской улице; или, например, не мешать Дунечке, если той, с первым же месяцем брака, вздумается завести любовника; или не крестить своих будущих детей и проч. и проч. — все
в этом
роде.
Она слыла за легкомысленную кокетку, с увлечением предавалась всякого
рода удовольствиям, танцевала до упаду, хохотала и шутила с молодыми людьми, которых
принимала перед обедом
в полумраке гостиной, а по ночам плакала и молилась, не находила нигде покою и часто до самого утра металась по комнате, тоскливо ломая руки, или сидела, вся бледная и холодная, над Псалтырем.
— Я, должно быть, с ним увижусь, — возразил Базаров,
в котором всякого
рода «объяснения» и «изъявления» постоянно возбуждали нетерпеливое чувство, —
в противном случае, прошу вас поклониться ему от меня и
принять выражение моего сожаления.
— Сюда приехал сотрудничек какой-то московской газеты, разнюхивает — как, что, кто — кого? Вероятно — сунется к вам. Советую — не
принимайте. Это мне сообщил некто Пыльников, Аркашка, человечек всезнающий и болтливый, как бубенчик. Кандидат
в «учителя жизни», — есть такой
род занятий, не зарегистрированный ремесленной управой. Из новгородских дворян, дядя его где-то около Новгорода унитазы и урильники строит.
Объясню заранее: отослав вчера такое письмо к Катерине Николаевне и действительно (один только Бог знает зачем) послав копию с него барону Бьорингу, он, естественно, сегодня же,
в течение дня, должен был ожидать и известных «последствий» своего поступка, а потому и
принял своего
рода меры: с утра еще он перевел маму и Лизу (которая, как я узнал потом, воротившись еще утром, расхворалась и лежала
в постели) наверх, «
в гроб», а комнаты, и особенно наша «гостиная», были усиленно прибраны и выметены.
— Упрекаю себя тоже
в одном смешном обстоятельстве, — продолжал Версилов, не торопясь и по-прежнему растягивая слова, — кажется, я, по скверному моему обычаю, позволил себе тогда с нею некоторого
рода веселость, легкомысленный смешок этот — одним словом, был недостаточно резок, сух и мрачен, три качества, которые, кажется, также
в чрезвычайной цене у современного молодого поколения… Одним словом, дал ей повод
принять меня за странствующего селадона.
Еще они могли бы тоже
принять в свой язык нашу пословицу: не красна изба углами, а красна пирогами, если б у них были пироги, а то нет; пирожное они подают, кажется,
в подражание другим: это стереотипный яблочный пирог да яичница с вареньем и крем без сахара или что-то
в этом
роде.
Про старца Зосиму говорили многие, что он, допуская к себе столь многие годы всех приходивших к нему исповедовать сердце свое и жаждавших от него совета и врачебного слова, до того много
принял в душу свою откровений, сокрушений, сознаний, что под конец приобрел прозорливость уже столь тонкую, что с первого взгляда на лицо незнакомого, приходившего к нему, мог угадывать: с чем тот пришел, чего тому нужно и даже какого
рода мучение терзает его совесть, и удивлял, смущал и почти пугал иногда пришедшего таким знанием тайны его, прежде чем тот молвил слово.
Смотрел я умиленно и
в первый раз от
роду принял я тогда
в душу первое семя слова Божия осмысленно.
Иван Петрович вел жизнь самую умеренную, избегал всякого
рода излишеств; никогда не случалось мне видеть его навеселе (что
в краю нашем за неслыханное чудо почесться может); к женскому же полу имел он великую склонность, но стыдливость была
в нем истинно девическая. [Следует анекдот, коего мы не помещаем, полагая его излишним; впрочем, уверяем читателя, что он ничего предосудительного памяти Ивана Петровича Белкина
в себе не заключает. (
Прим. А. С. Пушкина.)]
— Точно так, ваше превосходительство, — провозгласил исправник, — у меня
в кармане и
приметы Владимира Дубровского.
В них точно сказано, что ему от
роду двадцать третий год.
Мы до сих пор смотрим на европейцев и Европу
в том
роде, как провинциалы смотрят на столичных жителей, — с подобострастием и чувством собственной вины,
принимая каждую разницу за недостаток, краснея своих особенностей, скрывая их, подчиняясь и подражая.
Возвращение к народу они тоже поняли грубо,
в том
роде, как большая часть западных демократов —
принимая его совсем готовым.
Скорее всего его можно
принять за сдаточного, хотя он действительно принадлежит к старинному дворянскому
роду Стриженых, который
в изобилии водится
в Пензенской губернии.
Действительно, я носил линейку на виду, тогда как надо было спрятать ее и накинуть на шею тому, кто проговаривался польским или русским словом… Это походило немного на поощрение шпионства, но при общем тоне пансиона превратилось
в своего
рода шутливый спорт. Ученики весело перекидывались линейкой, и тот, кто приходил с нею к столу, мужественно
принимал крепкий удар.
— Вот так старичонко!
В том
роде, как виноходец. [Виноходец — иноходец. (
Прим. Д.Н.Мамина-Сибиряка.)] Так и стелет, так и стелет.
Рационалистическое сознание мешает им
принять идею конца истории и мира, которая предполагается их неясными чувствами и предчувствиями; они защищают плохую бесконечность, торжествующую
в жизни натурального
рода.
Но это замечательная, единственная
в своем
роде книга. Des Esseintes, герой «A rebours», его психология и странная жизнь есть единственный во всей новой литературе опыт изобразить мученика декадентства, настоящего героя упадочности. Des Esseintes — пустынножитель декадентства, ушедший от мира, которого не может
принять, с которым не хочет идти ни на какие компромиссы.
Генеральша была ревнива к своему происхождению. Каково же ей было, прямо и без приготовления, услышать, что этот последний
в роде князь Мышкин, о котором она уже что-то слышала, не больше как жалкий идиот и почти что нищий, и
принимает подаяние на бедность. Генерал именно бил на эффект, чтобы разом заинтересовать, отвлечь все как-нибудь
в другую сторону.
— Напротив, даже очень мило воспитан и с прекрасными манерами. Немного слишком простоват иногда… Да вот он и сам! Вот-с, рекомендую, последний
в роде князь Мышкин, однофамилец и, может быть, даже родственник,
примите, обласкайте. Сейчас пойдут завтракать, князь, так сделайте честь… А я уж, извините, опоздал, спешу…
Только не могут, кажется, не
принять: генеральша, уж конечно, захочет видеть старшего и единственного представителя своего
рода, а она породу свою очень ценит, как я об ней
в точности слышал.
Генеральша на это отозвалась, что
в этом
роде ей и Белоконская пишет, и что «это глупо, очень глупо; дурака не вылечишь», резко прибавила она, но по лицу ее видно было, как она рада была поступкам этого «дурака».
В заключение всего генерал заметил, что супруга его
принимает в князе участие точно как будто
в родном своем сыне, и что Аглаю она что-то ужасно стала ласкать; видя это, Иван Федорович
принял на некоторое время весьма деловую осанку.
Семенов сам не пишет, надеется, что ему теперь разрешат свободную переписку. Вообразите, что
в здешней почтовой экспедиции до сих пор предписание — не
принимать на его имя писем; я хотел через тещу Басаргина к нему написать — ей сказали, что письмо пойдет к Талызину. Городничий
в месячных отчетах его аттестует, как тогда, когда он здесь находился, потому что не было предписания не упоминать о человеке, служащем
в Омске. Каков Водяников и каковы те, которые читают такого
рода отчеты о государственных людях?
Она чаще устраивала собрания и всякого
рода общественные увеселения и чрезвычайно хлопотала, чтобы
в них
принимало участие как можно более молодых людей.
Почти вся губерния знала, что губернатор, по разного
рода отношениям к претендентам-родственникам,
принимал в этом деле живое участие и, конечно, приехал сам на свидетельство.
— Все эти злоупотребления, — продолжал губернатор, выпрямляя наконец свой стан и поднимая голову, — все они еще не так крупны, как сделки господ чиновников с разного
рода поставщиками, подрядчиками, которые — доставляют ли
в казну вино, хлеб, берут ли на себя какую-нибудь работу — по необходимости должны бывают иметь
в виду при сносе цены на торгах, во-первых, лиц, которые утверждают торги, потом производителей работ и, наконец, тех, которые будут
принимать самое дело.
— А я не оскорблен? Они меня не оскорбили, когда я помыслом не считаю себя виновным
в службе? — воскликнул губернатор, хватая себя за голову и потом, с заметным усилием
приняв спокойный вид, снова заговорил: — На вопрос о вступительной речи моей пропишите ее всю целиком, все, что припомните, от слова до слова, как и о какого
рода взяточниках я говорил; а если что забыли, я сам дополню и добавлю: у меня все на памяти. Я говорил тогда не зря. Ну, теперь, значит, до свиданья… Ступайте, займитесь этим.
Так укреплял себя герой мой житейской моралью; но таившееся
в глубине души сознание ясно говорило ему, что все это мелко и беспрестанно разбивается перед правдой Белавина. Как бы то ни было, он решился заставить его взять деньги назад и распорядиться ими, как желает, если
принял в этом деле такое участие. С такого
рода придуманной фразой он пошел отыскивать приятеля и нашел его уже сходящим с лестницы.
Был уж одиннадцатый час утра, когда мы вышли для осмотра Корчевы. И с первого же шага нас ожидал сюрприз: кроме нас, и еще путешественник
в Корчеве сыскался. Щеголь
в гороховом пальто [Гороховое пальто —
род мундира, который, по слухам, одно время был присвоен собирателям статистики. (
Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)],
в цилиндре — ходит по площади и тросточкой помахивает. Всматриваюсь: словно как на вчерашнего дьякона похож… он, он самый и есть!
— У мещанина Презентова маховое колесо посмотреть можно…
в роде как perpetuum mobile [Пусть читатель ничему не удивляется
в этой удивительной истории. Я и сам отлично понимаю, что никаких писем
в Корчеве не могло быть получено, но что же делать, если так вышло. Ведь, собственно говоря, и
в Корчеве никто из нас не был, однако выходит, что были. (
Прим. М. E. Салтыкова-Щедрина.)], — подсказал секретарь. — Сам выдумал.
Смотрят люди на предмет различно, но как те, так и другие и третьи рассуждают о войне как о событии совершенно не зависящем от воли людей, участвующих
в ней, и потому даже и не допускают того естественного вопроса, представляющегося каждому простому человеку: «Что, мне-то нужно ли
принимать в ней участие?» По мнению всех этих людей, вопросов этого
рода даже не существует, и всякий, как бы он ни смотрел на войну сам лично, должен рабски подчиняться
в этом отношении требованиям власти.
Разговор
в таком
роде продолжался еще некоторое время, крайне раздражая Дэлию, которая потребовала наконец переменить тему или
принять успокоительных капель. Вскоре после этого я распрощался с хозяевами и ушел; со мной вышел Филатр.
В разгар этой работы истек, наконец, срок моего ожидания ответа «толстой» редакции. Отправился я туда с замирающим сердцем. До некоторой степени все было поставлено на карту.
В своем
роде «быть или не быть»…
В редакции «толстого» журнала происходил прием, и мне пришлось иметь дело с самим редактором. Это был худенький подвижный старичок с необыкновенно живыми глазами. Про него ходила нехорошая молва, как о человеке, который держит сотрудников
в ежовых рукавицах. Но меня он
принял очень любезно.
Это избиение всех
родов форели, противное истинному охотнику до уженья, как и всякая ловля рыбы разными снастями, производится следующим образом:
в темную осеннюю ночь отправляются двое охотников, один с пуком зажженной лучины, таща запас ее за плечами, а другой с острогою; они идут вдоль по речке и тщательно осматривают каждый омуток или глубокое место, освещая его пылающей лучиной; рыба обыкновенно стоит плотно у берега, прислонясь к нему или к древесным корням;
приметив красулю, пестряка, кутему или налима, охотник с острогой заходит с противоположной стороны, а товарищ ему светит, ибо стоя на берегу, под которым притаилась спящая рыба, ударить ее неловко, да и не видно.
Принимая в соображение шум и возгласы, раздававшиеся на дворе, можно было утвердительно сказать, что тетушка Анна и снохи ее также не оставались праздными. Там шла своего
рода работа. И где ж видано,
в самом деле, чтобы добрые хозяйки сидели сложа руки, когда до светлого праздника остается всего-навсе одна неделя!
Большая часть навесов заведения и задние ворота выходили уже
в луга — обстоятельство большой важности, если
принять в соображение торговые операции Герасима, которые были такого
рода, что должны были производиться по возможности тихомолком.
Он вспоминал длинные московские разговоры,
в которых сам
принимал участие еще так недавно, — разговоры о том, что без любви жить можно, что страстная любовь есть психоз, что, наконец, нет никакой любви, а есть только физическое влечение полов — и все
в таком
роде; он вспоминал и думал с грустью, что если бы теперь его спросили, что такое любовь, то он не нашелся бы, что ответить.
Это особого
рода фатальный закон,
в силу которого первая стадия развития всегда
принимает формы ненормальные и даже уродливые.
Французы, поняв
в чем дело, разобиделись; графиня
приняла их сторону, а это показалось Ольге Федотовне несправедливым, и она объяснила самой графине, что та «своего
рода не уважает».
Во всей этой беседе г-жа Петицкая, как мы видим, не
принимала никакого участия и сидела даже вдали от прочих, погруженная
в свои собственные невеселые мысли: возвращаясь
в Москву, она вряд ли не питала весьма сильной надежды встретить Николя Оглоблина, снова завлечь и женить на себе; но теперь, значит, надежды ее совершенно рушились, а между тем продолжать жить приживалкою, как ни добра была к ней княгиня, у г-жи Петицкой недоставало никакого терпения, во-первых, потому, что г-жа Петицкая жаждала еще любви, но устроить для себя что-нибудь
в этом
роде, живя с княгинею
в одном доме, она видела, что нет никакой возможности,
в силу того, что княгиня оказалась до такой степени
в этом отношении пуристкою, что при ней неловко даже было просто пококетничать с мужчиной.
— Так без погребения и покинули. Поп-то к отвалу только приехал… Ну, добрые люди похоронят. А вот Степушки жаль… Помнишь, парень, который
в огневице лежал. Не успел оклематься [Оклематься — поправиться. (
Прим. Д.Н.Мамина-Сибиряка.)] к отвалу… Плачет, когда провожал. Что будешь делать: кому уж какой предел на
роду написан, тот и будет. От пределу не уйдешь!.. Вон шестерых, сказывают, вытащили утопленников… Ох-хо-хо! Царствие им небесное! Не затем, поди, шли, чтобы головушку загубить…
Павлин. Нельзя же-с. И ах, как они чудесно рассуждают! Евлампия Николаевна богаты очень — значит, им можно и небогатого жениха, только б молодого, вот как наш Аполлон Викторыч; Михаил Борисыч Лыняев тоже богаты и уж
в летах — для них теперь на
примете есть барышня, княжеского
рода; немолодая, это точно-с, и
в головке у них словно как дрожание, а уж так образованы, так образованы, что сказать нельзя-с. (Взглянув
в окно.) Да вот, должно быть, барина привезли.
Это был непрерывный ряд балов, parties de plaisir увеселительных поездок., выездов, приемов,
в которых
принимали участие представители всех возможных
родов оружия и дипломаты всех ведомств, «C'etait un reve» Это был сон., как она сама выражалась об этом времени.
Однакоже иногда не менее аристократичен и обратный прием, замечать, то есть присматриваться, даже рассматривать, например хоть
в лорнет, всю эту сволочь; но не иначе, как
принимая всю эту толпу и всю эту грязь за своего
рода развлечение, как бы за представление, устроенное для джентльменской забавы.
Небольшая комната
в доме Торцова, заставленная разного
рода шкафами, сундуками и этажерками с посудой и серебром; мебель: диваны, кресла, столы, все очень богато и поставлено тесно. Вообще, эта комната составляет
род кабинета хозяйки, откуда она управляет всем домом и где
принимает своих гостей запросто. Одна дверь
в залу, где обедают гости, другая во внутренние комнаты.
Это видно и
в ответе Бориса, который не хочет
принять престола киевского, ибо уважает Святополка как старшего
в роде, и
в распределении владений между Мстиславом и Ярославом, причем последний, как старший
в роде, получает великокняжеский престол.
Каренин (продолжая читать). «Но к делу. Это самое раздваивающее меня чувство и заставляет меня иначе, чем как вы хотели, исполнить ваше желание. Лгать, играть гнусную комедию, давая взятки
в консистории, и вся эта гадость невыносима, противна мне. Как я ни гадок, но гадок
в другом
роде, а
в этой гадости не могу
принять участие, просто не могу. Другой выход, к которому я прихожу, — самый простой: вам надо жениться, чтобы быть счастливыми. Я мешаю этому, следовательно, я должен уничтожиться…»
Петрусь сделал три поклонения к ногам батеньки и маменьки,
принял от них благословение на бритие бороды и получил от батеньки бритву,"которою, — как уверяли батенька, — годился еще прапращур наш, войсковой обозный Пантелеймон Халявский", и бритва эта, переходя из
рода в род по прямой линии, вручена была Петруси с тем же, чтобы
в потомстве его, старший
в роде, выбрив первовьиросшую бороду, хранил, как зеницу ока, и передавал бы также из
рода в род.
Но теперь он уже менее интересовался романами и другими сочинениями для легкого чтения, а более полюбил науку и дельные книги, особенно исторические. Только стихи по-прежнему привлекали его внимание, хотя он уже и не нуждался теперь
в образцах для подражания, открывши свой особенный
род,
в котором был совершенно самостоятельным и решительно не имел соперников… Как видно из его писем, книги и журналы присылались ему разными литераторами и
в Воронеж, и он всегда с восхищением
принимал такие подарки.