Неточные совпадения
Как нарочно, это случилось в ту самую пору, когда страсть к законодательству
приняла в нашем отечестве размеры чуть-чуть не опасные; канцелярии кипели уставами, как никогда не кипели сказочные реки млеком и
медом, и каждый устав весил отнюдь не менее фунта.
— Чудно, пани! — продолжал Данило,
принимая глиняную кружку от козака, — поганые католики даже падки до водки; одни только турки не пьют. Что, Стецько, много хлебнул
меду в подвале?
— Ровнешенько двести. Ну-с, она и воротилась в Краков. Отец-то не
принял, проклял, она умерла, а князь перекрестился от радости. Я там был,
мед пил, по усам текло, а в рот не попало, дали мне шлык, а я в подворотню шмыг… выпьем, брат Ваня!
(
Прим. автора.)] дать им два-три жирных барана, которых они по-своему зарежут и приготовят, поставить ведро вина, да несколько ведер крепкого ставленого башкирского
меду, [Ста́вленый
мед —
мед, который парят в глухо замазанном сосуде.] да лагун [Лагу́н — бочонок.] корчажного крестьянского пива, [Корчажное пиво — варенное в корча́гах, т. е. в глиняных горшках.] так и дело в шляпе: неоспоримое доказательство, что башкирцы были не строгие магометане и в старину.
— Да человек-то каков? Вам всё деньги дались, а богатство больше обуза, чем счастие, — заботы да хлопоты; это все издали кажется хорошо, одна рука в
меду, другая в патоке; а посмотрите — богатство только здоровью перевод. Знаю я Софьи Алексеевны сына; тоже совался в знакомство с Карпом Кондратьевичем; мы, разумеется,
приняли учтиво, что ж нам его учить, — ну, а уж на лице написано: преразвращенный! Что за манеры! В дворянском доме держит себя точно в ресторации. Вы видели его?
Через неделю Платошка написал паспорт, заметил в нем, что у ней лицо обыкновенное, нос обыкновенный, рост средний, рот умеренный и что особых
примет не оказалось, кроме по-французски говорит; а через месяц Софи упросила жену управляющего соседним имением, ехавшую в Петербург положить в ломбард деньги и отдать в гимназию сына, взять ее с собою; кибитку нагрузили грибами, вареньем,
медом, мочеными и сушеными ягодами, назначенными в подарки; жена управляющего оставила только место для себя...
На Казанскую в Манефиной обители матери и белицы часы отстояли и пошли в келарню за трапезу. Петр Степаныч тоже в келарню зашел и, подав Виринее сколько-то денег, попросил ее, чтоб всех обительских
медом сыченым или ренским вином «учредили» и чтоб
приняли то за здравие раба Божия Прокофья.
— Как к нему писать? — молвил в раздумье Николай Александрыч. — Дело неверное. Хорошо, если в добром здоровье найдешь его, а ежели запил? Вот что я сделаю, — вложу в пакет деньги, без письма. Отдай ты его если не самому игумну, так казначею или кто у них делами теперь заправляет. А не отпустят Софронушки, и пакета не отдавай… А войдя к кому доведется — прежде всего золотой на стол. Вкладу, дескать, извольте
принять. Да, опричь того, кадочку
меду поставь. С пуд хоть, что ли, возьми у Прохоровны.
— Вашими бы устами да
мед пить, Патап Максимыч, — грустно проговорила Дарья Сергевна. — А впрочем, мне-то что ж? В ихнем семействе я буду лишняя, помехой буду, пожалуй. Люди они молодые, а я старуха. Черную рясу решилась надеть я. Слезно стану молить мать Манефу,
приняла бы меня во святую свою обитель, а по времени и ангелоподобного чина удостоила бы.
В Кострому ли, в Тверь ли, в Ярославль ли, под Астрахань ли богатую, рады не рады —
принимайте гостей, выносите калачей на золотых блюдах, на серебряных подблюдниках, выкатывайте бочки
медов годовалых и чокайтесь с ними зазванными пирами; а если хозяева попросят расплаты, рассчитывайся мечами, да бердышами, да бери с них сдачи ушами да головами, а там снимай, удалая дружина, и мчись восвояси.
В Кострому ли, в Тверь ли, в Ярославль ли, под Астрахань ли богатую, рады не рады —
принимайте гостей, выносите калачи на золотых блюдах, на серебряных подблюдниках, выкатывайте бочки
медов годовалых и чокайтесь с нами, незваными гостями; а если хозяева попросят расплаты, рассчитывайся мечами, да бердышами, да бери с них сдачи ушами, да головами, а там снимайся, удалая дружина, и мчись восвояси.
— Что замышляешь ты сказать мне? — озабоченно спросила она, не поняв, или не желая понять его намеков. — Или худой оборот
приняли наши дела, или мало людей на нашей стороне? Возьми же все золото мое, закидай им народ, вели от моего имени выкатить ему из подвала вино и
мед… Чего же еще? Не изменил ли кто?
— Что замышляешь ты сказать мне? — озабоченно спросила она, не поняв или не желая понять его намека. — Или худой оборот
приняли наши дела, или мало людей на нашей стороне? Возьми же все золото мое, закидай им народ, вели от моего имени выкатить ему из подвалов вино и
мед… Чего же еще? Не изменил ли кто?
Каждый день шло праздничное столование, через край лились
мед, наливки и вина фряжские. Умел Строганов
принять гостей, умел и потчевать.
Я не мог его не взять от горца, который, отстранив герцогский подарок, охотно
принял мой перстень и, взяв мою руку, приложил ее к своему сердцу, но далее я соблюл вежливость: я тотчас же подал
мед герцогу, только он не взял… он ехал, отворотясь в сторону.