Неточные совпадения
Начинает тихо, нежно: «Помнишь, Гретхен, как ты, еще невинная, еще ребенком,
приходила с твоей мамой в этот собор и лепетала молитвы по старой книге?» Но песня все сильнее, все страстнее, стремительнее; ноты выше: в них слезы, тоска, безустанная, безвыходная, и, наконец, отчаяние: «Нет прощения, Гретхен, нет здесь тебе прощения!» Гретхен хочет молиться, но из груди ее рвутся лишь
крики — знаете, когда судорога от слез в груди, — а песня сатаны все не умолкает, все глубже вонзается в душу, как острие, все выше — и вдруг обрывается почти
криком: «Конец всему, проклята!» Гретхен падает
на колена, сжимает перед собой руки — и вот тут ее молитва, что-нибудь очень краткое, полуречитатив, но наивное, безо всякой отделки, что-нибудь в высшей степени средневековое, четыре стиха, всего только четыре стиха — у Страделлы есть несколько таких нот — и с последней нотой обморок!
19 числа перетянулись
на новое место. Для буксировки двух судов, в случае нужды,
пришло 180 лодок. Они вплоть стали к фрегату: гребцы, по обыкновению, голые; немногие были в простых, грубых, синих полухалатах. Много маленьких девчонок (эти все одеты чинно), но женщины ни одной. Мы из окон бросали им хлеб, деньги, роздали по чарке рому: они все хватали с жадностью. Их много налезло
на пушки, в порта.
Крик, гам!
Долго оторванная от народа часть России прострадала молча, под самым прозаическим, бездарным, ничего не дающим в замену игом. Каждый чувствовал гнет, у каждого было что-то
на сердце, и все-таки все молчали; наконец
пришел человек, который по-своему сказал что. Он сказал только про боль, светлого ничего нет в его словах, да нет ничего и во взгляде. «Письмо» Чаадаева — безжалостный
крик боли и упрека петровской России, она имела право
на него: разве эта среда жалела, щадила автора или кого-нибудь?
Когда будочники кинулись
на нее, она смертельно испугалась, когда же раздались
крики «ура!», то корова
пришла в совершенное исступление и бросилась в толпу, раскидывая людей рогами.
Когда карета съехала со двора и пропала из моих глаз, я
пришел в исступленье, бросился с крыльца и побежал догонять карету с
криком: «Маменька, воротись!» Этого никто не ожидал, и потому не вдруг могли меня остановить; я успел перебежать через двор и выбежать
на улицу...
Две младшие девчонки, испугавшись за мать, начали реветь.
На крик этот
пришел домовый хозяин, мещанин, и стал было унимать Экзархатова; но тот, приняв грозный вид, закричал
на него...
Вы увидите, как острый кривой нож входит в белое здоровое тело; увидите, как с ужасным, раздирающим
криком и проклятиями раненый вдруг
приходит в чувство; увидите, как фельдшер бросит в угол отрезанную руку; увидите, как
на носилках лежит, в той же комнате, другой раненый и, глядя
на операцию товарища, корчится и стонет не столько от физической боли, сколько от моральных страданий ожидания, — увидите ужасные, потрясающие душу зрелища; увидите войну не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а увидите войну в настоящем ее выражении — в крови, в страданиях, в смерти…
Пришла осень. Желтые листья падали с деревьев и усеяли берега; зелень полиняла; река приняла свинцовый цвет; небо было постоянно серо; дул холодный ветер с мелким дождем. Берега реки опустели: не слышно было ни веселых песен, ни смеху, ни звонких голосов по берегам; лодки и барки перестали сновать взад и вперед. Ни одно насекомое не прожужжит в траве, ни одна птичка не защебечет
на дереве; только галки и вороны
криком наводили уныние
на душу; и рыба перестала клевать.
— Нет, бросьте вы меня, праздный молодой человек! — накинулся он
на меня во весь голос. Я убежал. — Messieurs! [Господа! (фр.)] — продолжал он, — к чему волнение, к чему
крики негодования, которые слышу? Я
пришел с оливною ветвию. Я принес последнее слово, ибо в этом деле обладаю последним словом, — и мы помиримся.
— Видишь, князь, этот косогор? — продолжал атаман. — Как дойдешь до него, будут вам их костры видны. А мой совет — ждать вам у косогора, пока не услышите моего визга. А как пугну табун да послышится визг и
крик, так вам и напускаться
на нехристей; а им деться некуды; коней-то уж не будет; с одной стороны мы, с другой
пришла речка с болотом.
Хотя по действиям дьякона можно было заключить, что он отнюдь не хотел утопить врача, а только подвергал пытке окунаньем и, барахтаясь с ним, держал полегоньку к берегу; но три человека, оставшиеся
на камне, и стоявшая
на противоположном берегу Фелисата, слыша отчаянные
крики лекаря,
пришли в такой неописанный ужас, что подняли
крик, который не мог не произвесть повсеместной тревоги.
Придя к себе, Матвей лёг, закрыл глаза и не успел заснуть, как услыхал
крик Пушкаря
на дворе...
Когда Софья Николавна в четвертую ночь
пришла в себя, взглянула сознательно
на окружающие ее предметы, узнала Алексея Степаныча, которого узнать было трудно, так он переменился, узнала неизменного друга своего, Катерину Алексевну, — страшный
крик вырвался из ее груди, и спасительные потоки слез хлынули из глаз: она еще ни разу не плакала.
В Казань
пришел пароход в 9 часов. Отходит в 3 часа. Я в город
на время остановки. Закусив в дешевом трактире, пошел обозревать достопримечательности, не имея никакого дальнейшего плана. В кармане у меня был кошелек с деньгами,
на мне новая поддевка и красная рубаха, и я чувствовал себя превеликолепно. Иду по какому-то переулку и вдруг услышал отчаянный
крик нескольких голосов...
Целые дни перед глазами Ильи вертелось с
криком и шумом что-то большущее, пёстрое и ослепляло, оглушало его. Сначала он растерялся и как-то поглупел в кипучей сутолоке этой жизни. Стоя в трактире около стола,
на котором дядя Терентий, потный и мокрый, мыл посуду, Илья смотрел, как люди
приходят, пьют, едят, кричат, целуются, дерутся, поют песни. Тучи табачного дыма плавают вокруг них, и в этом дыму они возятся, как полоумные…
Огромная дверь
на высоком крыльце между колоннами, которую распахнул старый инвалид и которая, казалось, проглотила меня; две широкие и высокие лестницы, ведущие во второй и третий этаж из сеней, освещаемые верхним куполом;
крик и гул смешанных голосов, встретивший меня издали, вылетавший из всех классов, потому что учителя еще не
пришли, — все это я увидел, услышал и понял в первый раз.
Жегулев зажал в кармане браунинг и подумал, охваченный тем великим гневом, который, не вмещаясь ни в
крик, ни в слова, кажется похожим
на мертвое спокойствие: «Нет, убить мало. Завтра
придут наши, и я его повешу
на этой березе, да при всем народе. Только бы не ушел».
На утро
пришли в коридор моего денника генерал, конюший, конюха и табунщики, и начался страшный
крик. Генерал кричал
на конюшего, конюший оправдывался, что он не велел меня пускать, а что это самовольно сделали конюха. Генерал сказал, что он всех перепорет, а жеребчиков нельзя держать. Конюший обещался, что всё исполнит. Они затихли и ушли. Я ничего не понимал, но я видел, что что-то такое замышлялось обо мне.
И от его
крика, казалось, гудел весь дом. Когда до двух часов оставалось десять или пятнадцать минут,
приходил дьякон, молодой человек лет двадцати двух, худощавый, длинноволосый, без бороды и с едва заметными усами. Войдя в гостиную, он крестился
на образ, улыбался и протягивал фон Корену руку.
В его глазах, провалившихся в темные ямы, сверкала гордость маниака, счастливого сознанием своего величия. Изредка к нему
приходил маленький горбатый уродец, с вывернутой ногою, в сильных очках
на распухшем носу, седоволосый, с хитрой улыбкой
на желтом лице скопца. Они плотно прикрывали дверь и часами сидели молча, в странной тишине. Только однажды, поздно ночью, меня разбудил хриплый яростный
крик математика...
Пришедши на квартиру, Мановский спросил себе обедать, впрочем, ничего почти не ел и все пил воду; потом прилег как бы соснуть, но не прошло и полчаса, как знакомый наш Сенька, вместо обычного барского
крика: «Эй, малый!» — услышал какое-то мычание и, вошедши в спальню, увидел, что Михайло Егорыч лежал вверх лицом.
Все это промелькнуло и исчезло. Пыльные улицы, залитые палящим зноем; измученные возбуждением и почти беглым шагом
на пространстве целой версты солдаты, изнемогающие от жажды;
крик офицеров, требующих, чтобы все шли в строю и в ногу, — вот все, что я видел и слышал пять минут спустя. И когда мы прошли еще версты две душным городом и
пришли на выгон, отведенный нам под бивуак, я бросился
на землю, совершенно разбитый и телом и душою.
Когда очередь
пришла Антону и Вавила, усадив его
на ось телеги, ударил в первый раз по колодке, посреди смолкнувшей толпы раздался вдруг такой пронзительный
крик, что все невольно вздрогнули; почти в то же мгновение к ногам Антона бросилась Варвара; мужики впихнули за ней Ваню и Аксюшу.
Сердце у философа билось, и пот катился градом; но, ободренный петушьим
криком, он дочитывал быстрее листы, которые должен был прочесть прежде. При первой заре
пришли сменить его дьячок и седой Явтух, который
на тот раз отправлял должность церковного старосты.
Солдат Постников, из дворовых господских людей, был человек очень нервный и очень чувствительный. Он долго слушал отдаленные
крики и стоны утопающего и
приходил от них в оцепенение. В ужасе он оглядывался туда и сюда
на все видимое ему пространство набережной и ни здесь, ни
на Неве, как назло, не усматривал ни одной живой души.
И наконец замолчала совсем и молча, с дикой покорностью совалась из угла в угол, перенося с места
на место одну и ту же вещь, ставя ее, снова беря — бессильная и в начавшемся бреду оторваться от печки. Дети были
на огороде, пускали змея, и, когда мальчишка Петька
пришел домой за куском хлеба, мать его, молчаливая и дикая, засовывала в потухшую печь разные вещи: башмаки, ватную рваную кофту, Петькин картуз. Сперва мальчик засмеялся, а потом увидел лицо матери и с
криком побежал
на улицу.
На ее
крик пришла Юдифа и, узнав, в чем дело, заохала; Аксинья Захаровна с Ариной Васильевной прибежали, и те навзрыд зарыдали; одна Манефа осталась невозмутимою.
Разнеслась по городу быстрокрылая молва о неистовой Мафальде, которая лежит обнаженная
на перекрестке улиц и предает свое прекрасное тело ласканиям юношей. И
пришли на перекресток мужи и жены, старцы и почтенные госпожи и дети и широким кругом обступили тесно сплотившуюся толпу неистовых. И подняли громкий
крик, укоряли бесстыдных и повелевали им разойтись, угрожая всею силою родительской власти, и гневом Божиим, и строгою карою от городских властей. Но только воплями распаленной страсти отвечали им юноши.
Так хорошо тогда мне вспоминать
Заросший пруд и хриплый звон ольхи,
Что где-то у меня живут отец и мать,
Которым наплевать
на все мои стихи,
Которым дорог я, как поле и как плоть,
Как дождик, что весной взрыхляет зеленя.
Они бы вилами
пришли вас заколоть
За каждый
крик ваш, брошенный в меня.
Горькие слезы хлынули из глаз девочки. Она бросилась
на пол с громким рыданием, звала маму, няню, Павлика, как будто они могли услышать ее за несколько десятков верст. Разумеется, никто не
приходил и никто не откликался
на её
крики. Тогда Тася вскочила
на ноги и, подбежав к плотно запертой двери, изо всей силы стала колотить в нее ногами, крича во все горло...
Разъяренный, забыв, что он во дворце, кабинет-министр замахнулся
на шута тростью… удар был силен и
пришел в шутовскую харю. С ужасным
криком растянулся Педрилло; кровь полила из носу струею.
Этот
крик был услышан слугами, которые и явились в кабинет его сиятельства. Их удивленным глазам представилась странная картина: лежавшего
на диване князя и валявшихся
на полу двух барышень. Позванные горничные унесли бесчувственных княжон в апартаменты княжны Александры, где молодых девушек стали приводить в чувство. Княжна Александра Яковлевна
пришла в себя первая.
— Не кричи, миленький.
Криком против правды ничего не сделаешь. Правда как смерть —
придет, так принимай, какая ни
на есть. С правдой тяжело, миленький, встретиться, по себе знаю, — и шепотом, глядя ему прямо в глаза, добавила: — Бог-то ведь тоже хороший!
Разговор их был прерван
криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который
пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей
на тот же двор,
на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что̀ им говорили.