Неточные совпадения
Приходил к ней
батюшка,
Будил ее, побуживал:
Ты, Машенька, пойдем домой!
— У меня хозяйство простое, — сказал Михаил Петрович. — Благодарю Бога. Мое хозяйство всё, чтобы денежки
к осенним податям были готовы.
Приходят мужички:
батюшка, отец, вызволь! Ну, свои всё соседи мужики, жалко. Ну, дашь на первую треть, только скажешь: помнить, ребята, я вам помог, и вы помогите, когда нужда — посев ли овсяный, уборка сена, жнитво, ну и выговоришь, по скольку с тягла. Тоже есть бессовестные и из них, это правда.
—
Батюшка, потише! Ведь услышат,
придут! Ну что тогда мы им скажем, подумайте! — прошептал в ужасе Порфирий Петрович, приближая свое лицо
к самому лицу Раскольникова.
Я
пришел к себе на квартиру и нашел Савельича, горюющего по моем отсутствии. Весть о свободе моей обрадовала его несказанно. «Слава тебе, владыко! — сказал он перекрестившись. — Чем свет оставим крепость и пойдем куда глаза глядят. Я тебе кое-что заготовил; покушай-ка,
батюшка, да и почивай себе до утра, как у Христа за пазушкой».
— Он завтра
к батюшке за медом заедет, а оттуда ко мне, и ты
приди, и мещанин будет.
— Я одновà видела, как в волостном мужика драли. Меня
к старшине
батюшка свекор послал,
пришла я, а он, глядь… — начала сторожиха длинную историю.
— Городские мы, отец, городские, по крестьянству мы, а городские, в городу проживаем. Тебя повидать, отец, прибыла. Слышали о тебе,
батюшка, слышали. Сыночка младенчика схоронила, пошла молить Бога. В трех монастырях побывала, да указали мне: «Зайди, Настасьюшка, и сюда,
к вам то есть, голубчик,
к вам».
Пришла, вчера у стояния была, а сегодня и
к вам.
Лет двадцать пять тому назад изба у него сгорела; вот и
пришел он
к моему покойному
батюшке и говорит: дескать, позвольте мне, Николай Кузьмич, поселиться у вас в лесу на болоте.
— Так вот я,
батюшка,
к тебе и
пришел, — говорит мужик не своим голосом.
— Ну, ангел мой, как вы тут поживаете? — спрашивал Иван Семеныч, любовно обнимая
батюшку за талию. — Завтра в гости
к тебе
приду…
Только раз это бобылка
приходит к нему тоже будто бы с этим на поклон: «
Батюшка, ваше высокоблагородие, говорит, я, говорит, сегодня родителей поминала, блины у меня очень поминальные хороши вышли!» — и подает ему, знаете, чудеснейших блинов.
Павел пробовал было хоть на минуту остаться с ней наедине, но решительно это было невозможно, потому что она то укладывала свои ноты, книги, то разговаривала с прислугой; кроме того, тут же в комнате сидела, не сходя с места, m-me Фатеева с прежним могильным выражением в лице; и, в заключение всего,
пришла Анна Гавриловна и сказала моему герою: «Пожалуйте,
батюшка,
к барину; он один там у нас сидит и дожидается вас».
— Он,
батюшка!.. Кому же, окромя его — варвара!.. Я,
батюшка, Михайло Поликарпыч, виновата уж, — обратилась она
к полковнику, — больно злоба-то меня на него взяла: забежала в Петрушино
к егерю Якову Сафонычу. «Не подсидишь ли, говорю,
батюшка, на лабазе [Лабаз — здесь полати в лесу, полок или помост на деревьях, откуда бьют медведей.]; не подстрелишь ли злодея-то нашего?» Обещался
прийти.
Одним словом, кончилось ничем, и
батюшка,
придя в тот же вечер
к генералу, заявил, что Анпетов, даже по многому увещанию, остался непреклонен.
Доложили ему, что я
пришел, он меня вспомнил и велел меня еще раз дома высечь и чтобы я
к батюшке,
к отцу Илье, на дух шел.
Еще на моей памяти
придет, бывало,
к батюшке-покойнику становой-то: просто, мило, благородно!
— Да.
Батюшка очень его полюбил. — Она задумчиво и печально улыбнулась. — Говорит про него: сей магометанин ко Христу много ближе, чем иные прихожане мои! Нет, вы подумайте, вдруг сказала она так, как будто давно и много говорила об этом, — вот полюбили друг друга иноплеменные люди — разве не хорошо это? Ведь рано или поздно все люди
к одному богу
придут…
— Тьфу ты, досадный человек! — отвечал толстяк, вскакивая с места. — Я
к нему как
к образованному человеку
пришел оказию сообщить, а он еще сомневается! Ну,
батюшка, если хочешь с нами, так вставай, напяливай свои штанишки, а мне нечего с тобой языком стучать: и без того золотое время с тобой потерял!
— И верно,
батюшка: совсем неласковая. Разносолов для вас не держим. Устал — посиди, никто тебя из хаты не гонит. Знаешь, как в пословице говорится: «
Приходите к нам на завалинке посидеть, у нашего праздника звона послушать, а обедать
к вам мы и сами догадаемся». Так-то вот…
Нет,
батюшка, знаем мы самоотверженную любовь вашу; вот, не хочу хвастаться, да так уж
к слову
пришло, — как
придешь к больному, и сердце замирает: плох был, неловко так подходишь
к кровати — ба, ба, ба! пульс-то лучше, а больной смотрит слабыми глазами да жмет тебе руку, — ну, это, братец, тоже ощущенье.
— Не гневайся,
батюшка! нас
прислал к тебе Бычура вот с этим проезжим, который показался нам подозрительным, хоть он и называет себя Юрием Дмитричем Милославским.
— А скажи-ка, крестный
батюшка, — спросил Омляш, — зачем ты сюда зашел? Уж не
прислали ли тебя нарочно повыведать, где наш боярин?.. Что ж ты молчишь?.. — продолжал Омляш. — Заговорил бы ты у меня, да некогда с тобой растабарывать… Ну, что стали, ребята? Удалой! тащи его
к сосне да втяните на самую макушку: пусть он оттуда караулит пчельник!
— Слава богу,
батюшка Николай Степанович! — отвечал господин в ополченном кафтане, — здоров, да только в больших горях. Ему
прислали из губернии, вдобавок
к его инвалидной команде, таких уродов, что он не знает, что с ними и делать. Уж ставил, ставил их по ранжиру — никак не уладит! У этого левое плечо выше правого, у того одна нога короче другой, кривобокие да горбатые — ну срам взглянуть! Вчера, сердечный! пробился с ними все утро, да так и бросил.
— Видел сегодня поутру, у Дарьи Михайловны. Ведь он у ней теперь великим визирем.
Придет время, она и с ним расстанется, — она с одним Пандалевским никогда не расстанется, — но теперь он царит. Видел его, как же! Он сидит — а она меня ему показывает: глядите, мол,
батюшка, какие у нас водятся чудаки. Я не заводская лошадь —
к выводке не привык. Я взял да уехал.
— Вот ужо
придет к нам подмога из Усторожья, так уж тогда мы с тобой поговорим, оглашенный, — отвечали со стены монахи. — Не от ума ты, поп, задурил… Никакого
батюшки Петра Федорыча нету, а есть только воры и изменщики. И тебе, Арефа, достанется на орехи за твое воровство.
К моему удовольствию,
батюшка согласился на мою просьбу. Он не взялся, конечно, отстоять мою абсолютную правду, но обещал защитить меня от злостных преувеличений,
к которым, наверное, не усомнятся прибегнуть кабатчики, чтоб очернить меня перед начальством. Со своей стороны, я вспомнил, что нынешней осенью мне
прислали сотню кустов какой-то неслыханной земляники, и предложил матушке в будущем году отделить несколько молодых отростков для ее огорода.
По всестороннем обсуждении мы остановились на следующем плане. И я и «он» сойдемся в доме
батюшки. Завтра, в одиннадцать часов утра, я, как будто гуляя,зайду
к батюшке, а в то же самое время, и «он», как будто гуляя,
придет туда же. И, таким образом, произойдет приятный сюрприз.
— Это зачем ты воспротивился? — опять обратилась бабушка
к генералу. ( — А ты,
батюшка, ступай,
придешь, когда позовут, — обратилась она тоже и
к обер-кельнеру, — нечего разиня-то рот стоять. Терпеть не могу эту харю нюрнбергскую!) — Тот откланялся и вышел, конечно не поняв комплимента бабушки.
Заметив меня,
батюшка сказал мужику, чтобы он
приходил к нему в другой раз, а сам пытливо посмотрел на меня своими иззелена-серыми, широко раскрытыми глазами и проговорил самым любезным тоном, протягивая мне свою длинную холодную руку...
— Ну, хорошо. Да что, Миша, я никак старосты не добьюсь; вели ему
прийти ко мне завтра пораньше, у меня с ним дела будет много. Без меня у вас, я вижу, всё не так идет. Ну, довольно, устала я, везите меня, вы… Прощайте,
батюшка, имени и отчества не помню. — прибавила она, обратившись
к Владимиру Сергеичу, — извините старуху. А вы, внучки, не провожайте меня. Не надо. Вам бы только всё бегать. Сидите, сидите да уроки твердите, слышите. Маша вас балует. Ну, ступайте.
— Да
к вашей милости,
батюшка,
пришел.
Служба кончалась,
батюшка выходил ко мне и спрашивал, не нужно ли и когда приехать
к нам служить всенощную; но я трогательно благодарила его за то, что он хотел, как я думала, для меня сделать, и говорила, что я сама
приду или приеду.
— Ах,
батюшки! Как я с вами заболталась! Прощайте, я было за деньгами
к вам
приходила.
Признаюсь, от такого пассажа вся моя меланхолия — или, как батюшка-покойник называл эту душевную страсть, мехлиодия — прошла и в ее место вступил в меня азарт, и такой горячий, что я принялся кричать на него, выговаривая, что я и не думал заехать
к нему, не хотел бы и знать его, а он меня убедительно упросил; я, если бы знал, не съел бы у него ни сухаря, когда у него все так дорого продается; что не я, а он сам мне предлагал все и баню, о которой мне бы и на мысль не
пришло, а в счете она поставлена в двадцать пять рублей с копейками.
— Где уж,
батюшка! Не воротишь ее: совсем нарядная
приходила к тебе проситься; прямо из горницы и побежала; верст на пять теперь уж ушла.
— А так, друг мой, пропал, что и по се два дни, как вспомню, так, господи, думаю, неужели ж таки такая я грешница, что ты этак меня испытуешь? Видишь, как удивительно это все случилось: видела я сон; вижу, будто
приходит ко мне какой-то священник и приносит каравай, вот как, знаешь, в наших местах из каши из пшенной пекут. «На, говорит, тебе, раба, каравай». — «
Батюшка, — говорю, — на что же мне и
к чему каравай?» Так вот видишь,
к чему он, этот каравай-то, вышел —
к пропаже.
Кисельников. Эх, сиротки, сиротки! Вот и мать-то оттого умерла, что пропустили время за доктором послать. А как за доктором-то посылать, когда денег-то в кармане двугривенный? Побежал тогда
к отцу, говорю: «
Батюшка, жена умирает, надо за доктором посылать, денег нет». — «Не надо, говорит, все это — вздор». И мать то же говорит. Дали каких-то трав, да еще поясок какой-то, да старуху-колдунью
прислали; так и уморили у меня мою Глафиру.
Но как-то
пришел наш
батюшка, отец Иван, и в один присест выпил все мои ликеры; и «Вестник Европы» пошел тоже
к поповнам, так как летом, особенно во время покоса, я не успевал добраться до своей постели и засыпал в сарае в санях или где-нибудь в лесной сторожке — какое уж тут чтение?
— Та-ак! Мы их ели. Это, знаете, анекдот есть такой, — пояснил Ильяшенко. —
Пришел солдат с войны
к себе в деревню, ну и, понятно, врет, как слон. Публика, конечно, обалдемши от удивления. «Были мы, говорит, на Балканах, в самые, значит, облака забрались, в самую середку». — «Ах,
батюшки, да неужто ж в облака?» А солдат этак с равнодушием: «А что нам облака? Мы их ели. Все одно как стюдень».
Когда
батюшка мой заложил пегую лошадку нашу в телегу, чтобы отвезти меня, Левка
пришел опять
к плетню, он не совался вперед, а, прислонившись
к верее, обтирал по временам грязным спущенным рукавом рубашки слезы.
Приходит к царю-батюшке, молит, просит родительского благословенья, государского позволенья — закон свершить, честен брак принять, на меньшой девице-сестрице жениться.
—
Батюшка ты мой!.. Сама буду глядеть и работникам закажу, чтоб глядели, — вопила Аксинья Захаровна. — А уж лучше бы, кормилец, заказал ты ему путь
к нашему дому. Иди, мол, откуда
пришел.
— По пословице, родной, по пословице. А ты, мой
батюшка, все шалберничаешь, — погрозила она ему пальцем; — а нет того, чтобы зайти
к старухе посидеть!..
Приходи, что ли; в бостон по старой памяти поиграем. А мне кстати из деревни медвежьи окорока
прислали, ты ведь любишь пожрать-то?
— Экая досада! — вскричал Андрей Александрыч, садясь на диван в передней горнице. — А я было
к нему за делом. Как-то раз
батюшка говорил мне, что у вас и домик и надворные службы обветшали, и я обещал ему сделать поправки. А теперь хочу нанимать плотников, теплицы поправить надо, застольную, а скотный двор заново поставить. Так я было и
пришел с конторщиком осмотреть, какие поправки нужно сделать у вас, чтоб заодно плотников-то рядить.
Пришел корпусный
батюшка, покропил нас водой; потом казначей дал нам по двадцати семи рублей пятидесяти копеек денег на дорогу, и нагруженные нами повозки, съехав с казенного двора, тяжело застучали по мостовой, медлительно подвигаясь
к пестрым бревнам заставы.
— А вы не намекайте, — говорит невестина мать. — Мы вас по вашим родителям почитаем и на свадьбу пригласили, а вы разные слова… А ежели вы знали, что Егор Федорыч из интереса женится, то что же вы раньше молчали?
Пришли бы да и сказали по-родственному: так и так, мол, на интерес польстился… А тебе,
батюшка, грех! — обращается вдруг невестина мать
к жениху, слезливо мигая глазами. — Я ее, может, вскормила, вспоила… берегла пуще алмаза изумрудного, деточку мою, а ты… ты из интереса…
— Поглядеть на тебя
пришла… Их у меня, сынов-то, двое, — обратилась она
к монахам, — этот, да еще Василий, что в посаде. Двоечко. Им-то всё равно, жива я или померла, а ведь они-то у меня родные, утешение… Они без меня могут, а я без них, кажется, и дня бы не прожила… Только вот,
батюшки, стара стала, ходить
к нему из посада тяжело.
— Не бывал ноне…
Пришел было, я его
к тебе,
батюшка, послала, а потом он не возвращался… Кабы был, може, того и не приключилось…
Карла. Швед, как
пришел из-за этого моря, застал врасплох наших да и завладел всем здешним краем и святую церковь в нем разорил. За что ж дерется ныне наш православный
батюшка (снимает шляпу) государь Петр Алексеевич, как не за свое добро, за отчину свою давнюю? Видите, как она примкнута
к России, будто с нею срослась. Россия-то вправо, рубеж зеленою каемочкою означен.
— Полонил я только одну красавицу, разумную думушку, — отвечал Хабар, — она шепнула мне полюбовное слово и вам велела молвить: родные-то мы, братцы, по святой по Руси, родные скоро будем и по
батюшке Ивану Васильевичу.
Приду я
к вам, мои кровные, припаду
к вашим ногам, примите меня, друженьки, во свою семью. Вам раскрою белу грудь мою: выроньте в нее семя малое, слово ласково разрастется широким деревцом. Снимите вы голову, не плачьте по волосам; помилуете — буду ввек вам рабыней-сестрой.