Неточные совпадения
Он стоял пред ней с страшно блестевшими из-под насупленных бровей
глазами и
прижимал к груди сильные
руки, как будто напрягая все силы свои, чтобы удержать себя. Выражение лица его было бы сурово и даже жестоко, если б оно вместе с тем не выражало страдания, которое трогало ее. Скулы его тряслись, и голос обрывался.
К сердцу своему
Он
прижимал поспешно
руку,
Как бы его смиряя муку,
Картуз изношенный сымал,
Смущенных
глаз не подымал
И шел сторонкой.
— Да, — повторила Катя, и в этот раз он ее понял. Он схватил ее большие прекрасные
руки и, задыхаясь от восторга,
прижал их
к своему сердцу. Он едва стоял на ногах и только твердил: «Катя, Катя…», а она как-то невинно заплакала, сама тихо смеясь своим слезам. Кто не видал таких слез в
глазах любимого существа, тот еще не испытал, до какой степени, замирая весь от благодарности и от стыда, может быть счастлив на земле человек.
Глаза высохли у Фенечки, и страх ее прошел, до того велико было ее изумление. Но что сталось с ней, когда Павел Петрович, сам Павел Петрович
прижал ее
руку к своим губам и так и приник
к ней, не целуя ее и только изредка судорожно вздыхая…
Открыв
глаза, Самгин видел сквозь туман, что
к тумбе прислонился, прячась, как зверушка, серый ботик Любаши, а опираясь спиной о тумбу, сидит, держась за живот
руками,
прижимая к нему шапку, двигая черной валяной ногой, коротенький человек, в мохнатом пальто; лицо у него тряслось, вертелось кругами, он четко и грустно говорил...
Он почти благодарно поцеловал
руку Варвары, она — отвернулась в сторону,
прижав платок
к глазам.
На ночь он уносил рисунок в дортуар, и однажды, вглядываясь в эти нежные
глаза, следя за линией наклоненной шеи, он вздрогнул, у него сделалось такое замиранье в груди, так захватило ему дыханье, что он в забытьи, с закрытыми
глазами и невольным, чуть сдержанным стоном,
прижал рисунок обеими
руками к тому месту, где было так тяжело дышать. Стекло хрустнуло и со звоном полетело на пол…
Опираясь на него, я вышел «на улицу» в тот самый момент, когда палуба вдруг как будто вырвалась из-под ног и скрылась, а перед
глазами очутилась целая изумрудная гора, усыпанная голубыми волнами, с белыми, будто жемчужными, верхушками, блеснула и тотчас же скрылась за борт. Меня стало
прижимать к пушке, оттуда потянуло
к люку. Я обеими
руками уцепился за леер.
И она вдруг, не выдержав, закрыла лицо
рукой и рассмеялась ужасно, неудержимо, своим длинным, нервным, сотрясающимся и неслышным смехом. Старец выслушал ее улыбаясь и с нежностью благословил; когда же она стала целовать его
руку, то вдруг
прижала ее
к глазам своим и заплакала...
На другой день Чертопханов вместе с Лейбой выехал из Бессонова на крестьянской телеге. Жид являл вид несколько смущенный, держался одной
рукой за грядку и подпрыгивал всем своим дряблым телом на тряском сиденье; другую
руку он
прижимал к пазухе, где у него лежала пачка ассигнаций, завернутых в газетную бумагу; Чертопханов сидел, как истукан, только
глазами поводил кругом и дышал полной грудью; за поясом у него торчал кинжал.
Он
прижал руку матери
к губам и покрыл ее поцелуями. На его
глазах стояли слезы. Он долго плакал, и это его облегчило.
Женщины в фартуках всплескивали
руками и щебетали скоро-скоро подобострастными и испуганными голосами. Красноносая девица кричала с трагическими жестами что-то очень внушительное, но совершенно непонятное, очевидно, на иностранном языке. Рассудительным басом уговаривал мальчика господин в золотых очках; при этом он наклонял голову то на один, то на другой бок и степенно разводил
руками. А красивая дама томно стонала,
прижимая тонкий кружевной платок
к глазам.
Когда он лег и уснул, мать осторожно встала со своей постели и тихо подошла
к нему. Павел лежал кверху грудью, и на белой подушке четко рисовалось его смуглое, упрямое и строгое лицо.
Прижав руки к груди, мать, босая и в одной рубашке, стояла у его постели, губы ее беззвучно двигались, а из
глаз медленно и ровно одна за другой текли большие мутные слезы.
Подняв
глаза к небу и крепко
прижав руку к груди, он с жаром сказал про себя: «Клянусь, клянусь, что в последний раз приходил
к ним. Не хочу больше испытывать такого унижения. Клянусь!»
Секретарь Экзархатов, бывший свидетель этой сцены и очень уж, кажется, скромный человек, не утерпел и, пришедши в правление, рассказал, как председатель
прижимал руку к сердцу, возводил
глаза к небу и уверял совершенно тоном гоголевского городничего, что он сделал это «по неопытности, по одной только неопытности», так что вице-губернатору, заметно, сделалось гадко его слушать.
Санин схватил эти бессильные, ладонями кверху лежавшие
руки — и
прижал их
к своим
глазам,
к своим губам… Вот когда взвилась та завеса, которая мерещилась ему накануне. Вот оно, счастье, вот его лучезарный лик!
— Ваше высокопревосходительство! — начал он,
прижимая руку к сердцу, но более того ничего не мог высказать, а только, сморгнув навернувшиеся на
глазах его слезы, поклонился и вышел.
Во все это время Сусанна Николаевна, сидевшая рядом с мужем,
глаз не спускала с него и, видимо, боясь спрашивать, хотела, по крайней мере, по выражению лица Егора Егорыча прочесть, что у него происходит на душе. Наконец он взял ее
руку и крепко
прижал ту
к подушке дивана.
«Ой, — шепчет, — ты не спишь?» Схватила на
руки,
прижала к себе крепко, закрыла
глаза.
Каждый день, подходя
к пруду, видел я этого, уже дряхлого, сгорбленного, седого, как лунь, старика, стоявшего, прислонясь
к углу своей избы, прямо против восходящего солнца; костлявыми пальцами обеих
рук опирался он на длинную палку,
прижав ее
к своей груди и устремив слепые
глаза навстречу солнечным лучам.
У него маленький красивый рот, точно у девушки, кисти
рук — длинные, он вертит в живых пальцах золотой цветок розы и,
прижимая его
к пухлым губам, закрывает
глаза.
Но, дойдя до этих пределов, я вдруг сообразил, что произношу защитительную речь в пользу наяривательного содействия. И, как обыкновенно в этих случаях бывает, начал прислушиваться, я ли это говорю или кто другой, вот хоть бы этот половой, который,
прижав под мышки салфетку, так и ест нас
глазами.
К счастью, Ноздрев сразу понял меня. Он был, видимо, взволнован моими доводами и дружески протягивал мне обе
руки.
Игнат, должно быть, по
глазам сына отгадал его чувства: он порывисто встал с места, схватил его на
руки и крепко
прижал к груди.
Руки у него тряслись, на висках блестел пот, лицо стало добрым и ласковым. Климков, наблюдая из-за самовара, видел большие, тусклые
глаза Саши с красными жилками на белках, крупный, точно распухший нос и на жёлтой коже лба сеть прыщей, раскинутых венчиком от виска
к виску. От него шёл резкий, неприятный запах. Пётр,
прижав книжку
к груди и махая
рукой в воздухе, с восторгом шептал...
Он спрыгнул с постели, встал на колени и, крепко
прижимая руки к груди, без слов обратился в тёмный угол комнаты, закрыл
глаза и ждал, прислушиваясь
к биению своего сердца.
— Так! я должна это сделать, — сказала она наконец решительным и твердым голосом, — рано или поздно — все равно! — С безумной живостью несчастливца, который спешит одним разом прекратить все свои страдания, она не сняла, а сорвала с шеи черную ленту,
к которой привешен был небольшой золотой медальон. Хотела раскрыть его, но
руки ее дрожали. Вдруг с судорожным движением она
прижала его
к груди своей, и слезы ручьем потекли из ее
глаз.
И бедный указал иссохшею
рукою на замерзлое, тусклое окно. Потом схватил
руки Зины,
прижал их
к глазам своим и горько-горько зарыдал. Рыдания почти разрывали истерзанную грудь его.
— Ваше высокородие, позвольте! — продолжал Пузич, еще крепче
прижимая руку к сердцу, — кому таперича свое тело не мило, а лопни, значит, мои
глаза, ваше привосходительство, ежели кто хоть копейку против меня уваженья сделает.
А кровь все льет и льет;
прижимает рану
к боку, хочет зажать ее, но не унимается кровь; видно, глубоко поранил он
руку. Закружилось у него в голове, в
глазах черные мухи залетали; потом и совсем потемнело; в ушах звон колокольный. Не видит он поезда и не слышит шума: одна мысль в голове: «Не устою, упаду, уроню флаг; пройдет поезд через меня… помоги, Господи, пошли смену…»
Воскресенский нетерпеливо искал
глазами знакомую дачу в виде русского терема. И когда она показалась наконец из-за густой чащи княжеского парка и стала вся видна над своей огромной, белой крепостной стеной, он часто задышал и крепко
прижал руку к холодевшему сердцу.
Он не сводил
глаз с узкого, нежного серпа,
прижимал руки к груди и шептал давно забытые слова великой молитвы...
Чтобы кончить о синем, городских училищ, Пушкине: он для любви был слишком худ, — ни с трудом поднять, ни тяжело вздохнув, обнять,
прижать к неизменно-швейцарскому и неизменно-темному фартуку, — ни в
руках ничего, ни для
глаз ничего, точно уже прочел.
Мне не хотелось спать. Я смотрел во тьму степи, и в воздухе перед моими
глазами плавала царственно красивая и гордая фигура Радды. Она
прижала руку с прядью черных волос
к ране на груди, и сквозь ее смуглые, тонкие пальцы сочилась капля по капле кровь, падая на землю огненно-красными звездочками.
«А мы смотрели. Лежала Радда,
прижав к груди
руку с прядью волос, и открытые
глаза ее были в голубом небе, а у ног ее раскинулся удалой Лойко Зобар. На лицо его пали кудри, и не видно было его лица.
Это была бабушка, ослепшая от слез после побега моего отца из аула. Бабушка протянула ко мне слабые старческие
руки и стала водить пальцами по моему лицу, ощупывая каждую черту. Ее лицо, вначале бесстрастно-внимательное, какими бывают лица слепых, вдруг озарилось светом, счастливой улыбкой. Из незрячих
глаз полились слезы. Она обхватила
руками мою голову и,
прижав ее
к своей иссохшей груди, восклицала, подняв угасший взгляд
к небу...
Прижав к груди трепещущие
руки, похолодев от ужаса, я стояла и ждала, уставясь круглыми от страха
глазами на неотвратимо приближавшуюся ко мне фигуру.
Саша приблизилась
к отцу, отвела тихо его
руку от
глаз,
прижала его голову
к своей груди и, поцеловав отца в лоб, тихо шепнула ему...
Подозеров нагнулся и с чувством поцеловал обе
руки Александры Ивановны. Она сделала было движение, чтобы поцеловать его в голову, но тотчас отпрянула и выпрямилась. Пред нею стояла бледная Вера и положила обе свои
руки на голову Подозерова, крепко
прижала его лицо
к коленам мачехи и вдруг тихо перекрестила, закрыла ладонью
глаза и засмеялась.
И, сказав это, Гай подал Ивану крошечное голубиное сердечко. Солдат схватил его обеими
руками и
прижал к своей груди. В ту же минуту Гай вытащил огромный нож из-за пазухи и вырезал им плачущие
глаза Ивана.
Пошел
к десяти. Было слякотно и холодно, черные тучи на болезненно-бледном небе; несмотря на ветер, стоял легкий туман. Бульвар был безлюден. Только на крайней скамеечке сидела парочка, тесно друг
к другу прижавшись;
рука мужчины была под кофточкой девушки, на ее груди. Я отшатнулся. В девушке я узнал мою Гретхен. Печерников, крепко ее
прижимая к себе, смотрел на меня хохочущими
глазами.
Екатерина Ивановна хочет что-то сказать, но вместо того встает, делает два быстрых шага и
прижимает ладони
рук к глазам. Алексей вопросительно взглядывает на Коромыслова, и тот делает жест, как будто зарисовывает карандашом фигуру. Алексей морщится и машет
рукой.
Катра вынула из кармана револьвер. Она обняла мою шею
рукою, крепко
прижала к себе. Другой
рукой покрыла плоский, блестящий револьвер. Грозно-веселый свет безумно лился из ее
глаз в мои.
Фридрих Адольфович со всех ног бросился
к Митьке, выхватил у него несчастную птичку и со стоном
прижал ее
к своей груди. А Митька между тем рассказывал, широко размахивая
руками и тараща свои и без того вытаращенные
глаза...
Сход расходился. Мавра, несмотря на холодный ветер, сидела на пороге своей избы. С побелевшими губами и мутными
глазами, она растерянно качала головою. Около нее стояла бледная Донька,
прижимала к груди
руки и неподвижно смотрела на расходившихся по дороге мужиков.
К счастию ее, отрава не сильна, время не упущено. Сила врачебных пособий, сделанных ей Антоном, уничтожает силу яда. Гаида спасена. Это прекрасное создание, близкое
к уничтожению, расцветает снова жизнью пышной розы; на губы, на щеки спешит свежая кровь из тайников своих. Обеими
руками своими, отлитыми на дивование, берет она
руку молодого врача,
прижимает ее
к груди и, обращая
к небу черноогненные
глаза, из которых выступили слезы, благодарит ими сильнее слов.
Она обхватила
руками его голову, крепко
прижала к своему сердцу, целовала его в губы, в лоб, в
глаза и шептала в каком-то исступлении.
После несколько раз повторенного стука и криков: «Отворяй», — выломали дверь, и
глазам пришедших представилась следующая картина: Татьяна сидела, дико озираясь, на полу,
прижав руки к груди, возле груды наваленной мебели и дико хохотала.
Описание своей любезной сопровождал Педрилло страстною и отчаянною мимикой,
прижимая то
руки к сердцу, то вскидывая
глаза к небу.
Валя молчал. Внезапно лицо женщины растянулось, слезы быстро-быстро закапали одна за другой, и, точно потеряв под собою землю, она рухнула на кровать, жалобно скрипнувшую под ее телом. Из-под платья выставилась нога в большом башмаке с порыжевшей резинкой и длинными ушками.
Прижимая руку к груди, другой сжимая виски, женщина смотрела куда-то сквозь стену своими бледными, выцветшими
глазами и шептала...
Ее
глаза сияли, тоскующее, смятенное лицо осветилось изнутри и стало вдруг прекрасным. Она с надсадом
прижимала к колеблющейся груди его
руку, как будто старалась убедить саму себя, что эта
рука, правда, близкая-близкая, как своя.