Неточные совпадения
Клим знал, что народ — это мужики и бабы, живущие
в деревнях, они по
средам приезжают в город продавать дрова, грибы, картофель и капусту.
—
В кусочки, да! Хлебушка у них — ни поесть, ни посеять. А
в магазее хлеб есть, лежит. Просили они на посев — не вышло, отказали им. Вот они и решили самосильно взять хлеб силою бунта, значит. Они еще
в среду хотели дело это сделать, да
приехал земской, напугал. К тому же и день будний, не соберешь весь-то народ, а сегодня — воскресенье.
Бог знает, когда бы кончился этот разговор, если б баниосам не подали наливки и не повторили вопрос: тут ли полномочные? Они объявили, что полномочных нет и что они будут не чрез три дня, как ошибкой сказали нам утром, а чрез пять, и притом эти пять дней надо считать с 8-го или 9-го декабря… Им не дали договорить. «Если
в субботу, — сказано им (а это было
в среду), — они не
приедут, то мы уйдем». Они стали торговаться, упрашивать подождать только до их приезда, «а там делайте, как хотите», — прибавили они.
Вдруг, смотрю, подымается из
среды дам та самая молодая особа, из-за которой я тогда на поединок вызвал и которую столь недавно еще
в невесты себе прочил, а я и не заметил, как она теперь на вечер
приехала.
А кстати: припоминаю, каким я был глупцом перед тобой, когда я
приехал к тебе тогда утром,
в среду!
В среду,
в которую Егор Егорыч должен был
приехать в Английский клуб обедать, он поутру получил радостное письмо от Сусанны Николаевны, которая писала, что на другой день после отъезда Егора Егорыча
в Петербург к нему
приезжал старик Углаков и рассказывал, что когда генерал-губернатор узнал о столь строгом решении участи Лябьева, то пришел
в удивление и негодование и, вызвав к себе гражданского губернатора, намылил ему голову за то, что тот пропустил такой варварский приговор, и вместе с тем обещал ходатайствовать перед государем об уменьшении наказания несчастному Аркадию Михайлычу.
— Да всего лучше вот что, — начал Сергей Степаныч, — вы
приезжайте в следующую
среду в Английский клуб обедать! Там я вам и скажу, когда Лев Алексеич [Лев Алексеевич — Перовский (1792—1856), министр внутренних дел.] может вас принять, а вы между тем, может быть, встретитесь
в клубе с некоторыми вашими старыми знакомыми.
Торжество Николина дня заключилось, наконец, тем, что Екатерина Петровна пригласила к себе
в Синьково все общество
приехать в будущую
среду на обед.
— Да, да. Пожалуйста,
приезжайте же, Андрей Ильич, — вмешалась Нина. —
В среду,
в пять часов вечера… сборный пункт — станция…
Статейка газеты содержала следующее: «Нигилизм начинает проникать во все слои нашего общества, и мы, признаться, с замирающим сердцем и более всего опасались, чтобы он не коснулся, наконец, и до нашей педагогической
среды; опасения наши, к сожалению, более чем оправдались:
в одном женском учебном заведении начальница его, девица, до того простерла свободу своих нигилистических воззрений, что обыкновенно
приезжает в училище и уезжает из него по большей части со своим обожателем».
Я не знаю, что бы со мной было, если б и
в третий срок я не получил письма; но
в середине недели, именно поутру
в среду 14 апреля, мой добрый Евсеич, после некоторого приготовления, состоявшего
в том, что «верно, потому нет писем, что матушка сама едет, а может быть, и
приехала», объявил мне с радостным лицом, что Марья Николавна здесь,
в гимназии, что без доктора ее ко мне не пускают и что доктор сейчас
приедет.
Во вторник
приехали не сто, а сто одиннадцать человек. Прием я кончил
в девять часов вечера. Заснул я, стараясь угадать, сколько будет завтра,
в среду? Мне приснилось, что
приехало девятьсот человек.
Недавно
приезжал сюда следователь, может, помнишь, на курсе у нас хохол был, Цыбуля по фамилии: свинья-свиньей, тошно смотреть, и еще, подлец, жалуется, что
среда заела, а сам получает даром две тысячи
в год да все время пьет горькую чашу…
— А я к себе доктора жду обедать, — сказал Иван Иваныч. — Обещал с пункта заехать. Да. Он у меня каждую
среду обедает, дай бог ему здоровья. — Он потянулся ко мне и поцеловал
в шею. —
Приехали, голубчик, значит, не сердитесь, — зашептал он, сопя. — Не сердитесь, матушка. Да. Может, и обидно, но не надо сердиться. Я об одном только прошу бога перед смертью: со всеми жить
в мире и согласии, по правде. Да.
Все лавки открывались только
в базарные дни — по понедельникам и пятницам, а Теркин
приехал в ночь со вторника на
среду.
Алексей Платонович
приехал в Грузино
в среду в полдень. Граф выразил ему признательность, что скоро
приехал. Якова Васильевича Виллье и доктора Миллера Бровцын застал уже при графе. Они сообщили ему о безнадежном состоянии больного.