Неточные совпадения
— Поверите ли, ваше превосходительство, — продолжал Ноздрев, — как сказал он мне: «Продай мертвых душ», — я так и лопнул со смеха.
Приезжаю сюда, мне говорят, что накупил на три миллиона
крестьян на вывод: каких на вывод! да он торговал у меня мертвых. Послушай, Чичиков, да ты скотина, ей-богу, скотина, вот и его превосходительство здесь, не правда ли, прокурор?
Впрочем,
приезжий делал не всё пустые вопросы; он с чрезвычайною точностию расспросил, кто в городе губернатор, кто председатель палаты, кто прокурор, — словом, не пропустил ни одного значительного чиновника; но еще с большею точностию, если даже не с участием, расспросил обо всех значительных помещиках: сколько кто имеет душ
крестьян, как далеко живет от города, какого даже характера и как часто
приезжает в город; расспросил внимательно о состоянии края: не было ли каких болезней в их губернии — повальных горячек, убийственных каких-либо лихорадок, оспы и тому подобного, и все так обстоятельно и с такою точностию, которая показывала более, чем одно простое любопытство.
Хотя кашель мешал Дьякону, но говорил он с великой силой, и на некоторых словах его хриплый голос звучал уже по-прежнему бархатно. Пред глазами Самгина внезапно возникла мрачная картина: ночь, широчайшее поле, всюду по горизонту пылают огромные костры, и от костров идет во главе тысяч
крестьян этот яростный человек с безумным взглядом обнаженных глаз. Но Самгин видел и то, что слушатели, переглядываясь друг с другом, похожи на зрителей в театре, на зрителей, которым не нравится
приезжий гастролер.
«Денег ни гроша, три месяца,
приехать самому, разобрать дела
крестьян, привести доход в известность, служить по выборам», — все это в виде призраков обступило Обломова. Он очутился будто в лесу, ночью, когда в каждом кусте и дереве чудится разбойник, мертвец, зверь.
Управляющий писал, что ему, Нехлюдову, необходимо самому
приехать, чтобы утвердиться в правах наследства и, кроме того, решить вопрос о том, как продолжать хозяйство: так ли, как оно велось при покойнице, или, как он это и предлагал покойной княгине и теперь предлагает молодому князю, увеличить инвентарь и всю раздаваемую
крестьянам землю обрабатывать самим.
Года через полтора он
приехал в Москву, мне хотелось его видеть, я его любил за
крестьян и за несправедливое недоброжелательство к нему его дядей.
Вот этот-то народный праздник, к которому
крестьяне привыкли веками, переставил было губернатор, желая им потешить наследника, который должен был
приехать 19 мая; что за беда, кажется, если Николай-гость тремя днями раньше придет к хозяину? На это надобно было согласие архиерея; по счастию, архиерей был человек сговорчивый и не нашел ничего возразить против губернаторского намерения отпраздновать 23 мая 19-го.
Они к этому привыкают потому, что во время сноповой возки беспрестанно повторяют этот маневр, то есть садятся на деревья, когда
крестьяне приедут за снопами, и слетают опять на скирды, когда
крестьяне уедут с нагруженными телегами.
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор
приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от
крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
Когда мы
приехали на десятины, то увидели, что несколько человек
крестьян длинными вилами накладывают воза и только увязывают и отпускают их.
Приезжал из города какой-то чиновник, собрал всех
крестьян, прочел им указ и ввел моего отца во владение доставшимся ему именьем по наследству от нашего покойного дедушки.
Мы
приехали поутру, а во время обеда уже полон был двор
крестьян и крестьянок.
Приехавши из губернского города в Воплино, Утробин двое суток сряду проспал непробудным сном. Проснувшись, он увидел на столе письмо от сына, который тоже извещал о предстоящей катастрофе и писал:"Самое лучшее теперь, милый папаша, — это переселить
крестьян на неудобную землю, вроде песков: так, по крайней мере, все дальновидные люди здесь думают".
— Какой он молодой — сорок лет с лишком будет!
Приехал он сюда, жил смирно, к помещикам не ездил, хозяйством не занимался, землю своим же бывшим
крестьянам почесть за ничто сдавал — а выжили!
Как скоро
приехал Петр Николаич и взялся за порядки, молодой Тюрин, видя в ливенцовских
крестьянах самостоятельный дух и твердое намерение отстаивать свои права, заинтересовался ими и часто ходил в село и разговаривал с
крестьянами, развивая среди них теорию социализма вообще и в частности национализации земли.
Когда
приехал следователь по особо важным делам и как свидетельницу допрашивал ее, она видела тут же, в квартире следователя, двух закованных
крестьян, признанных главными виновниками.
В донесении этом управляющий прежде всего объяснил, что недоимка с
крестьян им почти вся собрана, а затем следовало довольно неприятное известие, что на днях, по чьему-то безымянному доносу, к ним в имение
приезжала земская полиция, в сопровождении сенаторского чиновника, делать дознания о злоупотреблениях будто бы господином Крапчиком помещичьей власти, но что он, управляющий, водя
крестьян к допросам, строго воспрещал им что-либо показывать на господина, угрожая, в противном случае, ссылкою на поселение, и что вследствие этого никто из
крестьян ничего не показал в подтверждение доноса.
Совершается следующее: губернатор,
приехав на место действия, произносит речь народу, упрекая его за его непослушание, и или становит войско по дворам деревни, где солдаты в продолжение месяца иногда разоряют своим постоем
крестьян, или, удовлетворившись угрозой, милостиво прощает народ и уезжает, или, что бывает чаще всего, объявляет ему, что зачинщики за это должны быть наказаны, и произвольно, без суда, отбирает известное количество людей, признанных зачинщиками, и в своем присутствии производит над ними истязания.
Мне рассказывали случай, происшедший с храбрым становым, который,
приехав в деревню, где бунтовали
крестьяне и куда были вызваны войска, взялся усмирить бунт в духе Николая I, один, своим личным влиянием.
Поселив Парашино и занимаясь его устройством, он каждый год
приезжал в Багрово, был постоянно ласков, искателен, просил у Степана Михайловича советов, как у человека опытного в переселении
крестьян; с большою благодарностью точно и подробно записывал все его слова и в самом деле пользовался ими.
В Багрове заранее были сделаны распоряжения, чтобы в день приезда молодых угостить дворню, всех своих и даже соседних
крестьян, если кто захочет прийти или
приехать.
Наконец, родовые багровские
крестьяне, переведенные вместе с бактеевскими из Симбирской губернии в Парашино, имевшие родственников в Новом Багрове, стали
приезжать туда и рассказывать про барина страшные вести.
Большая зеленая площадь, идущая от церкви до кабака, была сплошь занята длинными рядами телег, в которых с женами и детьми
приехали на праздник
крестьяне окрестных деревень: Волоши, Зульни и Печаловки.
Ограду и крыльцо кабака буквально запрудили, толкая и давя друг друга, покупатели; перебродские
крестьяне перемешались с
приезжими, рассевшись на траве, в тени повозок.
Белов был
крестьянин, сын кирсановского портного, работавшего иногда на
приезжих актеров.
Позье бриллиантщик всем, кто к нему цугом
приезжал, отказывал, потому что брали, да и не платили; а Иван Васильич, князь Одоевский, тайный советник был и вотчинной коллегии президент, а до того замотался, что всех
крестьян продал: крепостных музыкантов играть по дворам посылал и тем жил, а потом и этих своих кормильцев продал да стал с карточных столов деньги красть…
— Да, личность выдающаяся, — подтвердил фельдшер. —
Крестьяне его прямо обожали. Подход знал к ним. На операцию ложиться к Липонтию — пожалуйста! Они его вместо Леопольд Леопольдович Липонтий Липонтьевичем звали. Верили ему. Ну, и разговаривать с ними умел. Нуте-с,
приезжает к нему как-то приятель его, Федор Косой из Дульцева, на прием. Так и так, говорит, Липонтий Липонтьич, заложило мне грудь, ну, не продохнуть. И, кроме того, как будто в глотке царапает…
—
Приехал за инструкциями. Без людей ничего не поделаешь. Тамошние
крестьяне все со страха попрятались.
От нечего делать принял он приглашение одного из своих бывших товарищей — ехать с ним на лето в деревню;
приехал, увидал, что там делается, да и принялся толковать — и своему товарищу, и отцу его, и даже бурмистру и мужикам — о том, как беззаконно больше трех дней на барщину
крестьян гонять, как непозволительно сечь их без всякого суда и расправы, как бесчестно таскать по ночам крестьянских женщин в барский дом и т. п.
В головах Песоченского приказа сидел Михайло Васильич Скорняков, тот самый, что на именинах Аксиньи Захаровны втянулся было в затеянное Стуколовым ветлужское дело. Жил он верстах в десяти от Песочного, в приказ
приезжал только по самым важным делам. Всем заправлял писарь, молодой парень из удельных же
крестьян. Обыкновенно должность писаря в удельных приказах справлялась мелкими чиновниками;
крестьяне редко на нее попадали. Одним из таких был Карп Алексеич Морковкин, писарь Песоченского удельного приказа.
Недели полторы после Настиных похорон
приехал к Патапу Максимычу из Городца удельный
крестьянин Григорий Филиппов. Запершись в задней горнице, добрый час толковал с ним горемычный тысячник. Кончив разговоры, повел он
приезжего по токарням, по красильням, по всему своему заведению.
Вскоре после того, как Марью Ивановну ввели по владение пустошами, сама она
приехала на новые свои земли. У миршенского
крестьянина, что жил других позажиточней, весь дом наняла она. Отдохнувши после приезда, вздумала она объехать межи своего владенья. Волостной голова, двое миршенских стариков и поверенный вместе с нею поехали.
Дачники были в смятении. Болгары тоже чувствовали себя тревожно. Кучки бедноты стояли на деревенской улице и вполголоса переговаривались. По слухам, в соседней русской деревне уже образовался революционный комитет, туда
приезжали большевистские агитаторы и говорили, чтобы не было погромов, что все — достояние государства.
Крестьяне наносили им вина, хлеба, яиц, сала и отказались взять деньги.
И вдруг опять вести из Нижнего: отчаянные письма моей матушки и тетки. Умоляют
приехать и помочь им в устройстве дел. Необходимо съездить в деревню, в тот уезд, где и мне достались"маетности", и поладить с
крестьянами другого большого имения, которых дед отпустил на волю еще по духовному завещанию. На все это надо было употребить месяца два, то есть май и июнь.
А вот для примера и еще случай приобретения
крестьян и земли, доказывающий полнейшее всемогущество Богачева. У одного из соседних помещиков Богачев оттягал деревню Роксаново, причем прежний ее владелец исчез неизвестно куда; наследники помещика начали дело,
приехали следователи, которые осмотрели издали и самую деревню и, переночевав у Богачева, утром собрались ехать в Роксаново; вьштли на крыльцо, и что же?.. Видят, что деревни как не бывало!
Семену Родионовичу приглянулся, положим, известный участок земли, и вот он объявляет свою претензию на эту дачу;
приезжают следователи; собирают крестьян-понятых, которых по приказанию Богачева тотчас же и ведут на барский двор, велят разуться и в их лапти насыпают земли с богачевского двора; затем понятые обуваются и идут на спорную дачу.
Посланные с восточной стороны донесли, по сказанию евреев-корчмарей, что на днях
приезжали в имение Сурмина несколько солдат, назначили квартиры пехотному полку, который должен был вскоре прибыть туда, и оповестили, что вслед за ним прибудет целая кавалерийская дивизия со своею артиллерией из Тверской губернии, что квартирьеры ездили с
крестьянами Сурмина на многих подводах, но куда, за чем — неизвестно.
Когда он
приехал в деревню и отдал приказание идти работать в княжеский парк для очистки старой беседки, то
крестьяне, наряженные на эту работу, были прямо ошеломлены.
Приехавши на Валковскую станцию, вышел я из тарантаса, велел закладывать лошадей, а сам пошел пешком вперед по дороге. За околицей, у ветряной мельницы, сидел старик на завалинке. На солнышке лапотки плел. Я подошел к нему, завел разговор. То был
крестьянин деревни Валков, отец старого мельника, все его звали дедушкой Поликарпом.
— В окружкоме, товарищи, получена информация, что какая-то комсомолка
приезжая проявляет явный правооппортунистический уклон. Ведет агитацию против раскулачивания, пишет
крестьянам жалобы… — Полистал книжку. — Ратникова фамилия.
Ведеты около местечка еще с вечера схватили одного пешего лазутчика; другой конный наткнулся на артиллерийского фейерверкера, посланного объездом, и был им также приведен в Кричев; затем ночью
приехал смотритель из Свиного, объявил, что у
крестьян сидят под стражей восемь вооруженных повстанцев, просил послать за ними конвой и объявил, что в окрестностях где-то скрывается шайка.
Осмелься кто из ее
крестьян пискнуть перед ней: кликнула — заплечный мастер садится на облучок ее повозки — летят,
приехали, и по ее мановению, без дальнего суда, расправа готова.
— Красавец он, матушка, Настасья Федоровна, писаный, рост молодецкий, из лица кровь с молоком, русые кудри в кольца вьются… и скромный такой, точно девушка, с
крестьянами обходительный, ласковой… неделю только как
приехал, да и того нет, а как все его полюбили… страсть!.. — ораторствовала Агафониха у постели отходящей ко сну Минкиной, усердно щекоча ей пятки, что было любимейшим удовольствием грузинской домоправительницы.
Все экземпляры газет были расхватаны
крестьянами моментально.
Приезжали из деревень все новые мужики, специально, чтоб купить газету. Перепродавали номер за пять, за восемь рублей.
В Чернском же уезде за это время моего отсутствия, по рассказам приехавшего оттуда моего сына, произошло следующее: полицейские власти,
приехав в деревню, где были столовые, запретили
крестьянам ходить в них обедать и ужинать; для верности же исполнения те столы, на которых обедали, разломали, — и спокойно уехали, не заменив для голодных отнятый у них кусок хлеба ничем, кроме требования безропотного повиновения.
А он мне опять отвечает, что ему наверно ничего не известно, но что ему удивительно, какие это пиликаны
приехали в гости к попу Назарию и всё ночами на скрипке пиликают, а днем около
крестьян ходят, а как ночь, они опять на скрипках пиликают, так что по всему селу и коты мяучат и собаки лают.
Первая деревня, в которую я
приехал, было знакомое мне Спасское, принадлежавшее Ивану Сергеевичу Тургеневу. Расспросив старосту и стариков о положении
крестьян этой деревни, я убедился, что оно далеко не так дурно, как было дурно положение тех
крестьян, среди которых мы устраивали столовые в 1891-м году.
Алпатыч,
приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение, и что противно тому, что́ происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все
крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни) в полосе степной, в богучаровской,
крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие-то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах.