Неточные совпадения
Затем писавшая упоминала, что омочает слезами строки нежной матери, которая, протекло двадцать пять лет, как уже не существует на свете;
приглашали Чичикова
в пустыню, оставить навсегда
город, где люди
в душных оградах не пользуются воздухом; окончание письма отзывалось даже решительным отчаяньем и заключалось такими стихами...
Кнуров. Ничего тут нет похвального, напротив, это непохвально. Пожалуй, с своей точки зрения, он не глуп: что он такое… кто его знает, кто на него обратит внимание! А теперь весь
город заговорит про него, он влезает
в лучшее общество, он позволяет себе
приглашать меня на обед, например… Но вот что глупо: он не подумал или не захотел подумать, как и чем ему жить с такой женой. Вот об чем поговорить нам с вами следует.
— От него. Он приехал
в*** ревизовать губернию. Он теперь
в тузы вышел и пишет мне, что желает, по-родственному, повидаться с нами и
приглашает нас с тобой и с Аркадием
в город.
— Вы, по обыкновению, глумитесь, Харламов, — печально, однако как будто и сердито сказал хозяин. — Вы — запоздалый нигилист, вот кто вы, — добавил он и
пригласил ужинать, но Елена отказалась. Самгин пошел провожать ее. Было уже поздно и пустынно,
город глухо ворчал, засыпая. Нагретые за день дома, остывая, дышали тяжелыми запахами из каждых ворот. На одной улице луна освещала только верхние этажи домов на левой стороне, а
в следующей улице только мостовую, и это раздражало Самгина.
В Японии, напротив, еще до сих пор скоро дела не делаются и не любят даже тех, кто имеет эту слабость. От наших судов до Нагасаки три добрые четверти часа езды. Японцы часто к нам ездят: ну что бы
пригласить нас стать у
города, чтоб самим не терять по-пустому время на переезды? Нельзя. Почему? Надо спросить у верховного совета, верховный совет спросит у сиогуна, а тот пошлет к микадо.
У него много хлопот, но все же он не бросает земского места; жадность одолела, хочется поспеть и здесь и там.
В Дялиже и
в городе его зовут уже просто Ионычем. «Куда это Ионыч едет?» или: «Не
пригласить ли на консилиум Ионыча?»
И Старцев избегал разговоров, а только закусывал и играл
в винт, и когда заставал
в каком-нибудь доме семейный праздник и его
приглашали откушать, то он садился и ел молча, глядя
в тарелку; и все, что
в это время говорили, было неинтересно, несправедливо, глупо, он чувствовал раздражение, волновался, но молчал, и за то, что он всегда сурово молчал и глядел
в тарелку, его прозвали
в городе «поляк надутый», хотя он никогда поляком не был.
Я ответил, что пойдем
в Черниговку, а оттуда — во Владивосток, и стал
приглашать его с собой. Я обещал
в скором времени опять пойти
в тайгу, предлагал жалованье… Мы оба задумались. Не знаю, что думал он, но я почувствовал, что
в сердце мое закралась тоска. Я стал снова рассказывать ему про удобства и преимущества жизни
в городе. Дерсу слушал молча. Наконец он вздохнул и проговорил...
Через три дня Ольгу Порфирьевну схоронили на бедном погосте, к которому Уголок был приходом. Похороны, впрочем, произошли честь честью. Матушка выписала из
города средненький, но очень приличный гробик, средненький, но тоже очень приличный покров и
пригласила из Заболотья старшего священника, который и служил заупокойную литургию соборне. Мало того: она заказала два сорокоуста и внесла
в приходскую церковь сто рублей вклада на вечныевремена для поминовения души усопшей рабы Божией Ольги.
К счастью или к несчастью, около этого времени
в наш
город приехал учитель танцев, и моя мать условилась с Линдгорст
пригласить его для обучения детей совместно.
Помощник исправника, представлявший из себя, за окончательной дряхлостью исправника Гоца, высшую фактическую полицейскую власть
в городе,
пригласил брата «для некоторого секретного разговора».
Прокурор не ездил обыкновенно к брату на эти вечера, но
в настоящий вечер приехал, потому что Виссарион, желая как можно более доставить удовольствия и развлечения гостям, выдумал
пригласить к себе приехавшего
в город фокусника, а Иларион, как и многие умные люди, очень любил фокусы и смотрел на них с величайшим вниманием и любопытством.
Когда Дмитрий Борисыч совершенно прочухался от своего сновидения, он счел долгом
пригласить к себе на совет старшего из пятерых полицейских, Алексеева, который, не без основания, слыл
в городе правою рукой городничего.
Возвратившись
в город, губернатор немедленно
пригласил управу
в полном составе и «распушил» ее.
Откуп тоже не ушел. Не стесняясь личным знакомством и некоторым родством с толстым Четвериковым, Калинович
пригласил его к себе и объяснил, что, так как дела его
в очень хорошем положении, то не угодно ли будет ему хоть несколько расплатиться с обществом, от которого он миллионы наживает, и пожертвовать тысяч десять серебром на украшение
города. Можно себе представить, что почувствовал при этих словах скупой и жадный Четвериков!
Егор же Егорыч,
в свою очередь, тоже опасаясь, чтобы не очень уж расстроить Миропу Дмитриевну, не стал более продолжать и, позвонив, приказал вошедшему Антипу Ильичу
пригласить в гостиную Сусанну Николаевну, которая, придя и заметив, что Миропа Дмитриевна была какая-то растерянная, подсела к ней и начала расспрашивать, как той нравится после Москвы жизнь
в губернском
городе.
И рассказывает. Жил-был
в уездном
городе молодой судья, чахоточный, а жена у него — немка, здоровая, бездетная. И влюбилась немка
в краснорядца-купца; купец — женатый, жена — красивая, трое детей. Вот купец заметил, что немка влюбилась
в него, и затеял посмеяться над нею: позвал ее к себе
в сад ночью, а сам
пригласил двоих приятелей и спрятал их
в саду,
в кустах.
Но нередко
в трактире певали деревенские мужики, мастеровые, — трактирщик сам разыскивал певцов по
городу, расспрашивал о них
в базарные дни у приезжих крестьян и
приглашал к себе.
1-го апреля. Вечером. Донесение мое о поступке поляков, как видно, хотя поздно, но все-таки возымело свое действие. Сегодня утром приехал
в город жандармский начальник и
пригласил меня к себе, долго и
в подробности обо всем этом расспрашивал. Я рассказал все как было, а он объявил мне, что всем этим польским мерзостям на Руси скоро будет конец. Опасаюсь, однако, что все сие, как назло, сказано мне первого апреля. Начинаю верить, что число сие действительно обманчиво.
Верстах
в шести от
города проводила лето
в своей роскошной усадьбе петербургская дама, г-жа Мордоконаки. Старый муж этой молодой и весьма красивой особы
в пору своего откупщичества был некогда восприемником одной из дочерей почтмейстерши. Это показалось последней достаточным поводом
пригласить молодую жену старого Мордоконаки на именины крестницы ее мужа и при всех неожиданно возвысить к ней, как к известной филантропке и покровительнице церквей, просьбу за угнетенного Туберозова.
В городе его боялись, как отчаянного бабника и человека бесстыдного,
в хорошие дома
приглашали только по нужде, на свадьбы, сговора, на именины, как лучшего музыканта.
Но главным украшением прощального обеда должен был служить столетний старец Максим Гаврилыч Крестовоздвиженский, который еще
в семьсот восемьдесят девятом году служил
в нашей губернии писцом
в наместнической канцелярии. Идея
пригласить к участию
в празднике эту живую летопись нашего
города, этого свидетеля его величия и славы, была весьма замечательна и, как увидим ниже, имела совершенный и полный успех.
Сказав свое имя: «Ариногел Кук» — и сообщив, что живет за
городом, а теперь заблаговременно получил номер
в гостинице, Кук
пригласил меня разделить его помещение.
Лаптева не
приглашали с собой, потому что обыкновенно он не ездил за
город и потому что у него сидел теперь брат; но он понял это так, что его общество скучно для них, что он
в этой веселой, молодой компании совсем лишний.
Лет через десять из Ханова выработался недюжинный актер. Он женился на молодой актрисе, пошли дети. К этому времени положение актеров сильно изменилось к лучшему. Вместо прежних бродячих трупп, полуголодных, полураздетых, вместо антрепренеров-эксплуататоров, игравших
в деревянных сараях, явились антрепренеры-помещики, получавшие выкупные с крестьян. Они выстроили
в городах роскошные театры и наперебой стали
приглашать актеров, платя им безумные деньги.
Теперь стало так, что, когда дома, на фабрике или
в городе Артамонов раздражался чем-нибудь, —
в центр всех его раздражений самовольно вторгался оборванный, грязненький мальчик и как будто
приглашал вешать на его жидкие кости все злые мысли, все недобрые чувства.
— ‹…› Вы встретили моего слугу, — сказала, подавая мне руку, Елизавета Федоровна. — Так как я завтра рано утром уезжаю, то он отпросился кое-что купить
в городе. Здесь поблизости
в монастыре чудотворная икона Божьей Матери. Так как на своих стоверстная дорога представляет целое двухсуточное путешествие, то я
пригласила с собой добрую Марью Ивановну.
В короткое время моего пребывания
в городе я бывал на нескольких интимных балах
в ученом мире, куда меня, как близкого родственника профессора, любезно
приглашали.
Бывал и
в таких улицах, где не только на меня смотрели, — кланялись,
приглашали к себе. Но… каких только людей
в Петербурге нет. Во всех частях хитрый
город!
Надобно сказать, что и до настоящей ужасной минуты мне было как-то совестно против него. Служа с ним уже несколько лет
в одном
городе, я видался с ним чрезвычайно редко, и хоть каждый раз
приглашал его посетить меня, но он отмалчивался и не заходил. Теперь же я решительно не знал, куда мне глядеть. Иосаф тоже стоял с потупленными глазами.
Позднею осенью
в городе был спектакль с благотворительной целью. Вхожу я
в губернаторскую ложу (меня
пригласили туда
в антракте), смотрю — рядом с губернаторшей Анна Алексеевна, и опять то же самое неотразимое, бьющее впечатление красоты и милых ласковых глаз, и опять то же чувство близости.
В час или два приезжала какая-нибудь компания знакомых доктора Шевырева, — а
в «Вавилоне» он перезнакомился почти со всем
городом, — и метрдотель
приглашал его к приехавшим
в отдельный кабинет.
Да как заладила это: «Не могу я без него жить», плачет день, плачет другой… Я было ее к себе,
в город, лекаря
пригласил, тот с неделю посмотрел и говорит: «Если ее оставить
в этом положении, так она с ума сойдет». Как после этого прикажешь с ней быть?
Прослушал все это я и везу, куда мне было приказано; но вышло так, что Дмитрий Никитич встречает нас, вместе с городничим, еще на черте
города, повторяет свой зов, губернатор благодарит и
приглашает его с собой
в коляску; поехали по
городу.
— Вот и я то же самое, — поддержал, встав на ноги и держась за спинку скамьи, большой сухощавый духовный. — Вот у них
в городе дьякон гласом подупавши, многолетие вроде как петух выводит.
Пригласили меня за десятку позднюю обедню сделать. Многолетие проворчу и опять
в ночь
в свое село.
Им давали обеды и от
города, и
в частных домах, их
приглашали на пикники, на прогулки, на балы, которые сменялись один за другим.
Если кто-нибудь
в городе играл свадьбу без музыки или Шахкес не
приглашал Якова, то это тоже был убыток.
Из-под смычка у него льются такие же жалобные звуки, как
в прежнее время из флейты, но когда он старается повторить то, что играл Яков, сидя на пороге, то у него выходит нечто такое унылое и скорбное, что слушатели плачут и сам он под конец закатывает глаза и говорит: «Ваххх!..» И эта новая песня так понравилась
в городе, что Ротшильда
приглашают к себе наперерыв купцы и чиновники и заставляют играть ее по десяти раз.
Он представлял князя киевского Владимира Великого, приветствовал государыню, как свою наследницу,
пригласил ее
в город и поручил ей весь русский народ.
1-е апреля, вечером. Донесение мое о поступке поляков, как видно, хотя поздно, но все-таки возымело свое действие. Сегодня утром приехал
в город жандармский начальник Бржебржицкий и,
пригласив меня к себе, долго и
в подробности обо всем этом расспрашивал. Я рассказал все, как было; а он объявил мне, что всем этим польским мерзостям на Руси скоро будет конец. Опасаюсь, однако, что все сие, как на зло, сказано мне первого апреля. Начинаю верить, что число сие действительно обманчиво.
Для этой цели, найдя на окраине
города небольшой дом, отдававшийся
в долгосрочную аренду, я нанял его; затем, при любезном содействии г. начальника нашей тюрьмы, всю глубину благодарности к которому я не могу выразить словами, я
пригласил на новое место одного из опытнейших тюремщиков, человека еще молодого, но уже закаленного
в строгих принципах нашей тюрьмы.