Неточные совпадения
— Нужды нет, что он парадов не делает да с полками
на нас не ходит, — говорили они, — зато мы при нем, батюшке, свет у́зрили! Теперича, вышел ты за ворота: хошь —
на месте сиди; хошь — куда хошь иди! А прежде сколько одних порядков было — и не
приведи бог!
Из театра Степан Аркадьич заехал в Охотный ряд, сам выбрал рыбу и спаржу к обеду и в 12 часов был уже у Дюссо, где ему нужно было быть у троих, как
на его счастье, стоявших в одной гостинице: у Левина, остановившегося тут и недавно приехавшего из-за границы, у нового своего начальника, только что поступившего
на это высшее
место и ревизовавшего Москву, и у зятя Каренина, чтобы его непременно
привезти обедать.
Заметно было, что он особенно дорожил этим последним преимуществом: считал его действие неотразимым в отношении особ женского пола и, должно быть, с этой целью старался выставлять свои ноги
на самое видное
место и, стоя или сидя
на месте, всегда
приводил в движение свои икры.
Я заметил, что многие девочки имеют привычку подергивать плечами, стараясь этим движением
привести спустившееся платье с открытой шеей
на настоящее
место.
Площадь опустела. Я все стоял
на одном
месте и не мог
привести в порядок мысли, смущенные столь ужасными впечатлениями.
— Нисколько. Обсудивши мое предложение, вы убедитесь, что оно исполнено здравого смысла и простоты. Шила в метке не утаить, а Петра я берусь подготовить надлежащим образом и
привести на место побоища.
— Правильно
привезли, по депеше, — успокоил его красавец. — Господин Ногайцев депешу дал, чтобы послать экипаж за вами и вообще оказать вам помощь.
Места наши довольно глухие. Лошадей хороших
на войну забрали. Зовут меня Анисим Ефимов Фроленков — для удобства вашего.
Поцеловав его, она соскочила с кровати и, погасив свечу, исчезла. После нее остался запах духов и
на ночном столике браслет с красными камешками. Столкнув браслет пальцем в ящик столика, Самгин закурил папиросу, начал
приводить в порядок впечатления дня и тотчас убедился, что Дуняша, среди них, занимает ничтожно малое
место. Было даже неловко убедиться в этом, — он почувствовал необходимость объясниться с самим собою.
В том-то и «идея» моя, в том-то и сила ее, что деньги — это единственный путь, который
приводит на первое
место даже ничтожество.
Приехали баниосы и
привезли бумагу,
на голландском и японском языках, в которой изъявлено согласие
на все условия, за исключением только двух: что, 1-е, команда наша съедет
на указанное
место завтра же.
Вино у Каннингама, разумеется, было прекрасное; ему
привозили из Европы. Вообще же в продаже в этих
местах, то есть в Сингапуре, Гонконге и Шанхае, вина никуда не годятся. Херес, мадера и портвейн сильно приправлены алкоголем, заглушающим нежный букет вин Пиренейского полуострова. Да их большею частью возят не оттуда, а с мыса Доброй Надежды. Шампанское идет из Америки и просто никуда не годится. Это американское шампанское свирепствует
на Сандвичевых островах и вот теперь проникло в Китай.
Подходя к перевозу, мы остановились посмотреть прелюбопытную машину, которая качала из бассейна воду вверх
на террасы для орошения полей. Это — длинная, движущаяся
на своей оси лестница, ступеньки которой загребали воду и тащили вверх. Машину
приводила в движение корова, ходя по вороту кругом. Здесь, как в Японии, говядину не едят: недостало бы
мест для пастбищ; скота держат столько, сколько нужно для работы, от этого и коровы не избавлены от ярма.
Японцы уехали с обещанием вечером
привезти ответ губернатора о
месте. «Стало быть, о прежнем, то есть об отъезде, уже нет и речи», — сказали они, уезжая, и стали отирать себе рот, как будто стирая прежние слова. А мы начали толковать о предстоящих переменах в нашем плане. Я еще, до отъезда их, не утерпел и вышел
на палубу. Капитан распоряжался привязкой парусов. «Напрасно, — сказал я, — велите опять отвязывать, не пойдем».
— Взять теперешних ваших опекунов: Ляховский — тот давно присосался, но поймать его ужасно трудно; Половодов еще только присматривается, нельзя ли сорвать свою долю. Когда я был опекуном, я из кожи лез, чтобы, по крайней мере,
привести все в ясность; из-за этого и с Ляховским рассорился, и опеку оставил, а
на мое
место вдруг назначают Половодова. Если бы я знал… Мне хотелось припугнуть Ляховского, а тут вышла вон какая история. Кто бы этого мог ожидать? Погорячился, все дело испортил.
— Обратите внимание
на лошадь, — говорил Ляховский Привалову. — Это настоящий текинский иноходец, который стоит
на месте, в Хиве, шестьсот рублей, да столько же стоило
привести его
на Урал.
Одни сутки мы простояли
на месте. Нужно было отдохнуть, собраться с силами и
привести в порядок свои вещи.
Едва заметная тропинка
привела нас к тому
месту, где река Дунанца впадает в Амагу. Это будет километрах в десяти от моря. Близ ее устья есть утес, который староверы по-китайски называют Лаза [В переводе
на русский язык означает «скала».] и производят от глагола «лазить». Действительно, через эту «лазу» приходится перелезать
на животе, хватаясь руками за камни.
Тропа опять перешла
на реку и вскоре
привела нас к тому
месту, где Иодзыхе разбивается
на три реки: Синанцу, Кулему (этимология этого слова мне неизвестна) и Ханьдахезу [Ханьда — лось (маньчжурское слово), хе-цзы — речка (китайское).].
После чая, когда все легли
на свои
места, я еще с час работал,
приводил в порядок свой дневник и затем все покончил сном.
За перевалом тропа идет по болотистой долине реки Витухэ. По пути она пересекает четыре сильно заболоченных распадка, поросших редкой лиственницей.
На сухих
местах царят дуб, липа и черная береза с подлесьем из таволги вперемежку с даурской калиной. Тропинка
привела нас к краю высокого обрыва. Это была древняя речная терраса. Редколесье и кустарники исчезли, и перед нами развернулась широкая долина реки Кусун. Вдали виднелись китайские фанзы.
Прошло несколько лет, и обстоятельства
привели меня
на тот самый тракт, в те самые
места. Я вспомнил дочь старого смотрителя и обрадовался при мысли, что увижу ее снова. Но, подумал я, старый смотритель, может быть, уже сменен; вероятно, Дуня уже замужем. Мысль о смерти того или другого также мелькнула в уме моем, и я приближался к станции *** с печальным предчувствием.
Официант
привел меня в довольно сумрачную гостиную, плохо убранную, как-то почерневшую, полинявшую; мебель, обивка — все сдало цвет, все стояло, видно, давно
на этих
местах.
Лошадей
приводили, я с внутренним удовольствием слушал их жеванье и фырканье
на дворе и принимал большое участие в суете кучеров, в спорах людей о том, где кто сядет, где кто положит свои пожитки; в людской огонь горел до самого утра, и все укладывались, таскали с
места на место мешки и мешочки и одевались по-дорожному (ехать всего было около восьмидесяти верст!).
Приехали
на места мировые посредники, дети отцов своих, и
привезли с собой старые пререкания,
на новый лад выстроенные.
Их, как и мальчиков,
привозили из деревни и отдавали в ученье
на четыре-пять лет без жалованья и тем прикрепляли к
месту.
Мой приятель не тратил много времени
на учение, зато все закоулки города знал в совершенстве. Он повел меня по совершенно новым для меня
местам и
привел в какой-то длинный, узкий переулок
на окраине. Переулок этот прихотливо тянулся несколькими поворотами, и его обрамляли старые заборы. Но заборы были ниже тех, какие я видел во сне, и из-за них свешивались густые ветки уже распустившихся садов.
Описываемая сцена происходила
на улице, у крыльца суслонского волостного правления. Летний вечер был
на исходе, и возвращавшийся с покосов народ не останавливался около волости: наработавшиеся за день рады были
месту. Старика окружили только те мужики, которые
привели его с покоса, да несколько других, страдавших неизлечимым любопытством. Село было громадное, дворов в пятьсот, как все сибирские села, но в страду оно безлюдело.
Приблизительное исследование каторжных работ
на месте привело его к убеждению, что их в России почти не существует (см. его «Краткий очерк неустройств, существующих
на каторге»).
На Фоминой вековушка Марья сыграла свадьбу-самокрутку и
на свое
место привела Наташку, которая уже могла «отвечать за настоящую девку», хотя и выглядела тоненьким подростком. Баушку Лукерью много утешало то, что Наташка лицом напоминала Феню, да и характером тоже.
Сборы переселенцев являлись обидой: какие ни
на есть, а все-таки свои туляки-то. А как уедут, тут с голоду помирай… Теперь все-таки Мавра кое-как изворачивалась: там займет, в другом
месте перехватит, в третьем попросит. Как-то Федор Горбатый в праздник целый воз хворосту
привез, а потом ворота поправил. Наташка попрежнему не жаловалась, а только молчала, а старая Мавра боялась именно этого молчания.
— Нельзя ей сейчас сюда! — возразила Катишь урезонивающим тоном. — Во-первых, она сама с дороги переодевается и отдыхает; а потом, вы и себя-то
приведите хоть сколько-нибудь в порядок, — смотрите, какой у вас хаос! — продолжала Катишь и начала прибирать
на столе, складывать в одно
место раскиданное платье; наконец, взяла гребенку и подала ее Вихрову, непременно требуя, чтобы он причесался.
Сюда он перенес ту же кипучую деятельность, которая отличала его и
на губернаторском
месте, а для того, чтоб не было скучно одному посреди холопов,
привез с собой, в качестве секретаря, одного довольно жалконького чиновника приказа общественного призрения, Иону Чибисова, предварительно женив его
на шустренькой маленькой поповне, по имени Агния.
Все шумно поднялись с своих
мест и продолжали спорить уже стоя, наступая все ближе и ближе
на Родиона Антоныча, который, весь красный и потный, только отмахивался обеими руками. «А Прейн еще предлагает
привести сюда мужиков…» — думал с тоской бедный Ришелье, чувствуя, как почва начинает колебаться у него под ногами.
Тайный, внутренний инстинкт
привел его
на то
место, где он разошелся сегодня с Николаевым. Ромашов в это время думал о самоубийстве, но думал без решимости и без страха, с каким-то скрытым, приятно-самолюбивым чувством. Обычная, неугомонная фантазия растворила весь ужас этой мысли, украсив и расцветив ее яркими картинами.
Вот где настоящее его
место. Не
на страже мелких частных интересов, а
на страже «земли». К тому же идея о всесословности совершенно естественно связывалась с идеей о служебном вознаграждении. Почет и вознаграждение подавали друг другу руку, а это было далеко не лишнее при тех ущербах, которые
привела за собой крестьянская реформа, — ущербах, оказавшихся очень серьезными, несмотря
на то, что идеал реформы формулировался словами:"Чтобы помещик не ощутил…"
Не успел я опомниться, как он уж держал мою руку в своих и крепко ее жал. И очень возможно, что так бы и
привел он меня за эту руку в
места не столь отдаленные, если б из-за угла не налетел
на нас другой соотечественник и не закричал
на меня...
— Дядюшка, что бы сказать? Вы лучше меня говорите… Да вот я
приведу ваши же слова, — продолжал он, не замечая, что дядя вертелся
на своем
месте и значительно кашлял, чтоб замять эту речь, — женишься по любви, — говорил Александр, — любовь пройдет, и будешь жить привычкой; женишься не по любви — и придешь к тому же результату: привыкнешь к жене. Любовь любовью, а женитьба женитьбой; эти две вещи не всегда сходятся, а лучше, когда не сходятся… Не правда ли, дядюшка? ведь вы так учили…
— Да вот еще Фролка. У вас его казнили вместе с атаманом. Это неправда. Его отвели в тюрьму и несколько лет пытали и допрашивали, где Степан клады зарыл. Возили его сыщики и по Волге, и к нам
на Дон
привозили. Старики в Кагальнике мне даже
места указывали, где Фролка указывал.
Места эти разрывали, но нашли ли что, никто не знает, тайно все делалось. Старики это слыхали от своих дедов очевидцев.
Увы, он знал, что непременно «как раб» будет завтра же первым
на месте, да еще всех остальных
приведет, и если бы мог теперь, до завтра, как-нибудь убить Петра Степановича, то непременно бы убил.
Он убивал этот скот, чтобы не тратиться
на прогон и
на прокорм
на местах покупки, и, пользуясь зимним холодом,
привозил его в Москву, в форме убоины, которую продавал по ценам более чем умеренным.
Правда, он выполнял эту задачу не вполне правильно: то замедлял темп, то топтался
на одном
месте, то вдруг впадал в бешенство и как ураган мчался по зале; но Фаинушку даже неправильности его
приводили в восхищение.
В трактире"Ерши"нашли
на наше
место двух публицистов,
привели к Кубышкину и засадили за работу.
Балалайкина, наконец,
привезли, и мы могли приступить к обеду. Жених и невеста, по обычаю, сели рядом, Глумов поместился подле невесты (он даже изумления не выказая, когда я ему сообщил о желании Фаинушки), я — подле жениха. Против нас сел злополучный меняло, имея по бокам посаженых отцов. Прочие гости разместились как попало, только Редедя отвел себе
место на самом конце стола и почти не сидел, а стоял и, распростерши руки, командовал армией менял, прислуживавших за столом.
А он, Прудентов, не раз-де указывал господину начальнику
на таковые и даже предлагал-де ввести в «Устав» особливый параграф такого-де содержания: «Всякий, желающий иметь разговор или собеседование у себя
на дому или в ином
месте, обязывается накануне дать о сем знать в квартал, с приложением программы вопросов и ответов, и, по получении
на сие разрешения, вызвав необходимое для разговора лицо,
привести намерение свое в исполнение».
— Я?.. то есть ты спрашиваешь, лично был ли я с ним знаком? Нет; меня бог миловал, — а наши кое-кто наслаждались его беседой. Ничего; хвалят и превозносят. Он одну нашу барыню даже в Христову веру
привел и Некрасова музу вдохновил. Давай-ка я его поскорее повешу! Ну, вот теперь и всё как следует
на месте.
Комната была просторная. В ней было несколько кроватей, очень широких, с белыми подушками. В одном только
месте стоял небольшой столик у кровати, и в разных
местах — несколько стульев.
На одной стене висела большая картина,
на которой фигура «Свободы» подымала свой факел, а рядом — литографии,
на которых были изображены пятисвечники и еврейские скрижали. Такие картины Матвей видел у себя
на Волыни и подумал, что это Борк
привез в Америку с собою.
И вот для проповедания этого христианского учения и подтверждения его христианским примером, мы устраиваем среди этих людей мучительные тюрьмы, гильотины, виселицы, казни, приготовления к убийству,
на которые употребляем все свои силы, устраиваем для черного народа идолопоклоннические вероучения, долженствующие одурять их, устраиваем правительственную продажу одурманивающих ядов — вина, табаку, опиума; учреждаем даже проституцию; отдаем землю тем, кому она не нужна; устраиваем зрелища безумной роскоши среди нищеты; уничтожаем всякую возможность всякого подобия христианского общественного мнения; старательно разрушаем устанавливающееся христианское общественное мнение и потом этих-то самых нами самими старательно развращенных людей, запирая их, как диких зверей, в
места, из которых они не могут выскочить и в которых они еще более звереют, или убивая их, — этих самых нами со всех сторон развращенных людей
приводим в доказательство того, что
на людей нельзя действовать иначе, как грубым насилием.
— Он, изволишь видеть, — отвечал служитель, — приехал месяца четыре назад из Москвы; да не поладил, что ль, с панам Тишкевичем, который
на ту пору был в наших
местах с своим региментом; только говорят, будто б ему сказано, что если он назад вернется в Москву, то его тотчас повесят; вот он и приютился к господину нашему, Степану Кондратьичу Опалеву. Вишь, рожа-то у него какая дурацкая!.. Пошел к боярину в шуты, да такой задорный, что не
приведи господи!
Из всего этого не следует заключать, что только в
местах, мною исчисленных, должна клевать рыба. Где есть вода, там она может плавать, следственно, и брать
на удочку. Рыба пользуется этой свободой, и нередко клев ее бывает так прихотлив, что
приводит в недоумение опытного рыбака.
— Може злые люди про меня сказали, — заговорил он дрожащим голосом: — так, верите Богу, говорил он, одушевляясь всё более и более и обращая глаза к иконе — что вот лопни мои глаза, провались я
на сем
месте, коли у меня чтò есть, окроме пятнадцати целковых, что Илюшка
привез, и то подушные платить надо — вы сами изволите знать: избу поставили…