Неточные совпадения
— Это Сорокина с дочерью заезжала и
привезла мне деньги и
бумаги от maman. Я вчера не мог получить. Как твоя голова, лучше? — сказал он спокойно, не желая видеть и понимать мрачного и торжественного выражения ее лица.
Хозяйка вышла, с тем чтобы
привести в исполненье мысль насчет загнутия пирога и, вероятно, пополнить ее другими произведениями домашней пекарни и стряпни; а Чичиков вышел в гостиную, где провел ночь, с тем чтобы вынуть нужные
бумаги из своей шкатулки.
— Я уж знала это: там все хорошая работа. Третьего года сестра моя
привезла оттуда теплые сапожки для детей: такой прочный товар, до сих пор носится. Ахти, сколько у тебя тут гербовой
бумаги! — продолжала она, заглянувши к нему в шкатулку. И в самом деле, гербовой
бумаги было там немало. — Хоть бы мне листок подарил! а у меня такой недостаток; случится в суд просьбу подать, а и не на чем.
Обломов теперь только вспомнил, что в самый день переезда на дачу Тарантьев
привез ему
бумагу, а он второпях подписал, не читая.
Обломов разорвал листы пальцем: от этого по краям листа образовались фестоны, а книга чужая, Штольца, у которого заведен такой строгий и скучный порядок, особенно насчет книг, что не
приведи Бог!
Бумаги, карандаши, все мелочи — как положит, так чтоб и лежали.
Всего, без сомнения, не решусь, уважая этого человека, передать теперь на
бумаге из того, что мы тогда переговорили; но несколько штрихов странной картины, которую я успел-таки от него выманить, я здесь
приведу.
В Новый год, вечером, когда у нас все уже легли, приехали два чиновника от полномочных, с двумя второстепенными переводчиками, Сьозой и Льодой, и
привезли ответ на два вопроса. К. Н. Посьет спал; я ходил по палубе и встретил их. В
бумаге сказано было, что полномочные теперь не могут отвечать на предложенные им вопросы, потому что у них есть ответ верховного совета на письмо из России и что, по прочтении его, адмиралу, может быть, ответы на эти вопросы и не понадобятся. Нечего делать, надо было подождать.
Адмирал желает, чтобы полномочные приехали на фрегат, так как он уже был на берегу и передал
бумаги от своего правительства, — следовательно, теперь они, имея сообщить адмиралу ответ, должны также
привезти его сами.
Погляжу в одну, в другую
бумагу или книгу, потом в шканечный журнал и читаю: «Положили марсель на стеньгу», «взяли грот на гитовы», «ворочали оверштаг», «
привели фрегат к ветру», «легли на правый галс», «шли на фордевинд», «обрасопили реи», «ветер дул NNO или SW».
Сегодня
привезли нам десятка два рыб, четыре бочонка воды, да старик вынул из-за пазухи сверток
бумаги с сушеными трепангами (род морских слизняков с шишками).
На одном берегу собралось множество народа; некоторые просили знаками наших пристать, показывая какую-то
бумагу, и когда они пристали, то корейцы
бумаги не дали, а
привели одного мужчину, положили его на землю и начали бить какой-то палкой в виде лопатки.
Я не знал, на что решиться, и мрачно сидел на своем чемодане, пока товарищи мои шумно выбирались из трактира. Кули приходили и выходили, таская поклажу. Все ушли; девятый час, а шкуне в 10 часу велено уйти. Многие из наших обедают у Каннингама, а другие отказались, в том числе и я. Это прощальный обед. Наконец я быстро собрался, позвал писаря нашего, который жил в трактире, для переписки
бумаг, велел
привести двух кули, и мы отправились.
«Вон, например, у вас заметен недостаток в первых домашних потребностях: окна заклеены
бумагой, — говорил адмирал, глядя вокруг себя, — от этого в комнатах и темно, и холодно; вам
привезут стекла, научат, как это делать.
В окружном же суде он служил со времени открытия судов и очень гордился тем, что он
привел к присяге несколько десятков тысяч человек, и что в своих преклонных годах он продолжал трудиться на благо церкви, отечества и семьи, которой он оставит, кроме дома, капитал не менее тридцати тысяч в процентных
бумагах.
— Игнатий Львович, вы, конечно, теперь поправились, — говорил доктор, выбирая удобную минуту для такого разговора, — но все мы под богом ходим… Я советовал бы на всякий случай
привести в порядок все ваши
бумаги.
Китайцы в рыбной фанзе сказали правду. Только к вечеру мы дошли до реки Санхобе. Тропа
привела нас прямо к небольшому поселку. В одной фанзе горел огонь. Сквозь тонкую
бумагу в окне я услышал голос Н.А. Пальчевского и увидел его профиль. В такой поздний час он меня не ожидал. Г.И. Гранатман и А.И. Мерзляков находились в соседней фанзе. Узнав о нашем приходе, они тотчас прибежали. Начались обоюдные расспросы. Я рассказывал им, что случилось с нами в дороге, а они мне говорили о том, как работали на Санхобе.
В первых числах декабря, часов в девять утром, Матвей сказал мне, что квартальный надзиратель желает меня видеть. Я не мог догадаться, что его
привело ко мне, и велел просить. Квартальный показал мне клочок
бумаги, на котором было написано, что он «пригласил меня в 10 часов утра в III Отделение собств. е. в. канцелярии».
Прочитав
бумаги, которые
привез Орсини, я написал к Маццини следующее письмо...
Недели через три почта
привезла из Петербурга
бумагу на имя «управляющего губернией». В канцелярии все переполошилось. Регистратор губернского правления прибежал сказать, что у них получен указ. Правитель дел бросился к Тюфяеву, Тюфяев сказался больным и не поехал в присутствие.
Этот знаток вин
привез меня в обер-полицмейстерский дом на Тверском бульваре, ввел в боковую залу и оставил одного. Полчаса спустя из внутренних комнат вышел толстый человек с ленивым и добродушным видом; он бросил портфель с
бумагами на стул и послал куда-то жандарма, стоявшего в дверях.
«…Ее отец сидел за столом в углублении кабинета и
приводил в порядок
бумаги… Пронзительный ветер завывал вокруг дома… Но ничего не слыхал мистер Домби. Он сидел, погруженный в свою думу, и дума эта была тяжелее, чем легкая поступь робкой девушки. Однако лицо его обратилось на нее, суровое, мрачное лицо, которому догорающая лампа сообщила какой-то дикий отпечаток. Угрюмый взгляд его принял вопросительное выражение.
— Ну-ка,
приведи сюда эту ворону! — лениво сказал Замараев, для пущей важности перелистывая книгу входящих
бумаг.
Привожу дословно одну из
бумаг, полученных от консула: «Господину начальнику Корсаковского округа.
Когда
привезли Пушкина, Милорадович приказывает полицеймейстеру ехать в его квартиру и опечатать все
бумаги.
— Да, — и Лизавете Егоровне тоже… Ей, брат, еще что, — я ей еще вот что
привез! — воскликнул Помада, вскакивая и ударяя рукою по большой связке
бумаги.
— Я к вам
привез предписание начальника губернии, — начал тот, вынимая из-за борта мундира
бумагу.
Клыков той же осторожной походкой сходил и
привел Родиона Федорова. Оказалось, что это был хохлатый и нескладный мужик, который пришел как-то робко, стал поеживаться, почесываться, несмело на все кругом озираться. Вихров взял лист
бумаги и стал записывать его показание.
— Приказчик ваш оттуда приехал, Кирьян;
бумаги вам разные
привез оттуда.
— Кучер кучеру там какому-то рассказывал, — перебил, передразнивая Кирьяна, Макар Григорьев. — А ты вот бумаги-то лучше, что
привез, подай барину.
Он
привозит ко мне эту
бумагу.
— Что пустяки какие, — умрете, да в дугу кто-то начнет гнуть. Все вы вздор какой-то говорите. Позовите лучше Кирьяна к себе и примите от него
бумаги; я его нарочно
привел с собой!
Все это утро я возился с своими
бумагами, разбирая их и
приводя в порядок. За неимением портфеля я перевез их в подушечной наволочке; все это скомкалось и перемешалось. Потом я засел писать. Я все еще писал тогда мой большой роман; но дело опять повалилось из рук; не тем была полна голова…
Из ресторана я пришел в номер, купив по пути пачку
бумаги. Я решил прожить два дня здесь, на свободе
привести в порядок мои три сплошь исписанные записные книжки, чтобы
привезти в Москву готовые статьи, и засел за работу.
Перьев поспешно обирает
бумаги с конторки и с радостью удаляется в публику. В это время в двери, позади судей, показывается голова Прасковьи Ивановны. Судебный пристав поспешно перерезывает залу заседаний и, пошептавшись около дверей, вполголоса докладывает Ивану Ивановичу, что Прасковья Ивановна
привезла четыре сорта пирожков.
Дело о Пугачеве, доныне не распечатанное, находилось в государственном санкт-петербургском архиве вместе с другими важными
бумагами, некогда тайнами государственными, ныне превращенными в исторические материалы. Государь император по своем восшествии на престол приказал
привести их в порядок. Сии сокровища вынесены были из подвалов, где несколько наводнений посетило их и едва не уничтожило.
Вы можете себе представить, сколько разных дел прошло в продолжение сорока пяти лет через его руки, и никогда никакое дело не вывело Осипа Евсеича из себя, не
привело в негодование, не лишило веселого расположения духа; он отроду не переходил мысленно от делопроизводства на
бумаге к действительному существованию обстоятельств и лиц; он на дела смотрел как-то отвлеченно, как на сцепление большого числа отношений, сообщений, рапортов и запросов, в известном порядке расположенных и по известным правилам разросшихся; продолжая дело в своем столе или сообщая ему движение, как говорят романтики-столоначальники, он имел в виду, само собою разумеется, одну очистку своего стола и оканчивал дело у себя как удобнее было: справкой в Красноярске, которая не могла ближе двух лет возвратиться, или заготовлением окончательного решения, или — это он любил всего больше — пересылкою дела в другую канцелярию, где уже другой столоначальник оканчивал по тем же правилам этот гранпасьянс; он до того был беспристрастен, что вовсе не думал, например, что могут быть лица, которые пойдут по миру прежде, нежели воротится справка из Красноярска, — Фемида должна быть слепа…
Привели меня в небольшой покойчик и из полбюра (не могу уж вам объяснить, что такое называлось полбюро) вынимает
бумагу.
Рассказывал им за меня всё Постельников, до упаду смеявшийся над тем, как он будто бы на сих днях приходит ко мне, а я будто сижу на кровати и говорю, что «я дитя кормлю»; а через неделю он
привез мне чистый отпуск за границу, с единственным условием взять от него какие-то
бумаги и доставить их в Лондон для напечатания в «Колоколе».
— Благодарю за доброе слово, — отвечает он тихо и кротко на мое приветствие и, входя, добавляет: — Впрочем, я, по счастию, действительно
привез вам такие вести, что они стоят доброго слова, — и с этим дает мне
бумагу, а сам прямо отходит к шкафу с книгами и начинает читать титулы переплетов.
— Да вот, тятенька… я тебе
привез гостинец от старателя Маркушки, — неторопливо проговорил Михалко, добывая из кармана штанов что-то завернутое в смятую серую
бумагу.
Погонин почему-то
привез ящик дорогих сигар, хотя знал, что я не курю, а нюхаю табак; мать Гаевской — домашний паштет с курицей и целую корзину печенья, а Гаевская — коробку почтовой
бумаги, карандаш и кожаную записную книжку с золотой подковой, Давыдов и Далматов — огромную корзину с водкой, винами и закусками от всей труппы.
— Вы не плачьте, голубчик, не бойтесь… Доктор — славный человек, он вас осмотрит и выдаст
бумагу такую… только и всего! Я вас
привезу сюда… Ну, милая, не плачьте же…
— Разве вот что сделать! — произнес он. — Погодите, я сейчас вам все
бумаги мои
привезу!.. — проговорил он радостно и затем, схватив шапку, выбежал из нумера; но через какие-нибудь полчаса снова вернулся и действительно
привез показать Елене, во-первых, купчую крепость и планы на два огромные каменные дома, собственно ему принадлежащие, и потом духовное завещание от родной бабки на очень большое имение.
— Не бойся! Я умру не от нее. Ступай скорее! Ямщик, который нас
привез, верно, еще не уехал. Чтоб чрез полчаса нас здесь не было. Ни слова более! — продолжал Рославлев, замечая, что Егор готовился снова возражать, — я приказываю тебе! Постой! Вынь из шкатулки лист
бумаги и чернильницу. Я хочу, я должен отвечать ей. Теперь ступай за лошадьми, — прибавил он, когда слуга исполнил его приказание.
Сам Ничипоренко умер прежде, чем состоялось о нем решение, а его сопутник в поездке в Лондон, акцизный чиновник Николай Антипыч Потехин, был освобожден, на основании отысканного в каких-то
бумагах собственноручного письма г-на Герцена, в котором было сказано, что все, касающееся планов г-на Герцена, известно лишь только благонадежному Ничипоренке, а г-ну Потехину ничего не открыто, потому что он (
приводим подлинные слова) «добрый малый, но болтун».
Повторяю, что я говорю слышанное мною: первого представления пиесы я не видал.] еще труднее передать на
бумаге его смешное бормотанье, какое-то особенное пришепетыванье, его горячность и скороговорку, которая иногда доходила до такого глотанья слов, что нельзя было понять, что он говорит, а потому я буду
приводить его разговоры обыкновенным образом, кроме некоторых слов, что, конечно, моим читателям, не знавшим лично кн.
Теперь же, судебным следователем, Иван Ильич чувствовал, что все, все без исключения, самые важные, самодовольные люди — все у него в руках и что ему стоит только написать известные слова на
бумаге с заголовком, и этого важного, самодовольного человека
приведут к нему в качестве обвиняемого или свидетеля, и он будет, если он не захочет посадить его, стоять перед ним и отвечать на его вопросы.
— А мое дельце, ваше превосходительство, опять поступило в сенат. Так на возу и
привезли, потому как весом оно одиннадцать пудов. Накопилось достаточно писаной-то
бумаги за восемнадцать годков. Да…
«Надоело уж нам возить-то их. Да и
бумаги нет… — ответил ямщик, отворачиваясь. — Была бы
бумага или бы к нам
привезли его, а то пешком же пришел… Как люди, так и мы…»
— Вот это-таки, батюшка, ваша правда, — льстиво заговорил он, — что от той
бумаги будет благополучно… А только, не знаю я, кому: громаде или вам. Сами вы, — не взыщите на моем слове! — всегда водочку из города
привозите, то вам и не надо шинка. А таки и то вам на руку, что владыка станет вашу
бумагу читать да похваливать.