Неточные совпадения
Я сидел погруженный в глубокую задумчивость, как вдруг Савельич
прервал мои размышления. «Вот, сударь, — сказал он, подавая мне исписанный лист бумаги, — посмотри, доносчик ли я на своего барина и стараюсь ли я помутить сына с отцом». Я взял из рук его бумагу: это был ответ Савельича на полученное им
письмо. Вот он от слова до слова...
— Ну, оставим это! —
прервал его Илья Ильич. — Ты иди с Богом, куда хотел, а я вот с Иваном Алексеевичем напишу все эти
письма да постараюсь поскорей набросать на бумагу план-то свой: уж кстати заодно делать…
— Без сомнения, —
прервал я горячо. — Некто Васин говорит, что в поступке его с этим
письмом и с отказом от наследства заключается «пьедестал»… По-моему, такие вещи не делаются для показу, а соответствуют чему-то основному, внутреннему.
— И не стыдно, — говорила она,
прерывая свои поцелуи. — За что, про что разорвала детскую дружбу, пропала, не отвечала на
письма и теперь не рада! Ну, скажи, ведь не рада совсем?
— Полно, Ваня, оставь, —
прервала она, крепко сжав мою руку и улыбнувшись сквозь слезы. — Добрый, добрый Ваня! Добрый, честный ты человек! И ни слова-то о себе! Я же тебя оставила первая, а ты все простил, только об моем счастье и думаешь.
Письма нам переносить хочешь…
При такого рода размышлениях Аггею Никитичу подали
письмо Миропы Дмитриевны, прочитав которое он прежде всего выразил в лице своем презрение, а потом разорвал
письмо на мелкие клочки и бросил их на пол. Старик Вибель заметил это и, как человек деликатный, не спросил, разумеется, Аггея Никитича, что такое его встревожило, а
прервал лишь свое чтение и сказал...
— Я ничего не забываю. Не
прерывайте же меня и дайте мне досказать. Вы видели в ее руках
письмо; вы даже читали его; вы говорите, и она… призналась, что это
письмо от того, кого она любит. Но разве это доказывает, что она преступна? разве это позволяет вам так обходиться с нею, так обижать ее в глазах жены вашей? Да, сударь, в глазах жены вашей? Разве вы рассудили это дело? Разве вы знаете, как это было?
Он писал моряку во всяком
письме, чтобы все было готово для его приезда, что он на днях едет, и нарочно оттягивал свой отъезд. Возвратившись, наконец, в свой дом на Яузе, он
прервал все сношения с Марией Валериановной, строго запретил людям принимать ее или ходить к ней в дом. «Я должен был принять такие меры, — говорил он, — для сына; я все бы ей простил, но она женщина до того эгрированная, что может пошатнуть те фундаменты морали, которые я с таким трудом вывожу в сердце Анатоля».
Судьба
писем к королю шведскому и русскому канцлеру была одинакова с судьбой
писем к султану. Осторожный Горнштейн не отправил их и уведомил о том князя Лимбурга. С самою принцессой он еще прежде
прервал переписку.
Письмо от Милицы, от милой, дорогой сестры, с которой его разлучила судьба, но с которой он не
прерывал переписки и которую любит так братски-нежно!
Через несколько дней принесли к нему
письмо от Фюренгофа. «От дяди, — подумал Густав, разрывая печать. — Недаром начинает со мною родственные сношения тот, который навсегда было
прервал все связи с сыном сестры, ненавистной ему». Содержание этого
письма было следующее...
Прерывая свои слова рыданиями, она рассказала им о посланном ею Борису Ивановичу
письме, в котором она прощалась с ним навсегда и открыла ему, что она дочь Егора Никифорова.