Неточные совпадения
На этот раз и Татьяна Павловна так и впилась в меня глазами; но мама была сдержаннее; она была очень серьезна, но легкая,
прекрасная, хоть и совсем какая-то безнадежная улыбка промелькнула-таки в лице ее и не сходила почти во все время
рассказа.
Он любовался
прекрасным днем, густыми темнеющими облаками, иногда закрывавшими солнце, и яровыми полями, в которых везде ходили мужики за сохами, перепахивая овес, и густо зеленевшими озимями, над которыми поднимались жаворонки, и лесами, покрытыми уже, кроме позднего дуба, свежей зеленью, и лугами, на которых пестрели стада и лошади, и полями, на которых виднелись пахари, — и, нет-нет, ему вспоминалось, что было что-то неприятное, и когда он спрашивал себя: что? — то вспоминал
рассказ ямщика о том, как немец хозяйничает в Кузминском.
Таков был
рассказ приятеля моего, старого смотрителя,
рассказ, неоднократно прерываемый слезами, которые живописно отирал он своею полою, как усердный Терентьич в
прекрасной балладе Дмитриева. Слезы сии отчасти возбуждаемы были пуншем, коего вытянул он пять стаканов в продолжение своего повествования; но как бы то ни было, они сильно тронули мое сердце. С ним расставшись, долго не мог я забыть старого смотрителя, долго думал я о бедной Дуне…
А между тем, если б он только ведал, как этот самый
рассказ стар, изношен; как заучен наизусть и как уже истрепался и надоел во всех гостиных, и только у невинных Епанчиных являлся опять за новость, за внезапное, искреннее и блестящее воспоминание блестящего и
прекрасного человека!
Слушая
рассказ о тихой,
прекрасной смерти Манон среди пустынной равнины, она, не двигаясь, с стиснутыми на груди руками глядела на огонь лампы, и слезы часто-часто бежали из ее раскрытых глаз и падали, как дождик, на стол.
Из
рассказов их и разговоров с другими я узнал, к большой моей радости, что доктор Деобольт не нашел никакой чахотки у моей матери, но зато нашел другие важные болезни, от которых и начал было лечить ее; что лекарства ей очень помогли сначала, но что потом она стала очень тосковать о детях и доктор принужден был ее отпустить; что он дал ей лекарств на всю зиму, а весною приказал пить кумыс, и что для этого мы поедем в какую-то
прекрасную деревню, и что мы с отцом и Евсеичем будем там удить рыбку.
Рассказы его привели меня в восхищение и так разгорячили мое воображение, что я даже по ночам бредил новою
прекрасною землею!
Только теперь
рассказы о первых временах осады Севастополя, когда в нем не было укреплений, не было войск, не было физической возможности удержать его, и всё-таки не было ни малейшего сомнения, что он не отдастся неприятелю, — о временах, когда этот герой, достойный древней Греции, — Корнилов, объезжая войска, говорил: «умрем, ребята, а не отдадим Севастополя», и наши русские, неспособные к фразерству, отвечали: «умрем! ура!» — только теперь
рассказы про эти времена перестали быть для вас
прекрасным историческим преданием, но сделались достоверностью, фактом.
В это время была в моде его книжка
рассказов «На Волге», а в «Русской мысли» незадолго перед этим имел большой, заслуженный успех его
прекрасный художественный
рассказ «За отца» на сюжет побега из крепости политического заключенного.
В «Русских ведомостях» изредка появлялись мои
рассказы. Между прочим, «Номер седьмой»,
рассказ об узнике в крепости на острове среди озер. Под заглавием я написал: «Посвящаю Г.А. Лопатину», что, конечно, прочли в редакции, но вычеркнули. Я посвятил его в память наших юных встреч Герману Лопатину, который тогда сидел в Шлиссельбурге, и даже моего узника звали в
рассказе Германом. Там была напечатана даже песня «Слушай, Герман, друг
прекрасный…»
Я любил Богородицу; по
рассказам бабушки, это она сеет на земле для утешения бедных людей все цветы, все радости — все благое и
прекрасное. И, когда нужно было приложиться к ручке ее, не заметив, как прикладываются взрослые, я трепетно поцеловал икону в лицо, в губы.
Софья Алексеевна просила позволения ходить за больной и дни целые проводила у ее кровати, и что-то высоко поэтическое было в этой группе умирающей красоты с
прекрасной старостью, в этой увядающей женщине со впавшими щеками, с огромными блестящими глазами, с волосами, небрежно падающими на плечи, — когда она, опирая свою голову на исхудалую руку, с полуотверстым ртом и со слезою на глазах внимала бесконечным
рассказам старушки матери об ее сыне — об их Вольдемаре, который теперь так далеко от них…
— Да-с, а теперь я напишу другой
рассказ… — заговорил старик, пряча свой номер в карман. — Опишу молодого человека, который, сидя вот в такой конурке, думал о далекой родине, о своих надеждах и прочее и прочее. Молодому человеку частенько нечем платить за квартиру, и он по ночам пишет, пишет, пишет.
Прекрасное средство, которым зараз достигаются две цели: прогоняется нужда и догоняется слава… Поэма в стихах? трагедия? роман?
В числе любопытных, которые окружали старшину, один молодой боярин, видный и
прекрасный собою, казалось, внимательнее всех слушал
рассказы старого воина.
Юрий слушал со вниманием
рассказ запорожца, и чем вернее казалось, что
прекрасная незнакомка — дочь боярина Кручины, тем мрачнее становились его взоры.
Как-то Мария Николаевна попросила меня прочитать мое стихотворение «Бурлаки». Потом сама прочитала после моих
рассказов о войне некрасовское «Внимая ужасам войны», а М. И. Свободина прочла свое любимое стихотворение, которое всегда читала в дивертисментах — и чудно читала, — «Скажи мне, ты любил на родине своей?». И, положив свою руку на мою, пытливо посмотрела на меня своими
прекрасными темно-карими глазами...
Я запишу этот
рассказ, как его слыхала, — он может служить
прекрасным образцом, как Яков Львович судил и как он наказывал и миловал.
Между тем
рассказ его о Миклакове перевернул в голове княгини совершенно понятие о сем последнем; она все после обеда продумала, что какую
прекрасную душу он должен иметь, если способен был влюбиться до такой степени, и когда, наконец, вечером Миклаков пришел, она встретила его очень дружественно и, по свойственной женщинам наблюдательности, сейчас же заметила, что он одет был почти франтом.
Автор этого письма говорит о Клире как о лице хорошо ему известном и оправдывает его отзыв о Марке Аврелии; в заключение же говорит с огорчением: «Критики, а особливо вмешивающиеся в дела политические, которых не знают ни малейшей связи, всегда будут иметь
прекрасное поле рассыпать свои
рассказы».
Так как письмо это было написано тоже
прекрасным пером и отличалось глубиною мыслей, а главное — близко относилось к предмету моего
рассказа, то я и его намерен здесь изложить с буквальною точностью.
Шипение их, тресканье, хлопанье, а в комнатах крик, визг пугливых из
прекрасного пола, хохот,
рассказы мужчин делали превосходную гармонию.
Из всех
рассказов об Яковлеве должно было заключить, что в основании характера этого человека много лежало благородного и
прекрасного.
Я положим, не принадлежу к
прекрасному полу, к которому принадлежала Шехеразада, однако я тоже очень бы мог позанять иного султана не пустыми
рассказами.
Сколь неразумны бывают и легкомысленны женские лукавые желания и к каким приводят они страшным и соблазнительным последствиям, тому примером да послужит предлагаемый
рассказ, очень назидательный и совершенно достоверный, о некоторой
прекрасной даме, которая пожелала быть царицею поцелуев, и о том, что из этого произошло.
Сделавшись редактором, я сейчас же написал сам небольшую рецензию по поводу ее
прекрасного рассказа"За стеной", появившегося в"Отечественных записках". Я первый указал на то, как наша тогдашняя критика замалчивала такое дарование. Если позднее Хвощинская, сделавшись большой «радикалкой», стала постоянным сотрудником «Отечественных записок» Некрасова и Салтыкова, то тогда ее совсем не ценили в кружке «Современника», и все ее петербургские знакомства стояли совершенно вне тогдашнего «нигилистического» мира.
А вот в каком роде писали патриотические авторы брошюрок, в большом количестве распространявшихся среди солдат. Передо мною изящно изданная книжка, с
прекрасными иллюстрациями, под заглавием: «В осажденном Порт-Артуре, или Геройская смерть рядового Дмитрия Фомина». Начинается
рассказ так...
— Поэтому и
рассказ ваш выдумка? — сказала
прекрасная слушательница, стыдясь минутного своего испуга. — А где слово шведа? — прибавил пастор.
В замке пустота была ощутительна; скука налегла на всех;
прекрасные дни казались душными; если не было грозы, так несносный жар предвещал ее; мошки кусали нестерпимо;
рассказы девицы Горнгаузен о рыцарских временах были приторны, беседа домоправительницы — несносна.
Художник то платил этим
рассказам дань слезами, то, воспламенясь любовью к
прекрасному, пожимал с восторгом руку лекаря; иногда качал головой, как бы не совсем уверенный в исполнении высоких надежд его.
С Константином Николаевичем Вознесенским Шатов простился задушевно по-дружески. Вознесенский знал, по
рассказам Карнеева, полный злоключений роман Антона Михайловича и относился с состраданием к этому бесхарактерному, слабому, но все-таки
прекрасному человеку.
Тот на минуту смутился, но встретившись с ласковым, ободряющим взглядом
прекрасных глаз государыни, пришел в себя и начал свой
рассказ.