Неточные совпадения
— Да, мне захотелось посмотреть: кто идет на смену нежному
поэту Прекрасной Дамы,
поэту «Нечаянной радости». И вот — видел. Но — не слышал. Не нашлось минуты заставить его читать стихи.
А главное, еще и потому, что рядом с банями была лавчоночка, где народный
поэт Разоренов торговал своего изделия квасом и своего засола огурцами, из-под которых рассол был до того ароматичен и вкусен, что его предпочитали даже
прекрасному хлебному квасу.
Пересилило большинство новых членов, и
прекрасный фасад Английского клуба, исторический дом
поэта Хераскова, дворец Разумовских, очутился на задворках торговых помещений, а львы были брошены в подвал.
Над столом еще висел портретик
прекрасной молодой женщины, под которым из того же
поэта можно было бы написать...
— За ваш
прекрасный и любовный труд я при первом случае поставлю вам двенадцать! Должен вам признаться, что хотя я владею одинаково безукоризненно обоими языками, но так перевести «Лорелею», как вы, я бы все-таки не сумел бы. Тут надо иметь в сердце кровь
поэта. У вас в переводе есть несколько слабых и неверно понятых мест, я все их осторожненько подчеркнул карандашиком, пометки мои легко можно снять резинкой. Ну, желаю вам счастья и удачи, молодой
поэт. Стихи ваши очень хороши.
Здесь мне кажется возможным сказать несколько слов об этой комнате; она была хоть и довольно большая, но совершенно не походила на масонскую спальню Крапчика; единственными украшениями этой комнаты служили:
прекрасный портрет английского
поэта Эдуарда Юнга [Юнг Эдуард (1683—1765) — английский
поэт, автор известной поэмы «Жалобы или Ночные думы» («Ночи»).], написанный с него в его молодости и представлявший мистического
поэта с длинными волосами, со склоненною несколько набок печальною головою, с простертыми на колена руками, персты коих были вложены один между другого.
Прием мне всюду был
прекрасный: во-первых, все симпатизировали нашему турне, во-вторых, в редакциях встречали меня как столичного литератора и
поэта, — и я в эти два года печатал массу стихотворений в целом ряде журналов и газет — «Будильник», «Осколки», «Москва», «Развлечение».
Вот как это было: пировал Тимур-бек в
прекрасной долине Канигула, покрытой облаками роз и жасмина, в долине, которую
поэты Самарканда назвали «Любовь цветов» и откуда видны голубые минареты великого города, голубые купола мечетей.
Это
прекрасное стихотворение, в котором дальше
поэт спрашивает...
— Но разве мало
прекрасных стихов без объяснений в любви? А гражданские мотивы? Томас Гуд, Некрасов. О, сколько
поэтов! Песни о труде, о поруганной личности, наконец, бурные призывы, как у Лопе де Вега и у нашего московского
поэта Пальмина, ни разу не упомянувшего слово «любовь» и давшего бессмертный «Реквием».
Я не хочу, чтоб эти
прекрасные стихи заставили впечатлительного несчастливца возненавидеть очень хорошего
поэта Альфреда Мюссе.
—
Прекрасное сравнение! — воскликнул молодой
поэт. — Какое у вас цветущее воображение, барон!
Но, может быть, не излишне сказать, что и преднамеренные стремления художника (особенно
поэта) не всегда дают право сказать, чтобы забота о
прекрасном была истинным источником его художественных произведений; правда,
поэт всегда старается «сделать как можно лучше»; но это еще не значит, чтобы вся его воля и соображения управлялись исключительно или даже преимущественно заботою о художественности или эстетическом достоинстве произведения: как у природы есть много стремлений, находящихся между собою в борьбе и губящих или искажающих своею борьбою красоту, так и в художнике, в
поэте есть много стремлений, которые своим влиянием на его стремление к
прекрасному искажают красоту его произведения.
Одним словом, если красота в действительности развивается в борьбе с другими стремлениями природы, то и в искусстве красота развивается также в борьбе с другими стремлениями и потребностями человека, ее создающего; если в действительности эта борьба портит или губит красоту, то едва ли менее шансов, что она испортит или погубит ее в произведении искусства; если в действительности
прекрасное развивается под влияниями, ему чуждыми, не допускающими его быть только
прекрасным, то и создание художника или
поэта развивается множеством различных стремлений, результат которых должен быть таков же.
Сюда, во-первых, принадлежат различные житейские стремления и потребности художника, не позволяющие ему быть только художником и более ничем; во-вторых, его умственные и нравственные взгляды, также не позволяющие ему думать при исполнении исключительно только о красоте; в-третьих, накоиец, идея художественного создания является у художника обыкновенно не вследствие одного только стремления создать
прекрасное:
поэт, достойный своего имени, обыкновенно хочет в своем произведении передать нам свои мысли, свои взгляды, свои чувства, а не исключительно только созданную им красоту.
Область ее — вся область жизни и природы; точки зрения
поэта на жизнь в разнообразных ее проявлениях так же разнообразны, как понятия мыслителя об этих разнохарактерных явлениях; а мыслитель находит в действительности очень многое, кроме
прекрасного, возвышенного и комического.
Маша(сдерживая восторг). Когда он сам читает что-нибудь, то глаза у него горят и лицо становится бледным. У него
прекрасный, печальный голос, а манеры как у
поэта.
На стенах висели
прекрасные гравюры, воспроизводившие сцены из Байрона, любимого
поэта Алексея Федоровича.
Все, впрочем, преблагополучно всегда оканчивалось ленивым и упоительным переходом к искусству, то есть к
прекрасным формам бытия, совсем готовым, сильно украденным у
поэтов и романистов и приспособленным ко всевозможным услугам и требованиям.
Я влюбляюсь, будучи знаменитым
поэтом и камергером; получаю несметные миллионы и тотчас же жертвую их на род человеческий и тут же исповедываюсь перед всем народом в моих позорах, которые, разумеется, не просто позоры, а заключают в себе чрезвычайно много «
прекрасного и высокого», чего-то манфредовского.
Греция, умевшая развивать индивидуальности до какой-то художественной оконченности и высоко человеческой полноты, мало знала в цветущие времена свои ученых в нашем смысле; ее мыслители, ее историки, ее
поэты были прежде всего граждане, люди жизни, люди общественного совета, площади, военного стана; оттого это гармонически уравновешенное,
прекрасное своим аккордом, многостороннее развитие великих личностей, их науки и искусства — Сократа, Платона, Эсхила, Ксенофонта и других.
Государыня заметила, что не под монархическим правлением угнетаются высокие, благородные движенья души, не там презираются и преследуются творенья ума, поэзии и художеств; что, напротив, одни монархи бывали их покровителями; что Шекспиры, Мольеры процветали под их великодушной защитой, между тем как Дант не мог найти угла в своей республиканской родине; что истинные гении возникают во время блеска и могущества государей и государств, а не во время безобразных политических явлений и терроризмов республиканских, которые доселе не подарили миру ни одного
поэта; что нужно отличать поэтов-художников, ибо один только мир и
прекрасную тишину низводят они в душу, а не волненье и ропот; что ученые,
поэты и все производители искусств суть перлы и бриллианты в императорской короне: ими красуется и получает еще больший блеск эпоха великого государя.
Так воспевают древнерусскую патриархальность многие ее поклонники. Они утешаются
прекрасным ее изображением и находят, по-видимому, весьма удобным пробовать на себе слова
поэта...
И в этом восклицании всегда было более смысла и чувства, чем в риторических фигурах многих
поэтов, восхищающихся скорее ради поддержания своей репутации людей с тонким чутьем
прекрасного, чем из действительного преклонения пред невыразимо ласковой красой природы…
Не было бы — это в высшей степени справедливо: все эти
прекрасные создания принадлежат творческой фантазии младенчествующего народа или увлеченного вдохновением
поэта.
Вместе с ясным и твердым умом Серебрянский имел и
прекрасное сердце, и потому он принял в молодом
поэте самое горячее участие.
И
поэт, изображая такие впечатления и чувства, оказывает большую услугу людям: без него много
прекрасных чувств и благородных стремлений было бы забыто нами; они появились бы в нас на минуту и тотчас исчезли бы под влиянием разных житейских забот и мелочей.
Но сильно почувствовать и правду и добро, найти в них жизнь и красоту, представить их в
прекрасных и определенных образах — это может только
поэт и вообще художник.
Они не хотели понять, что достоинство
поэта заключается в том, чтобы уметь уловить и выразить красоту, находящуюся в самой природе предмета, а не в том, чтобы самому выдумывать
прекрасное.
Меншиков, по
прекрасному выражению
поэта, этот «полудержавный властелин» при Петре, мальчиком бегал но улицам, продавая пирожки…
Я тоже
поэт! я тоже
поэт!
По крайней мере, смотря
В
прекрасные ваши глаза,
Я мог спеть вам куплет:
«Ах, как ты хороша...
Она двигалась по комнате, нагая, и стояла, и лежала, и все ее положения, и все медленные движения ее были прекрасны. И она радовалась своей красоте, и проводила, обнаженная, долгие часы, — то мечтая и любуясь собой, то прочитывая страницы
прекрасных и строгих
поэтов…
Природа же, которую боготворят инородцы, уважают наши беглые и которая со временем будет служить неисчерпаемым золотым прииском для сибирских
поэтов, природа оригинальная, величавая и
прекрасная начинается только с Енисея.
Читая впоследствии письмо Гейне к автору Лалла Рук, где
поэт говорит, что, не зная самого сочинения, готов признать его превосходным, потому что у него такое
прекрасное название, — я вспомнил, что то же самое было со мною, когда я в первый раз узнал сладостное имя Филиппа Кольберга.
Скажите вы мне,
поэты, кто вдохновлял вас и вливал в ваши холодные жилы огонь, когда вы в
прекрасные лунные ночи, возвратившись из rendez-vous, садились за стол и писали стихотворения, которые частью вам возвращались редакцией, частью же, за недостатком материала, печатались, претерпев значительное сокращение?
Монах остановился и, о чем-то думая, начал смотреть на нее…Солнце уже успело зайти. Взошла луна и бросала свои холодные лучи на
прекрасное лицо Марии. Недаром
поэты, воспевая женщин, упоминают о луне! При луне женщина во сто крат
прекраснее.
Прекрасные черные волосы Марии, благодаря быстрой походке, рассыпались по плечам и по глубоко дышавшей, вздымавшейся груди…Поддерживая на шее косынку, она обнажила руки до локтей…
Еще не видав Мариенбурга, представляешь его себе каким-то садом Армидиным [Сад Армидин — волшебные сады
прекрасной чародейки Армиды, описанные в поэме итальянского
поэта Торквато Tacco «Освобожденвый Иерусалим».
Но, повторяем, не долго владел счастливый муж таким сокровищем. Она предупредила правду слов какого-то старинного, давно забытого
поэта: «
Прекрасное все гибнет в дивном цвете, Нет ничего
прекрасного на свете!» Елена Афанасьевна действительно погибла «в дивном цвете».