Неточные совпадения
Второй Ивин — Сережа — был смуглый, курчавый мальчик, со вздернутым твердым носиком, очень свежими, красными губами, которые редко совершенно закрывали немного выдавшийся верхний ряд белых зубов, темно-голубыми
прекрасными глазами и необыкновенно бойким выражением лица.
Между этими заботами рисовалось ему
прекрасное лицо Ольги, ее пушистые, говорящие брови и эти умные серо-голубые
глаза, и вся головка, и коса ее, которую она спускала как-то низко на затылок, так что она продолжала и дополняла благородство всей ее фигуры, начиная с головы до плеч и стана.
На одной вилле, за стеной, на балконе, я видел
прекрасную женскую головку; она глядела на дорогу, но так гордо, с таким холодным достоинством, что неловко и нескромно было смотреть на нее долго.
Голубые глаза, льняные волосы: должно быть, мисс или леди, но никак не синьора.
«Моисей» показал на проходившую под руку с каким-то инженером среднего роста девушку с
голубыми глазами и
прекрасными золотистыми волосами, точно шелковой рамкой окаймлявшими ее бойкое матовое лицо, с легкими веснушками около носа. Она слегка покачивалась на высоких каблуках.
Ко времени своей свадьбы она была болезненная девочка, с худенькой, не вполне сложившейся фигуркой, с тяжелой светлорусой косой и
прекрасными, лучистыми серо —
голубыми глазами.
Он застал жену за завтраком, Ада, вся в буклях, в беленьком платьице с
голубыми ленточками, кушала баранью котлетку. Варвара Павловна тотчас встала, как только Лаврецкий вошел в комнату, и с покорностью на лице подошла к нему. Он попросил ее последовать за ним в кабинет, запер за собою дверь и начал ходить взад и вперед; она села, скромно положила одну руку на другую и принялась следить за ним своими все еще
прекрасными, хотя слегка подрисованными,
глазами.
Он, морщась, с видом крайнего отвращения пил рюмку за рюмкой, и Ромашов видел, как понемногу загорались жизнью и блеском и вновь становились
прекрасными его
голубые глаза.
Правильные черты лица,
прекрасные большие темно-голубые
глаза, легко загоравшиеся гневом, но тихие и кроткие в часы душевного спокойствия, густые брови, приятный рот, всё это вместе придавало самое открытое и честное выражение его лицу; волосы у него были русые.
Он вспомнил, как в детстве во время грозы он с непокрытой головой выбегал в сад, а за ним гнались две беловолосые девочки с
голубыми глазами, и их мочил дождь; они хохотали от восторга, но когда раздавался сильный удар грома, девочки доверчиво прижимались к мальчику, он крестился и спешил читать: «Свят, свят, свят…» О, куда вы ушли, в каком вы море утонули, зачатки
прекрасной, чистой жизни?
— Я помню, Суламифь, как обернулась ты на мой зов. Под тонким платьем я увидел твое тело, твое
прекрасное тело, которое я люблю как Бога. Я люблю его, покрытое золотым пухом, точно солнце оставило на нем свой поцелуй. Ты стройна, точно кобылица в колеснице фараоновой, ты прекрасна, как колесница Аминодавова.
Глаза твои как два
голубя, сидящих у истока вод.
Жадно внимала ему Суламифь, и когда он замолкал, тогда среди тишины ночи смыкались их губы, сплетались руки, прикасались груди. И когда наступало утро, и тело Суламифи казалось пенно-розовым, и любовная усталость окружала
голубыми тенями ее
прекрасные глаза, она говорила с нежной улыбкою...
Точно на смех, судьба подарила этому негодяю физиономию настоящего херувима: нежные шелковистые волосы льняного оттенка, большие
голубые глаза с длинными, загнутыми вверх ресницами, очаровательного рисунка рот. К тому же он обладал
прекрасным голосом и считался в гимназическом церковном хоре постоянным солистом.
Варвара Александровна, дама лет около тридцати, действительно была хорошенькая; по крайней мере имела очень нежные черты лица,
прекрасные и чисто небесного цвета
голубые глаза; но главное — она владела удивительно маленькой и как бы совершенно без костей ручкою и таковыми же ножками.
Из ее больших открытых
глаз будто искры сыпались; они сверкали, как алмазы, и никогда я не променяю таких
голубых искрометных
глаз ни на какие черные, будь они чернее самого черного андалузского взгляда, да и блондинка моя, право, стоила той знаменитой брюнетки, которую воспел один известный и
прекрасный поэт и который еще в таких превосходных стихах поклялся всей Кастилией, что готов переломать себе кости, если позволят ему только кончиком пальца прикоснуться к мантилье его красавицы.
По небу, описывая медленную дугу, скатывается яркая и тяжелая звезда. Через миг по мосту идет
прекрасная женщина в черном, с удивленным взором расширенных
глаз. Все становится сказочным — темный мост и дремлющие
голубые корабли. Незнакомка застывает у перил моста, еще храня свой бледный падучий блеск. Снег, вечно юный, одевает ее плечи, опушает стан. Она, как статуя, ждет. Такой же
Голубой, как она, восходит на мост из темной аллеи. Также в снегу. Также прекрасен. Он колеблется, как тихое, синее пламя.
Он был замечательный красавец, голубоглазый, стройный, ловкий. Он лежит теперь на Аясларской горе, и от его
голубых глаз и
прекрасного лица уже ничего не осталось.
«В высшей степени достойная особа» представляла из себя девятнадцатилетнюю девушку с
прекрасной белокурой головкой, добрыми
голубыми глазами и длинными кудрями. Она была в ярко-красном, полудетском, полудевическом платье. Стройные, как иглы, ножки в красных чулках сидели в крошечных, почти детских башмачках. Круглые плечи ее всё время, пока я любовался ею, кокетливо ежились, словно им было холодно и словно их кусал мой взгляд.
Величавой походкой вошла Марья Ивановна. Безграничная любовь и нежная заботливость отражались в
голубых ее
глазах и во всем ее еще
прекрасном, хоть и сильно изможденном лице. Протянула она руки, привлекла Дуню в объятья и нежно ее поцеловала.
В самом деле, его высокий рост, крупная, но стройная и представительная фигура,
прекрасные светло-русые, слегка вьющиеся волосы, открытое высокое чело, полное яблоко
голубых, завешенных густыми ресницами
глаз и удивительнейшей, античной формы большая белая рука, при мягкости и в то же время развязности манер, быстро им усвоенных под руководством изящной и любившей изящество тещи Сержа, обратили его в какого-то Ганимеда, затмевавшего своей весенней красотой все, что могло сколько-нибудь спорить о красоте.
Прошло шестнадцать лет. Королевич вырос и стал королем. Ах, что это был за король! Красивее его не было юноши во всей стране. Вы видели лесную незабудку на краю болота? Ну вот, такие точно две
голубые прекрасные незабудки были
глаза короля.
— Это сын мой, — отвечал Ранеев. — Не правда ли, он похож на мать свою. Тот же
прекрасный очерк лица, такой же блондин, с такими же ясными,
голубыми глазами.
Стройная, гибкая блондинка, с той прирожденной грацией движений, не поддающейся искусству, которая составляет удел далеко не многих представительниц
прекрасного пола, с большими
голубыми, глубокими, как лазуревое небо,
глазами, блестящими как капли утренней росы, с правильными чертами миловидного личика, дышащими той детской наивностью, которая составляет лучшее украшение девушки-ребенка, она была кумиром своего отца и заставляет сильно биться сердца близких к ее отцу рыцарей, молодых и старых.
Двадцативосьмилетняя красавица, высокая ростом, стройная, прекрасно сложенная, с чудными
голубыми глазами с поволокой, с
прекрасными белокурыми волосами и ослепительно белым цветом лица, чрезвычайно веселая и живая, не способная, казалось, думать о чем-то серьезном — такова была в то время цесаревна Елизавета Петровна.
Орлиный нос, высокий лоб, красиво вытянутые брови,
голубые, блестящие
глаза,
прекрасный цвет лица, оттененный нежным румянцем, мягкие светло-русые, вьющиеся волосы, ровные, белые как слоновая кость зубы — таков был обольстительный портрет князя в цветущие годы.
Его порой выводило из себя одно и то же выражение нежности в ее
голубых,
прекрасных глазах.
Стройная, гибкая блондинка, с той прирожденной грацией движений, не поддающейся искусству, которая составляет удел далеко не многих представительниц
прекрасного пола, с большими
голубыми, глубокими, как лазуревое небо,
глазами, блестящими, как капли утренней росы, с правильными чертами миловидного личика, дышащими той детской наивностью, которая составляет лучшее украшение девушки-ребенка, она была кумиром своего отца и заставляла сильно биться сердца близких к ее отцу рыцарей, молодых и старых.