Неточные совпадения
То ваша голова и стан, мой
прекрасный друг, но в матросской куртке, то будто пушка в вашем замасленном пальто, любезный мой
артист, сидит подле меня на диване.
— Это отчасти правда; но ведь вопрос в том, для чего же природа не сделала меня Зеноном, а наградила наклонностями сибарита, для чего она не закалила мое сердце для борьбы с терниями суровой действительности, а, напротив того, размягчила его и сделала способным откликаться только на доброе и
прекрасное? Для чего, одним словом, она сделала меня
артистом, а не тружеником?.. Природа-то ведь дура, выходит!
И я вот, по моей кочующей жизни в России и за границей, много был знаком с разного рода писателями и художниками, начиная с какого-нибудь провинциального актера до Гете, которому имел честь представляться в качестве русского путешественника, и, признаюсь, в каждом из них замечал что-то особенное, не похожее на нас, грешных, ну, и, кроме того, не говоря об уме (дурака писателя и
артиста я не могу даже себе представить), но, кроме ума, у большей части из них
прекрасное и благородное сердце.
Дача Бренко находилась в Петровском-Разумовском, у Соломенной сторожки. Тогда еще даже конки туда не было.
Прекрасная дача, двухэтажная, богато обставленная. По субботам всегда гости: свои
артисты, профессора, сотрудники журнала «Русская мысль», присяжные поверенные — товарищи Левенсона.
Я не стану давать отчета в ходе этого
прекрасного спектакля и в относительном совершенстве многих московских
артистов.
Она всё больше зналась с
артистами и любила рассуждать о
прекрасном с молодыми людьми.
Не волновался только один человек — клоун Батисто Пикколо. Он был очень талантливым
артистом, изобретательным, живым, веселым клоуном и
прекрасным товарищем. А спокоен он остался потому, что обладал трезвым умом и отлично понимал: какая же он партия для принцессы всех музеев, цирков и зверинцев мира?..
Коснувшись дилетантов-любезников, несправедливо, даже неделикатно было бы оставить без внимания особь
прекрасного пола. Дамы так любезны! По положению своему, дамы не могут преследовать
артистов с тою настойчивостию, как мужчины (бывают случаи, но это исключение). Вообще говоря, дамский пол чувствует сильное инстинктивное влечение к художеству вообще и знаменитостям всякого рода в особенности (Боже мой! один Марио сколько выслушал любезностей! до сих пор, я думаю, он очнуться еще не может).
Кто из нас забыл этот яркий свет, этот приятный запах конюшни, духов, пудры и лайковых перчаток, этого шелка и атласа блестящих цирковых костюмов, щелканье бича, холеных, рослых,
прекрасных лошадей, выпуклые мускулы
артистов?
Воздав достодолжную дань поклонения артистам-любителям, автор в заключение перешел к благотворительной цели спектакля «Теперь, — восклицал он, — благодаря
прекрасному сердцу истинно-добродетельной женщины, благодаря самоотверженно-неусыпным трудам и заботам ее превосходительства, этой истинной матери и попечительницы наших бедных, не одну хижину бедняка посетит и озарит внезапная радость, не одна слеза неутешной вдовицы будет отерта; не один убогий, дряхлый старец с сердечною благодарностью помянет достойное имя своей благотворительницы, не один отрок, призреваемый в приюте, состоящем под покровительством ее превосходительства, супруги г-на начальника губернии, вздохнет из глубины своей невинной души и вознесет к небу кроткий взор с молитвенно-благодарственным гимном к Творцу миров за ту, которая заменила ему, этому сирому отроку, нежное лоно родной матери.
Влюбился он в одну
прекрасную американку, влюбился до безумия, как
артист, влюбился до того, что однажды вместо aquae distillatae [дистиллированной воды (лат.).] прописал argentum nitricum [ляпис (лат.).], — влюбился, предложил руку и женился.
— Не помню-с, — отвечал майор, с любовию
артиста разглядывая это
прекрасное творение, как раз подходящее, по его мнению, к типу наипочтеннейших женщин на свете.
С наибольшим удивлением и восторгом вспоминаю Федора Игнатьевича Стравинского. Это был
прекрасный бас и
артист изумительный. Отсутствие рекламы и, по-видимому, большая скромность Стравинского делали его гораздо менее известным, чем он заслуживал. Это был художник мирового размаха. Мне приходилось говорить со многими знатоками, имевшими возможность сравнивать Стравинского с Шаляпиным, и все они утверждали, что Стравинский как художник был неизмеримо тоньше и глубже Шаляпина.
— Но ты не оставляй моего мальчугана. В тебе есть то, чего нет в Александре Петровиче: он мудрец, ты
артист, привей и Володе свои
прекрасные вкусы и, когда он подрастет, рассказывай ему почаще, как глупо и беспутно жила его мама.