Неточные совпадения
Городничий. Осмелюсь
представить семейство мое: жена и
дочь.
—
Представь,
представь меня своим новым друзьям, — говорил он
дочери, пожимая локтем ее руку. — Я и этот твой гадкий Соден полюбил за то, что он тебя так справил. Только грустно, грустно у вас. Это кто?
Княгиня непременно пожелала
представить принцессе свою
дочь и на второй же день совершила этот обряд.
— А знаешь, — здесь Лидия Варавка живет, дом купила. Оказывается — она замужем была, овдовела и — можешь
представить? — ханжой стала, занимается религиозно-нравственным возрождением народа, это —
дочь цыганки и Варавки! Анекдот, брат, — верно? Богатая дама. Ее тут обрабатывает купчиха Зотова, торговка церковной утварью, тоже, говорят, сектантка, но — красивейшая бабища…
Представьте, что из шестидесяти тысяч жителей женщин только около семисот. Европеянок, жен,
дочерей консулов и других живущих по торговле лиц немного, и те, как цветы севера, прячутся в тень, а китаянок и индианок еще меньше. Мы видели в предместьях несколько китайских противных старух; молодых почти ни одной; но зато видели несколько молодых и довольно красивых индианок. Огромные золотые серьги, кольца, серебряные браслеты на руках и ногах бросались в глаза.
Бен
представил нас своим
дочерям, четырем зрелым африканкам, то есть рожденным в Африке.
— Ах, милый, милый Алексей Федорович, тут-то, может быть, самое главное, — вскрикнула госпожа Хохлакова, вдруг заплакав. — Бог видит, что я вам искренно доверяю Lise, и это ничего, что она вас тайком от матери позвала. Но Ивану Федоровичу, вашему брату, простите меня, я не могу доверить
дочь мою с такою легкостью, хотя и продолжаю считать его за самого рыцарского молодого человека. А
представьте, он вдруг и был у Lise, а я этого ничего и не знала.
Когда он кончил, то Марья Алексевна видела, что с таким разбойником нечего говорить, и потому прямо стала говорить о чувствах, что она была огорчена, собственно, тем, что Верочка вышла замуж, не испросивши согласия родительского, потому что это для материнского сердца очень больно; ну, а когда дело пошло о материнских чувствах и огорчениях, то, натурально, разговор стал
представлять для обеих сторон более только тот интерес, что, дескать, нельзя же не говорить и об этом, так приличие требует; удовлетворили приличию, поговорили, — Марья Алексевна, что она, как любящая мать, была огорчена, — Лопухов, что она, как любящая мать, может и не огорчаться; когда же исполнили меру приличия надлежащею длиною рассуждений о чувствах, перешли к другому пункту, требуемому приличием, что мы всегда желали своей
дочери счастья, — с одной стороны, а с другой стороны отвечалось, что это, конечно, вещь несомненная; когда разговор был доведен до приличной длины и по этому пункту, стали прощаться, тоже с объяснениями такой длины, какая требуется благородным приличием, и результатом всего оказалось, что Лопухов, понимая расстройство материнского сердца, не просит Марью Алексевну теперь же дать
дочери позволения видеться с нею, потому что теперь это, быть может, было бы еще тяжело для материнского сердца, а что вот Марья Алексевна будет слышать, что Верочка живет счастливо, в чем, конечно, всегда и состояло единственное желание Марьи Алексевны, и тогда материнское сердце ее совершенно успокоится, стало быть, тогда она будет в состоянии видеться с
дочерью, не огорчаясь.
Можно себе
представить стройное trio, составленное из отца — игрока и страстного охотника до лошадей, цыган, шума, пиров, скачек и бегов,
дочери, воспитанной в совершенной независимости, привыкшей делать что хотелось, в доме, и ученой девы, вдруг сделавшейся из пожилых наставниц молодой супругой.
Дальнейшее
представляло короткую поэму мучительства и смерти.
Дочь из погреба молит мать открыть дверь… — Ой, мамо, мамо! Вiдчинiть, бо вiн мене зарiже… — «Ой, доню, доню, нещасна наша доля… Як вiдчиню, то зарiже обоих…» — Ой, мамо, мамо, — молит опять
дочь… — И шаг за шагом в этом диалоге у запертой двери развертывается картина зверских мучений, которая кончается последним восклицанием: — Не вiдчиняйте, мамо, бо вже менi й кишки висотав… — И тогда в темном погребе все стихает…
— Я по крайней мере смотрю на тебя и думаю о тебе, как о родной
дочери. Даже как-то странно
представить, что вдруг тебя не будет у нас.
Все девицы взвизгнули и стайкой унеслись в горницы, а толстуха Аграфена заковыляла за ними. «Сама» после утреннего чая прилегла отдохнуть в гостиной и долго не могла ничего понять, когда к ней влетели
дочери всем выводком. Когда-то красивая женщина, сейчас Анфуса Гавриловна
представляла собой типичную купчиху, совсем заплывшую жиром. Она сидела в ситцевом «холодае» и смотрела испуганными глазами то на
дочерей, то на стряпку Аграфену, перебивавших друг друга.
В горькой доле
дочери Русакова мы видим много неразумного; но там впечатление смягчается тем, что угнетение все-таки не столь грубо тяготеет над ней. Гораздо более нелепого и дикого
представляют нам в судьбе своей угнетенные личности, изображенные в комедии «Бедность не порок».
Но Лебедев, расслышавший похвалы Лизаветы Прокофьевны, уже сам тащил
дочь, чтобы
представить ее.
Затем стал говорить генерал Епанчин, в своем качестве отца, и говорил резонно, избегнул трогательного, упомянул только, что вполне признает ее право на решение судьбы Афанасия Ивановича, ловко щегольнул собственным смирением,
представив на вид, что судьба его
дочери, а может быть и двух других
дочерей, зависит теперь от ее же решения.
—
Представьте себе, что он вот этого ангела, вот эту девушку, теперь сироту, мою двоюродную сестру, свою
дочь, подозревает, у ней каждую ночь милых друзей ищет!
— Садитесь, садитесь, мой дорогой Федор Иваныч. Ах, как я рада! Позвольте, во-первых,
представить вам мою
дочь, Лизу…
— Господа! вот моя
дочь. Женичка! рекомендую тебе моих сотоварищей: Николай Степанович Вязмитинов и Алексей Павлович Зарницын, — проговорил смотритель,
представляя раз вечером своей
дочери двух очень благопристойных молодых людей.
Итак, гости вошли, и Петр Лукич
представил Сафьяносу
дочь, причем тот не по чину съежился и, взглянув на роскошный бюст Женни, сжал кулаки и засосал по-гречески губу.
— Да чем же вам более заниматься на гулянках, как не злословием, — отвечал доктор, пожимая мимоходом поданные ему руки. — Прошу вас, Петр Лукич,
представить меня вашей
дочери.
— Ах, да, непременно! — подхватил Кергель. — Прежде всего вот надо
представить вас их прелестной
дочери, — прибавил он Вихрову, указывая на Захаревского.
Пошатываясь на месте, Прозоров изобразил
дочери надутую фигуру русского немца. В следующий момент он
представил вытянутую и сутуловатую «натуру» доктора и засмеялся своим детским смехом.
— Позвольте, ваше превосходительство,
представить вам
дочь мою, — сказал он, расшаркиваясь.
Старик
представил меня жене, пожилой, но еще красивой южной донской красотой. Она очень обрадовалась поклону от
дочери. За столом сидели четыре дочки лет от четырнадцати и ниже. Сыновей не было — старший был на службе, а младший, реалист, — в гостях. Выпили водочки — старик любил выпить, а после борща, «красненьких» и «синеньких», как хозяйка нежно называла по-донскому помидоры, фаршированные рисом, и баклажаны с мясом, появилась на стол и бутылочка цимлянского.
Особа эта была единственная
дочь хозяина и отчасти
представляла фамильное сходство с ним.
Девица Евпраксия была
дочь дьячка при церкви Николы в Капельках и
представляла во всех отношениях чистейший клад.
Оставаться в Дубровине она и не думала… «ни за что!» — следовательно, предстояло одно: ехать в Погорелку, имение сирот, то самое, которое некогда
представляло «кусок», выброшенный ею непочтительной
дочери Анне Владимировне.
Степан Михайлович принялся было за расправу с своей супругой, но она, повалившись ему в ноги со всеми
дочерьми и
представив письма старухи Бактеевой, успела уверить его, что «знать ничего не знает и что она была сама обманута».
— Что пролетело по душе его в эти минуты, какая борьба совершилась у железной воли с отцовскою любовью и разумностью, как уступил победу упорный дух?.. трудно себе
представить; но когда раздался за дверью голос Мазана: «Кушанье готово», дедушка вышел спокоен, и ожидавшие его жена и
дочери, каждая у своего стула, не заметили на слегка побледневшем лице его ни малейшего гнева; напротив, он был спокойнее, чем поутру, даже веселее, и кушал очень аппетитно.
На следующий день он имел продолжительный разговор с своею
дочерью, в котором
представил ей все невыгоды иметь мужа ниже себя по уму, по образованию и характеру; он сказал, что мужнино семейство не полюбит ее, даже возненавидит, как грубое и злое невежество всегда ненавидит образованность; он предостерегал, чтобы она не полагалась на обещания жениха, которые обыкновенно редко исполняются и которых Алексей Степаныч не в силах будет исполнить, хотя бы и желал.
— Алексис! — воскликнула негодующая супруга. — Никогда бы в голову мне не пришло, что случилось;
представь себе, мой друг: этот скромный-то учитель — он в переписке с Любонькой, да в какой переписке, — читать ужасно; погубил беззащитную сироту!.. Я тебя прошу, чтоб завтра его нога не была в нашем доме. Помилуй, перед глазами нашей
дочери… она, конечно, еще ребенок, но это может подействовать на имажинацию [воображение (от фр. imagination).].
Он
представлял себе, как вчера вечером и ночью отец и
дочь долго советовались, быть может, долго спорили и потом пришли к соглашению, что Юлия поступила легкомысленно, отказавши богатому человеку.
Потеряв надежду жениться на матери, граф устремил свои взоры на
дочь; эта затея
представляла немало трудностей, но зато она казалась вполне достижимою: путь, на который граф навел богомольную графиню, был верен, а выбор ее не мог пасть ни на кого другого.
— Я ничего не могу
представить ужаснее положения ребенка, которого прямо из приюта, полного страха божия, отдают ужасным матерям вроде княгини Варвары Никаноровны, у которой ни бога, ни религии и никаких правил… Я не знаю, как правительство на все это смотрит, а по-моему, я бы не отпустила
дочь жить с княгинею Протозановою.
— В минуту слетаю туда! — сказала Елизавета Петровна и, проворно войдя в комнату
дочери, проворно надела там шляпку и проворнейшим шагом отправилась в церковь, куда она, впрочем, поспела к тому уже времени, когда юный священник выходил с крестом. Он, видимо, хотел
представить себя сильно утомленным и грустным выражением лица желал как бы свидетельствовать о своих аскетических подвигах.
Во-вторых, и главное,
представьте себе, что он выберет девушку или, еще лучше, вдову, милую, добрую, умную, нежную и, главное, бедную, которая будет ухаживать за ним, как
дочь, и поймет, что он ее облагодетельствовал, назвав своею женою.
Дом Зыбиных во время пребывания юнкеров в отпусках
представлял постоянное оживление. Со всех сторон съезжались их родственники с молодыми женами и
дочерьми.
мне не раз приходилось уже говорить о наших поездках к родным, которые отец считал обязательными со стороны приличия или пристойности, как он выражался. Бедная мать, проводившая большую часть времени в постели, только чувствуя себя лучше по временам, выезжала лишь поблизости и едва ли не в один дом Борисовых. Зато отец счел бы великим упущением не съездить за Волхов, верст за сто к неизменной куме своей Любови Неофитовне и не
представить ей вышедшую из института
дочь, падчерицу и меня — студента.
С тех пор я не встречал более Евлампии. Каким образом
дочь Мартына Петровича попала в хлыстовские богородицы — я и
представить себе не могу; но кто знает, быть может, она основала толк, который назовется — или уже теперь называется, по ее имени — евлампиевщиной? Все бывает, все случается.
—
Представьте себе, что был один господин А, положим, — сказал он, — старый и отживший, и одна госпожа Б, молодая, счастливая, но видавшая еще ни людей, ни жизни. По разным семейным отношениям, он полюбил ее, как
дочь, и не боялся полюбить иначе.
Две старшие
дочери, Пашет и Анет,
представляли резкое сходство с высоким мужчиной как по высокому росту, так и по клыкообразным зубам, с тою только разницею, что глаза у Пашет были, как и у маменьки, — сухие и черные; глаза же Анет, серые и навыкате, были самый точный образец глаз папеньки (читатель, вероятно, уж догадался, что высокий господин был супруг Катерины Архиповны); но третья
дочь, Машет, была совершенно другой наружности.
Мы въехали в деревню и скоро остановились у ворот замка. Я велел людям слезть и в сопровождении унтер-офицера вошел в дом. Всё было пусто. Пройдя несколько комнат, я был встречен самим графом, дрожащим и бледным, как полотно. Я объявил ему мое поручение, разумеется он уверял, что у него нет оружий, отдал мне ключи от всех своих кладовых и, между прочим, предложил завтракать. После второй рюмки хереса граф стал просить позволения
представить мне свою супругу и
дочерей.
Видно, как Евдокия Антоновна
представляет свою
дочь офицеру: тот щелкает шпорами, бросает быстрый взгляд на студента и предлагает девушке руку.
Позвольте
представить: моя
дочь, Оля. Какие очаровательные духи, — ты не знаешь этого запаха, Оленька?
Петр Васильич воспользовался восстановившеюся тишиной и
представил Бориса Андреича хозяевам. Хозяева объявили в один голос, что очень рады новому знакомству; потом Калимон Иваныч
представил Борису Андреичу своих
дочерей, называя их Поленькой и Эменькой. В гостиной находились еще две женские личности, уже немолодые: одна — в чепце, другая — в темном платочке; но Калимон Иваныч не почел нужным познакомить с ними Бориса Андреича.
Бедняжка! Навстречу кортежу, по аллее бежал ее сумасшедший отец, лесничий Скворцов. Размахивая руками, спотыкаясь и безумно поводя глазами, он
представлял из себя достаточно непривлекательную картину. Всё бы это еще, пожалуй, было прилично, если бы он не был в своем ситцевом халате и в туфлях-шлепанцах, ветхость которых плохо вязалась с роскошью венчального наряда его
дочери. Лицо его было заспано, волоса развевались от ветра, ночная сорочка была расстегнута.
— Моя внучка,
дочь покойного бека-Израэла, русская княжна! —
представил дедушка-наиб.
H. Seuse (жизнеописание коего, составленное по записям его духовной
дочери Эльзбет Штагель,
представляет собой один из благоуханнейших цветков католической мистики, напоминающий Fioretti Франциска Ассизского), этот любящий и нежный «Diener der ewigen Weisheit» [Слуга вечной мудрости (нем.).], мало склонен к мистическим спекуляциям.
— Я вас невольно испугал, м-р Вандергуд? Пустяки, вероятно, вы наступили на… что-нибудь ногою. Это пустяки. Но этот разговор, которого я не вел уже много лет, слишком волнует меня и… Спокойной ночи, м-р Вандергуд. Завтра я буду иметь честь
представить вас моей
дочери, а сейчас позвольте…
К порядку! В Рим мы не пошли, а отправились искать ночлега у добрых людей поближе. Долго шли. Устали. Хотелось пить — ах, как хотелось пить! А теперь позволь тебе
представить Моего нового друга, синьора Фому Магнуса и его прекрасную
дочь Марию.