Неточные совпадения
Рассчитывая, что Авдотья Романовна, в сущности, ведь нищая (ах, извините, я не то хотел… но ведь не все ли равно, если выражается то же понятие?), одним словом, живет трудами рук своих, что у ней на содержании и мать и вы (ах, черт, опять морщитесь…), я и решился
предложить ей все мои деньги (
тысяч до тридцати я мог и тогда осуществить) с тем, чтоб она бежала со мной хоть сюда, в Петербург.
Предлагает десять
тысяч, а сам говорил, что не богат.
Если бы в моем предложении была хотя миллионная доля расчета, то не стал бы я
предлагать всего только десять
тысяч, тогда как всего пять недель назад
предлагал ей больше.
Затем, испросив у ней извинения в недавних этих всех неприятностях, я попросил бы позволения
предложить ей десять
тысяч рублей и таким образом облегчить разрыв с господином Лужиным, разрыв, от которого, я уверен, она и сама была бы не прочь, явилась бы только возможность.
— Значит, сейчас позвоним и явится покупатель, нотариус Животовский, спекулянт, держи ухо остро! Но, сначала, Клим Иванович, на какого черта тебе
тысячи денег? Не надобно тебе денег, тебе газета нужна или — книгоиздательство. На газету — мало десятков
тысяч, надо сотни полторы, две.
Предлагаю: давай мне эти двадцать
тысяч, и я тебе обещаю через год взогнать их до двухсот. Обещаю, но гарантировать — не могу, нечем. Векселя могу дать, а — чего они стоят?
— Ба, — сказал Дронов. — Ничего чрезвычайного — нет. Человек умер. Сегодня в этом городе, наверное, сотни людей умрут, в России — сотни
тысяч, в мире — миллионы. И — никому, никого не жалко… Ты лучше спроси-ка у смотрителя водки, —
предложил он.
— Изаксон, конечно,
предложит услужить вам, — это значит: обжулить. Меня уже нагрел на две
тысячи.
Экая скука! да еще
предлагает на общий счет проложить дорогу в большое торговое село, с мостом через речку, просит три
тысячи денег, хочет, чтоб я заложил Обломовку…
Я тогда
предложил ему три
тысячи рублей, и, помню, он все молчал, а только я говорил.
Я вдруг почувствовал, что страшно сейчас пойду рисковать; кроме того, мне хотелось еще что-нибудь предпринять,
предложить еще какое-нибудь пари, отсчитать кому-нибудь несколько
тысяч.
И почему бы, например, вам, чтоб избавить себя от стольких мук, почти целого месяца, не пойти и не отдать эти полторы
тысячи той особе, которая вам их доверила, и, уже объяснившись с нею, почему бы вам, ввиду вашего тогдашнего положения, столь ужасного, как вы его рисуете, не испробовать комбинацию, столь естественно представляющуюся уму, то есть после благородного признания ей в ваших ошибках, почему бы вам у ней же и не попросить потребную на ваши расходы сумму, в которой она, при великодушном сердце своем и видя ваше расстройство, уж конечно бы вам не отказала, особенно если бы под документ, или, наконец, хотя бы под такое же обеспечение, которое вы
предлагали купцу Самсонову и госпоже Хохлаковой?
В существенном же явилось одно показание панов, возбудившее необыкновенное любопытство следователей: это именно о том, как подкупал Митя, в той комнатке, пана Муссяловича и
предлагал ему три
тысячи отступного с тем, что семьсот рублей в руки, а остальные две
тысячи триста «завтра же утром в городе», причем клялся честным словом, объявляя, что здесь, в Мокром, с ним и нет пока таких денег, а что деньги в городе.
Зная, что он уже изменил ей (изменил в убеждении, что она уже все должна вперед сносить от него, даже измену его), зная это, она нарочно
предлагает ему три
тысячи рублей и ясно, слишком ясно дает ему при этом понять, что
предлагает ему деньги на измену ей же: „Что ж, примешь или нет, будешь ли столь циничен“, — говорит она ему молча своим судящим и испытующим взглядом.
Тут, кстати, нужно обозначить один твердый факт: он вполне был уверен, что Федор Павлович непременно
предложит (если уж не
предложил) Грушеньке законный брак, и не верил ни минуты, что старый сластолюбец надеется отделаться лишь тремя
тысячами.
Громко засвидетельствовали, что, во-первых, оба «служили короне» и что «пан Митя»
предлагал им три
тысячи, чтобы купить их честь, и что они сами видели большие деньги в руках его.
На вопрос прокурора: где же бы он взял остальные две
тысячи триста, чтоб отдать завтра пану, коли сам утверждает, что у него было всего только полторы
тысячи, а между тем заверял пана своим честным словом, Митя твердо ответил, что хотел
предложить «полячишке» назавтра не деньги, а формальный акт на права свои по имению Чермашне, те самые права, которые
предлагал Самсонову и Хохлаковой.
Одна-де такая дама из «скучающих вдовиц», молодящаяся, хотя уже имеющая взрослую дочь, до того им прельстилась, что всего только за два часа до преступления
предлагала ему три
тысячи рублей с тем, чтоб он тотчас же бежал с нею на золотые прииски.
— Бесконечно? Но столько и не надо. Необходимы только эти роковые для меня три
тысячи, а я со своей стороны пришел гарантировать вам эту сумму с бесконечною благодарностью и
предлагаю вам план, который…
— Что же делать, господин офицер. Он
предлагает мне хорошее жалование, три
тысячи рублей в год и все готовое. Быть может, я буду счастливее других. У меня старушка мать, половину жалования буду отсылать ей на пропитание, из остальных денег в пять лет могу скопить маленький капитал, достаточный для будущей моей независимости, и тогда bonsoir, [прощайте (фр.).] еду в Париж и пускаюсь в коммерческие обороты.
— Послушайте, — прервал он француза, — что, если бы вместо этой будущности
предложили вам десять
тысяч чистыми деньгами с тем, чтоб сей же час отправились обратно в Париж.
Неукротимый гладиатор, упрямый безансонский мужик не хотел положить оружия и тотчас затеял издавать новый журнал: «La Voix du Peuple». Надобно было достать двадцать четыре
тысячи франков для залога. Э. Жирарден был не прочь их дать, но Прудону не хотелось быть в зависимости от него, и Сазонов
предложил мне внести залог.
Вы захотите меня притеснить, воспользоваться моей необходимостью и спросите за коляску
тысячу пятьсот; я
предложу вам рублей семьсот, буду ходить всякий день торговаться; через неделю вы уступите за семьсот пятьдесят или восемьсот, — не лучше ли с этого начать?
— И своей фальшивой и привозные. Как-то наезжал ко мне по зиме один такой-то хахаль,
предлагал купить по триста рублей
тысячу. «У вас, говорит, уйдут в степь за настоящие»… Ну, я его, конечно, прогнал. Ступай, говорю, к степнякам, а мы этим самым товаром не торгуем… Есть, конечно, и из мучников всякие. А только деньги дело наживное: как пришли так и ушли. Чего же это мы с тобой в сухую-то тары-бары разводим? Пьешь чай-то?
Стабровский сам
предложил Галактиону тридцать
тысяч, обеспечив себя, конечно, расписками и домашними векселями.
Лопахин. Я весной посеял маку
тысячу десятин, и теперь заработал сорок
тысяч чистого. А когда мой мак цвел, что это была за картина! Так вот я, говорю, заработал сорок
тысяч и, значит,
предлагаю тебе взаймы, потому что могу. Зачем же нос драть? Я мужик… попросту.
Гаев. Мне
предлагают место в банке. Шесть
тысяч в год… Слыхала?
По-моему, на меня далеко еще меньше десяти
тысяч всего истрачено, но я положил десять
тысяч, и, согласитесь сами, что, отдавая долг, я никак не мог
предлагать господину Бурдовскому более, даже если б я его ужасно любил, и не мог уже по одному чувству деликатности, именно потому, что отдавал ему долг, а не посылал ему подаяние.
Я осмелился вам
предложить десять
тысяч, но я виноват, я должен был сделать это не так, а теперь… нельзя, потому что вы меня презираете…
— Я зубами выхвачу за одну только
тысячу! —
предложил было Фердыщенко.
Повторив еще раз, что ему труднее других говорить, он заключил, что не может отказаться от надежды, что Настасья Филипповна не ответит ему презрением, если он выразит свое искреннее желание обеспечить ее участь в будущем и
предложит ей сумму в семьдесят пять
тысяч рублей.
Не проходило дня, чтобы тот или другой член общей квартиры, или, как ее называл Белоярцев, «ассоциации», не
предлагал нового кандидата или кандидатки, но Белоярцев всегда находил в предлагаемом лице
тысячу разных дурных сторон, по которым оно никак не могло быть допущено в «ассоциацию».
У этого-то Грабилина Белоярцев и
предложил взять взаймы две
тысячи рублей серебром под общею друг за друга порукою в уплате. Грабилин, дорожа знакомством столь высокого в его мнении либерального кружка, не посмел отказать Белоярцеву в его просьбе, и таким образом, посредством этого займа, образовался первый общественный фонд, поступивший тоже в руки Белоярцева.
Предлагали они ему: «Дай нам по десяти
тысяч — всё по чистой совести покажем!» Скажем: «Подписались по неосмотрительности — и дело с концом».
Маргарита Ивановна
предлагала ему мириться: «Бери, говорит, двадцать
тысяч и ступай с богом», — зачем он не мирился!
Когда судебная реформа была объявлена, он был еще молод, но уже воинствовал в рядах дореформенной магистратуры. Ему
предложили место товарища прокурора, с перспективой на скорое возвышение. Он прикинулся обиженным, но, в сущности, рассчитал по пальцам, какое положение для него выгоднее. Преимущество оказалось за адвокатурой. Тут
тысяча… там
тысяча…
тысяча,
тысяча,
тысяча… А кроме того,"обратим взоры на Запад"… Кто может угадать, что случится… га!
И потому человеку этому дать мне за это дело каких-нибудь пятьдесят
тысяч серебром, право, немного; а, с другой стороны, мне
предложить в этом случае свои услуги безвозмездно, ей-богу, глупо!
— Pardon, madame,
тысячу раз виноват. Позвольте мне
предложить вам руку, — говорил он, принимая из кареты наглухо закутанную даму.
Но если вам нужны теперь же пять, шесть
тысяч франков, я с великим удовольствием готова
предложить вам их взаймы — а там мы сочтемся.
–…поднять их нравственность, пробудить в их душах сознание долга… Вы меня понимаете? И вот к нам ежедневно приводят детей сотнями,
тысячами, но между ними — ни одного порочного! Если спросишь родителей, не порочное ли дитя, — так можете представить — они даже оскорбляются! И вот приют открыт, освящен, все готово — и ни одного воспитанника, ни одной воспитанницы! Хоть премию
предлагай за каждого доставленного порочного ребенка.
Шли дни. Разговор — по всей Москве, а в московских газетах ни строчки об этом ужасном факте. Ко мне зашел сотрудник одной газеты, человек весьма обделистый, и начал напевать о том, что я напрасно обидел фирму, что из провинции торговцы наотрез отказываются брать их чай и даже присылают его обратно. Он мне открыто
предложил взять взятку наличными деньгами и, кроме того, принять на несколько
тысяч объявлений для газеты.
— Слушайте, Даша, я теперь всё вижу привидения. Один бесенок
предлагал мне вчера на мосту зарезать Лебядкина и Марью Тимофеевну, чтобы порешить с моим законным браком, и концы чтобы в воду. Задатку просил три целковых, но дал ясно знать, что вся операция стоить будет не меньше как полторы
тысячи. Вот это так расчетливый бес! Бухгалтер! Ха-ха!
— Недурно, — поддакнул Сверстов, — а потом-с к Аггею Никитичу вскоре после этой бумаги явился раз вечером на дом не то лавочник, не то чиновник, который, объяснив ему дело Тулузова до мельчайших подробностей, просил его покончить это дело, как возникшее по совершенно ложному доносу, и в конце концов
предложил ему взятку в десять
тысяч рублей.
Князь непременно ожидал, что дворяне
предложат ему жалованье
тысяч в десять, однако дворяне на это промолчали: в то время не так были тороваты на всякого рода пожертвования, как ныне, и до князя даже долетали фразы вроде такой: «Будь доволен тем, что и отчета с тебя по постройке дома не взяли!» После этого, разумеется, ему оставалось одно: отказаться вовсе от баллотировки, что он и сделал, а ныне прибыл в Москву для совершения, по его словам, каких-то будто бы денежных операций.
— То-то, к несчастию, Ченцов не обожатель мой, но если бы он был им и
предложил мне выйти за него замуж, — что, конечно, невозможно, потому что он женат, — то я сочла бы это за величайшее счастие для себя; но за вашего противного Марфина я никогда не пойду, хоть бы у него было не
тысяча, а сто
тысяч душ!
Но так как г. Перекусихин 1-й назначил за отчуждение цену десять
тысяч рублей, а г. Парамонов, в виду преклонных его лет,
предложил лишь пятьсот рублей, то дело до времени разошлось.
А потом опять, как Марфа Андревна не выдержат, заедем и, как только они войдут, сейчас и объявляют: «Ну слушай же, матушка генеральша, я тебе, чтобы попусту не говорить,
тысячу рублей за твою уродицу дам», а та, как назло, не порочит меня, а две за меня Марфе Андревне
предлагает.
«Вот все, что удалось получить, — так он заявил мне. — Всего три
тысячи пятьсот. Цена товара упала, наши приказчики
предложили ждать улучшения условий сбыта или согласиться на три
тысячи пятьсот фунтов за
тысячу сто килограммов».
Не знаю, как это случилось, но она барыню застала врасплох; старуха, не зная Талейранова правила — «никогда не следовать первому побуждению сердца, потому что оно всегда хорошо», — тронулась ее судьбою и
предложила ей отпускную за небольшой взнос двух
тысяч рублей.
Она
предложила ему (по тогдашнему очень много) четыре
тысячи рублей в год.
— Ладно! Я возьму… — сказал он наконец и тотчас вышел вон из комнаты. Решение взять у дяди деньги было неприятно ему; оно унижало его в своих глазах. Зачем ему сто рублей? Что можно сделать с ними? И он подумал, что, если б дядя
предложил ему
тысячу рублей, — он сразу перестроил бы свою беспокойную, тёмную жизнь на жизнь чистую, которая текла бы вдали от людей, в покойном одиночестве… А что, если спросить у дяди, сколько досталось на его долю денег старого тряпичника? Но эта мысль показалась ему противной…