Неточные совпадения
— Да вы-то не смеете этого говорить, понимаете вы. Ваш университет поэтому, внушивший вам такие понятия,
предатель! И вы
предатель, не правительства вашего, вы хуже того, вы
предатель всего русского
народа, вы изменник всем нашим инстинктам народным.
Вслед за войском хлынули в Кремль бесчисленные толпы
народа; раздался громкий благовест; нижегородское ополчение построилось вокруг царских чертогов; духовенство, начальники, именитые граждане взошли в Успенский собор, и русское: «Тебе бога хвалим!» — оглася своды церковные, раздалось наконец в стенах священного Кремля, столь долго служившего вертепом разбойничьим для врагов иноплеменных и для
предателей собственной своей родины.
Надеются, что
народ наш, тёмный и пьяный, позволит подкупить себя вином и деньгами и проведёт в покои царя тех, кого ему укажут
предатели либералы и революционеры, а укажут они
народу жидов, поляков, армян, немцев и других инородцев, врагов России.
Молите всем
народом христианским
Людей служилых быть в соединенье
И заодно стоять против врагов
И всех
предателей хрестьянской веры.
И все — добрые и злые — одинаково предадут проклятию позорную память его, и у всех
народов, какие были, какие есть, останется он одиноким в жестокой участи своей — Иуда из Кариота,
Предатель.
А газеты ежедневно требуют новых войск и новой крови, и я все менее понимаю, что это значит. Вчера я читал одну очень подозрительную статью, где доказывается, что среди
народа много шпионов,
предателей и изменников, что нужно быть осторожным и внимательным и что гнев
народа сам найдет виновных. Каких виновных, в чем? Когда я ехал с вокзала в трамвае, я слышал странный разговор, вероятно, по этому поводу...
Эта, окончившаяся пагубно и для Новгорода, и для самого грозного опричника, затея была рассчитана, во-первых, для сведения старых счетов «царского любимца» с новгородским архиепископом Пименом, которого, если не забыл читатель, Григорий Лукьянович считал укрывателем своего непокорного сына Максима, а во-вторых, для того, чтобы открытием мнимого важного заговора доказать необходимость жестокости для обуздания
предателей, будто бы единомышленников князя Владимира Андреевича, и тем успокоить просыпавшуюся по временам, в светлые промежутки гнетущей болезни, совесть царя, несомненно видевшего глубокую скорбь
народа по поводу смерти близкого царского родича от руки его венценосца, — скорбь скорее не о жертве, неповинно, как были убеждены и почти открыто высказывали современники, принявшей мученическую кончину, а о палаче, перешедшем, казалось, предел возможной человеческой жестокости.
— Анафема! Да будут преданы анафеме изменники —
предатели отечества! — подхватил
народ и в стройном порядке отправился за своим духовным владыкой.
— Владыко святый, да видит Бог, мы неповинны. Ты сам видишь, на нас налгали. Между нами
предатели, Иуды! Так бы и Литва не поступила! — снова закричал
народ.
— Анафема! да будут преданы анафеме изменники —
предатели отечества! — подхватил
народ и в стройном порядке отправился за своим духовным владыкою.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни» думал Растопчин (хотя Верещагин Сенатом был только приговорен к каторжной работе). Он был
предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d’une pierre deux coups; [я одним камнем делал два удара;] я для успокоения отдавал жертву
народу и казнил злодея».