Неточные совпадения
Эх! эх! придет ли времечко,
Когда (приди, желанное!..)
Дадут понять крестьянину,
Что розь портрет портретику,
Что книга книге розь?
Когда мужик не Блюхера
И не милорда глупого —
Белинского и Гоголя
С базара понесет?
Ой люди, люди
русские!
Крестьяне
православные!
Слыхали ли когда-нибудь
Вы эти имена?
То имена великие,
Носили их, прославили
Заступники народные!
Вот вам бы их портретики
Повесить в ваших горенках,
Их книги прочитать…
— Как! чтобы жиды держали на аренде христианские церкви! чтобы ксендзы запрягали в оглобли
православных христиан! Как! чтобы попустить такие мучения на
Русской земле от проклятых недоверков! чтобы вот так поступали с полковниками и гетьманом! Да не будет же сего, не будет!
Штольц был немец только вполовину, по отцу: мать его была
русская; веру он исповедовал
православную; природная речь его была
русская: он учился ей у матери и из книг, в университетской аудитории и в играх с деревенскими мальчишками, в толках с их отцами и на московских базарах. Немецкий же язык он наследовал от отца да из книг.
— Веры мы
русской,
православной.
Славянская идея и славянское единение невозможны, если
русский и
православный тип славянства признается полной и исключительной истиной, не нуждающейся ни в каком дополнении и ни в каком существовании других типов славянской культуры.
Всякий слишком героический путь личности
русское православное сознание признает гордыней, и идеологи
русского православия готовы видеть в этом пути уклон к человекобожеству и демонизму.
Эта
православная прививка чувствуется и в нравственном облике
русских интеллигентов-атеистов, и у поносившего православие Л. Толстого.
Для погруженной в себя
русской души, получившей сильную
православную прививку, многое не только чуждо и непонятно в поляке, но неприятно, отталкивает и вызывает вражду.
В каком же смысле
русское народное
православное сознание верит в святую Русь и всегда утверждает, что Русь живет святостью, в отличие от народов Запада, которые живут лишь честностью, т. е. началом менее высоким?
И даже отпадавшие от православия
русские люди остаются
православными по своему душевному типу, и труднее всего им постигнуть католическую культуру и душевный тип, на ее почве вырастающий.
Русская душа останется
православной по своему основному душевному типу, как польская душа останется католической.
Спасения ищут не только верующие
русские души,
православные или сектантские, спасения ищут и
русские атеисты, социалисты и анархисты.
Для славянофилов Польша была тем Западом внутри славянского мира, которому они всегда противополагали
русский православный Восток, носитель высшего духовного типа и полноты религиозной истины.
И во-первых, люди специальные и компетентные утверждают, что старцы и старчество появились у нас, по нашим
русским монастырям, весьма лишь недавно, даже нет и ста лет, тогда как на всем
православном Востоке, особенно на Синае и на Афоне, существуют далеко уже за тысячу лет.
Появление славянофилов как школы и как особого ученья было совершенно на месте; но если б у них не нашлось другого знамени, как
православная хоругвь, другого идеала, как «Домострой» и очень
русская, но чрезвычайно тяжелая жизнь допетровская, они прошли бы курьезной партией оборотней и чудаков, принадлежащие другому времени.
Главное достоинство Павлова состояло в необычайной ясности изложения, — ясности, нисколько не терявшей всей глубины немецкого мышления, молодые философы приняли, напротив, какой-то условный язык, они не переводили на
русское, а перекладывали целиком, да еще, для большей легкости, оставляя все латинские слова in crudo, [в нетронутом виде (лат.).] давая им
православные окончания и семь
русских падежей.
Все западные католики и протестанты уважали мысль и культуру, им не был свойствен обскурантизм, столь свойственный многим
русским православным.
В течение нескольких лет на
русской почве, в
русском доме на Boulevard Montparnasse происходили встречи
православных с французскими католиками и протестантами.
По переезде в Москву, через С. Булгакова, с которым меня связывали уж старые отношения, у меня произошла встреча с наиболее характерными
православными кругами, раньше мне чуждыми, с самой сердцевиной
русского православия.
Собрания эти были замечательны, как первая встреча представителей
русской культуры и литературы, заболевшей религиозным беспокойством, с представителями традиционно-православной церковной иерархии.
Традиция
русской творческой религиозной мысли казалась совершенно прерванной, ее поддерживала лишь небольшая группа представителей философской и богословской мысли, которых не признавали настоящими
православными.
Русские православные круги в Париже с профессурой Богословского института во главе в течение ряда лет имели встречи с англиканскими кругами.
Западные христиане, католики и протестанты, были также охвачены религиозной реакцией, хотя, в отличие от
русских православных, в форме высоко культурной, они двигались потребностью возврата назад, искали твердого авторитета и традиции.
Во встречах и общении
русских православных кругов с западными христианскими кругами, по-моему, происходила настоящая мистификация, и в ней, без всякого желания с моей стороны, я сыграл большую роль.
Скажу только, что
русская православная атмосфера за рубежом может лишь оттолкнуть от православия человека, который дорожит истиной, правдой и духовной свободой.
В сущности, мать всегда была более француженка, чем
русская, она получила французское воспитание, в ранней молодости жила в Париже, писала письма исключительно по-французски и никогда не научилась писать грамотно по-русски, будучи
православной по рождению, она чувствовала себя более католичкой и всегда молилась по французскому католическому молитвеннику своей матери.
Ездил белый
русский царь
Православный государь,
От земли своей далеко
Славы добывать…
Однажды с ним или с другим
русским воспитанником вышел следующий эпизод: какой-то юный поляк, узнав, что
русский товарищ вчера причащался, стал смеяться над
православным обрядом.
Нигилизм типически
русское явление, и он родился на духовной почве православия, в нем есть переживание сильного элемента
православной аскезы.
Я представляю крайнюю левую в
русской религиозной философии ренессансной эпохи, но связи с
православной Церковью не теряю и не хочу терять.
Теократия Достоевского противоположна «буржуазной» цивилизации, противоположна всякому государству, в ней обличается неправда внешнего закона (очень
русский мотив, который был даже у К. Леонтьева), в нее входит
русский христианский анархизм и
русский христианский социализм (Достоевский прямо говорит о
православном социализме).
Славянофилы думали, что в простом народе, в крестьянстве более сохранилась
русская народность и
православная вера, характерная для
русского народа, чем в классах образованных и господствующих.
Даже у тех
русских, которые не только не имеют
православной веры, но даже воздвигают гонение на
православную церковь, остается в глубине души слой, формированный православием.
Греческая вера представлялась не
православной верой, только
русская вера —
православная, истинная вера.
В
русской православной мысли в первый раз появляется такая фигура.
В основу раскола легло сомнение в том, что
русское царство, Третий Рим, есть истинное
православное царство.
В 1903 г. в Петербурге организуются религиозно-философские собрания, на которых происходит встреча
русской интеллигенции верхнего культурного слоя с представителями
православного духовенства.
То, что называли у нас двоеверием, т. е. соединение
православной веры с языческой мифологией и народной поэзией, объясняет многие противоречия в
русском народе.
Это непринятие злого мира было в
православном аскетизме и эсхатологизме, в
русском расколе.
Но за всеми этими различаемыми течениями скрыта общая
русская православная религиозность, выработавшая тип
русского человека с его недовольством этим миром, с его душевной мягкостью, с его нелюбовью к могуществу этого мира, с его устремленностью к миру иному, к концу, к Царству Божьему.
Тут сказалась глубинная
православная основа
русской души: уход из мира, во зле лежащего, аскеза, способность к жертве и перенесение мученичества.
В
русской православной религиозности всегда было скрыто эсхатологическое ожидание.
Про него рассказывают, что когда он, идучи морем на Сахалин, захотел в Сингапуре купить своей жене шёлковый платок и ему предложили разменять
русские деньги на доллары, то он будто бы обиделся и сказал: «Вот еще, стану я менять наши
православные деньги на какие-то эфиопские!» И платок не был куплен.
— Нет, видите, — повернувшись лицом к Лизе и взяв ее за колено, начала сестра Феоктиста: — я ведь вот церковная, ну, понимаете,
православная, то есть по нашему, по
русскому закону крещена, ну только тятенька мой жили в нужде большой.
Конечно, кто из всех нас,
православных христиан, не понимает, что все эти секты — язва нашего общества, и кто из подданных
русского царя, в моем, например, ранге, не желает искоренения этого зла?
— Господин фон Лембке поехал теперь по губернии. En un mot, этот Андрей Антонович, хотя и
русский немец
православного исповедания и даже — уступлю ему это — замечательно красивый мужчина, из сорокалетних…
— Вы спрашиваете? Вы забыли? А между тем это одно из самых точнейших указаний на одну из главнейших особенностей
русского духа, вами угаданную. Не могли вы этого забыть? Я напомню вам больше, — вы сказали тогда же: «Не
православный не может быть
русским».
Плакала, слушая эту проповедь, почти навзрыд Сусанна; у Егора Егорыча также текли слезы; оросили они и глаза Сверстова, который нет-нет да и закидывал свою курчавую голову назад; кого же больше всех произнесенное отцом Василием слово вышибло, так сказать, из седла, так это gnadige Frau, которая перед тем очень редко видала отца Василия, потому что в
православную церковь она не ходила, а когда он приходил в дом, то почти не обращала на него никакого внимания; но тут, увидав отца Василия в золотой ризе, с расчесанными седыми волосами, и услыхав, как он красноречиво и правильно рассуждает о столь возвышенных предметах, gnadige Frau пришла в несказанное удивление, ибо никак не ожидала, чтобы между
русскими попами могли быть такие светлые личности.
— Дослушайте, пожалуйста, и дайте договорить, а там уж и делайте ваши замечания, — произнес он досадливым голосом и продолжал прежнюю свою речь: — иначе и не разумел, но… (и Марфин при этом поднял свой указательный палец) все-таки желательно, чтоб в России не было ни масонов, ни энциклопедистов, а были бы только истинно-русские люди, истинно-православные, любили бы свое отечество и оставались бы верноподданными.
— Я называю
русскими мартинистами, — начал Егор Егорыч, приподнимаясь немного на своей постели, — тех, кои, будучи
православными, исповедуют мистицизм, и не по Бему, а по правилам и житию отцов нашей церкви, по правилам аскетов.