Лодка закачалась и бесшумно поплыла по течению. Клим не греб, только
правил веслами. Он был доволен. Как легко он заставил Лидию открыть себя! Теперь совершенно ясно, что она боится любить и этот страх — все, что казалось ему загадочным в ней. А его робость пред нею объясняется тем, что Лидия несколько заражает его своим страхом. Удивительно просто все, когда умеешь смотреть. Думая, Клим слышал сердитые жалобы Алины...
Оно особенно выгодно и приятно потому, что в это время другими способами уженья трудно добывать хорошую рыбу; оно производится следующим образом: в маленькую рыбачью лодку садятся двое; плывя по течению реки, один тихо
правит веслом, держа лодку в расстоянии двух-трех сажен от берега, другой беспрестанно закидывает и вынимает наплавную удочку с длинной лесой, насаженную червяком, кобылкой (если они еще не пропали) или мелкой рыбкой; крючок бросается к берегу, к траве, под кусты и наклонившиеся деревья, где вода тиха и засорена падающими сухими листьями: к ним обыкновенно поднимается всякая рыба, иногда довольно крупная, и хватает насадку на ходу.
Неточные совпадения
— Потом, надев просторный сюртук или куртку какую-нибудь, обняв жену за талью, углубиться с ней в бесконечную, темную аллею; идти тихо, задумчиво, молча или думать вслух, мечтать, считать минуты счастья, как биение пульса; слушать, как сердце бьется и замирает; искать в природе сочувствия… и незаметно выйти к речке, к полю… Река чуть плещет; колосья волнуются от ветерка, жара… сесть в лодку, жена
правит, едва поднимает
весло…
Китаец
правил стоя, одним
веслом; он с трудом выгребал против ветра и течения.
Явился знакомый нам хозяин, или перевозчичий староста, как его иногда называли; он сам хотел
править кормовым
веслом и отобрал отличных шестерых гребцов, но предложил подождать еще с полчасика.
Я еду с хозяином на лодке по улицам ярмарки, среди каменных лавок, залитых половодьем до высоты вторых этажей. Я — на
веслах; хозяин, сидя на корме, неумело
правит, глубоко запуская в воду кормовое
весло; лодка неуклюже юлит, повертывая из улицы в улицу по тихой, мутно задумавшейся воде.
И ни в чем еще не был виноват Алексей Степаныч: внушениям семьи он совершенно не верил, да и самый сильный авторитет в его глазах был, конечно, отец, который своею благосклонностью к невестке возвысил ее в глазах мужа; об ее болезненном состоянии сожалел он искренне, хотя, конечно, не сильно, а на потерю красоты смотрел как на временную потерю и заранее веселился мыслию, как опять расцветет и похорошеет его молодая жена; он не мог быть
весел, видя, что она страдает; но не мог сочувствовать всем ее предчувствиям и страхам, думая, что это одно пустое воображение; к тонкому вниманию он был, как и большая часть мужчин, не способен; утешать и развлекать Софью Николавну в дурном состоянии духа было дело поистине мудреное: как раз не угодишь и попадешь впросак, не
поправишь, а испортишь дело; к этому требовалось много искусства и ловкости, которых он не имел.
Лазутчик, стоя на конце каюка, перенося
весло то на ту, то на другую сторону, ловко
правил и говорил без умолку.
С именем Глеба приемыш невольно выпрямился и принялся работать
веслами не в пример деятельнее прежнего. Захар, с своей стороны, также изменил почему-то свою величественную позу: он опустил ноги в отверстие челнока,
поправил картуз и стал укладывать в кисет табак и трубку.
Потолковав несколько времени, крестьяне и мои люди решились сами переправиться через реку, потому что один из крестьян вызвался
править кормовым
веслом, уверив, что он несколько лет был перевозчиком.
Кормщик наш в испуге бросил кормовое
весло и признался, что он совсем не перевозчик и
править не умеет; вихрь завертел наш паром, как щепку, и понес вниз по течению; бабы подняли пронзительный вой — и ужас овладел всеми.
— Дорушка, на
весла. Я тоже, — возбужденно говорила молоденькая баронесса. — Дуняша, ты на руль. Не умеешь
править? Вздор! Это очень просто. Тяни за веревку, направо и налево. Вот так. Налево — сюда. Да ты только меня слушайся, что я буду говорить, и дело в шляпе. Без команды не двигай рулем. Поняла?
Затаив дыхание, смотрела на всю его красоту Дуня… Здесь, на широком, вольном просторе,
править рулем не было уже необходимости, и, предоставленная самой себе, плавно и быстро скользила все вперед и вперед белая лодка… Медленно убегал берег позади; под мерными взмахами
весел Нан и Дорушки изящное судно птицей неслось по голубовато-серой глади залива. А впереди, с боков, вокруг лодки сверкала хрустальная, невозмутимо-тихая, водная глубина.