Неточные совпадения
Потом пошли к модному заведению француженки, девицы де Сан-Кюлот (в Глупове она была известна под именем Устиньи Протасьевны Трубочистихи; впоследствии же оказалась сестрою Марата [Марат в то время не был известен; ошибку эту, впрочем, можно объяснить тем, что события описывались «Летописцем», по-видимому, не
по горячим
следам, а несколько лет спустя.
Он взглянул на небо, надеясь найти там ту раковину, которою он любовался и которая олицетворяла для него весь ход мыслей и чувств нынешней ночи. На небе не было более ничего похожего на раковину. Там, в недосягаемой вышине, совершилась уже таинственная перемена. Не было и
следа раковины, и был ровный, расстилавшийся
по целой половине неба ковер всё умельчающихся и умельчающихся барашков. Небо поголубело и просияло и с тою же нежностью, но и с тою же недосягаемостью отвечало на его вопрошающий взгляд.
Старая, седая Ласка, ходившая за ними
следом, села осторожно против него и насторожила уши. Солнце спускалось на крупный лес; и на свете зари березки, рассыпанные
по осиннику, отчетливо рисовались своими висящими ветвями с надутыми, готовыми лопнуть почками.
Весь длинный трудовой день не оставил в них другого
следа, кроме веселости. Перед утреннею зарей всё затихло. Слышались только ночные звуки неумолкаемых в болоте лягушек и лошадей, фыркавших
по лугу в поднявшемся пред утром тумане. Очнувшись, Левин встал с копны и, оглядев звезды, понял, что прошла ночь.
— Должно дома, — сказал мужик, переступая босыми ногами и оставляя
по пыли ясный
след ступни с пятью пальцами. — Должно дома, — повторил он, видимо желая разговориться. — Вчера гости еще приехали. Гостей — страсть…. Чего ты? — Он обернулся к кричавшему ему что-то от телеги парню. — И то! Даве тут проехали все верхами жнею смотреть. Теперь должно дома. А вы чьи будете?..
Мерно покачиваясь на иноходи доброго конька, впивая теплый со свежестью запах снега и воздуха при проезде через лес
по оставшемуся кое-где праховому, осовывавшемуся снегу с расплывшими
следами, он радовался на каждое свое дерево с оживавшим на коре его мохом и с напухшими почками.
Пред ним, в загибе реки за болотцем, весело треща звонкими голосами, двигалась пестрая вереница баб, и из растрясенного сена быстро вытягивались
по светлозеленой отаве серые извилистые валы.
Следом за бабами шли мужики с вилами, и из валов выростали широкие, высокие, пухлые копны. Слева
по убранному уже лугу гремели телеги, и одна за другою, подаваемые огромными навилинами, исчезали копны, и на место их навивались нависающие на зады лошадей тяжелые воза душистого сена.
Предположения, сметы и соображения, блуждавшие
по лицу его, видно, были очень приятны, ибо ежеминутно оставляли после себя
следы довольной усмешки.
Щеки этого арбуза, то есть дверцы, носившие
следы желтой краски, затворялись очень плохо
по причине плохого состояния ручек и замков, кое-как связанных веревками.
— В том-то и дело, что есть. Зять делал выправки: говорит, будто и
след простыл, но ведь он человек военный: мастер притопывать шпорой, а если бы похлопотать
по судам…
Медленно, как только можно вообразить себе медленно, спускался он с лестницы, отпечатывая своими мокрыми сапогами
следы по сходившим вниз избитым ступеням, и долго почесывал у себя рукою в затылке.
— О, вы еще не знаете его, — отвечал Манилов, — у него чрезвычайно много остроумия. Вот меньшой, Алкид, тот не так быстр, а этот сейчас, если что-нибудь встретит, букашку, козявку, так уж у него вдруг глазенки и забегают; побежит за ней
следом и тотчас обратит внимание. Я его прочу
по дипломатической части. Фемистоклюс, — продолжал он, снова обратясь к нему, — хочешь быть посланником?
Вот наш герой подъехал к сеням;
Швейцара мимо он стрелой
Взлетел
по мраморным ступеням,
Расправил волоса рукой,
Вошел. Полна народу зала;
Музыка уж греметь устала;
Толпа мазуркой занята;
Кругом и шум и теснота;
Бренчат кавалергарда шпоры;
Летают ножки милых дам;
По их пленительным
следамЛетают пламенные взоры,
И ревом скрыпок заглушен
Ревнивый шепот модных жен.
В начале моего романа
(Смотрите первую тетрадь)
Хотелось вроде мне Альбана
Бал петербургский описать;
Но, развлечен пустым мечтаньем,
Я занялся воспоминаньем
О ножках мне знакомых дам.
По вашим узеньким
следам,
О ножки, полно заблуждаться!
С изменой юности моей
Пора мне сделаться умней,
В делах и в слоге поправляться,
И эту пятую тетрадь
От отступлений очищать.
На ветви сосны преклоненной,
Бывало, ранний ветерок
Над этой урною смиренной
Качал таинственный венок.
Бывало, в поздние досуги
Сюда ходили две подруги,
И на могиле при луне,
Обнявшись, плакали оне.
Но ныне… памятник унылый
Забыт. К нему привычный
следЗаглох. Венка на ветви нет;
Один под ним, седой и хилый,
Пастух по-прежнему поет
И обувь бедную плетет.
Вот пистолеты уж блеснули,
Гремит о шомпол молоток.
В граненый ствол уходят пули,
И щелкнул в первый раз курок.
Вот порох струйкой сероватой
На полку сыплется. Зубчатый,
Надежно ввинченный кремень
Взведен еще. За ближний пень
Становится Гильо смущенный.
Плащи бросают два врага.
Зарецкий тридцать два шага
Отмерил с точностью отменной,
Друзей развел
по крайний
след,
И каждый взял свой пистолет.
Они прискакали к небольшой речке, называвшейся Татаркою, впадающей в Днепр, кинулись в воду с конями своими и долго плыли
по ней, чтобы скрыть
след свой, и тогда уже, выбравшись на берег, они продолжали далее путь.
— Много между нами есть старших и советом умнейших, но коли меня почтили, то мой совет: не терять, товарищи, времени и гнаться за татарином. Ибо вы сами знаете, что за человек татарин. Он не станет с награбленным добром ожидать нашего прихода, а мигом размытарит его, так что и
следов не найдешь. Так мой совет: идти. Мы здесь уже погуляли. Ляхи знают, что такое козаки; за веру, сколько было
по силам, отмстили; корысти же с голодного города не много. Итак, мой совет — идти.
До последнего волоска у вас в квартире было осмотрено,
по первым даже
следам; но — umsonst! [напрасно! (нем.)]
— Да, мошенник какой-то! Он и векселя тоже скупает. Промышленник. Да черт с ним! Я ведь на что злюсь-то, понимаешь ты это? На рутину их дряхлую, пошлейшую, закорузлую злюсь… А тут, в одном этом деле, целый новый путь открыть можно.
По одним психологическим только данным можно показать, как на истинный
след попадать должно. «У нас есть, дескать, факты!» Да ведь факты не всё;
по крайней мере половина дела в том, как с фактами обращаться умеешь!
«Черт возьми! — продолжал он почти вслух, — говорит со смыслом, а как будто… Ведь и я дурак! Да разве помешанные не говорят со смыслом? А Зосимов-то, показалось мне, этого-то и побаивается! — Он стукнул пальцем
по лбу. — Ну что, если… ну как его одного теперь пускать? Пожалуй, утопится… Эх, маху я дал! Нельзя!» И он побежал назад, вдогонку за Раскольниковым, но уж
след простыл. Он плюнул и скорыми шагами воротился в «Хрустальный дворец» допросить поскорее Заметова.
Прямая дорога занесена была снегом; но
по всей степи видны были конские
следы, ежедневно обновляемые.
Я приехал в Казань, опустошенную и погорелую.
По улицам, наместо домов, лежали груды углей и торчали закоптелые стены без крыш и окон. Таков был
след, оставленный Пугачевым! Меня привезли в крепость, уцелевшую посереди сгоревшего города. Гусары сдали меня караульному офицеру. Он велел кликнуть кузнеца. Надели мне на ноги цепь и заковали ее наглухо. Потом отвели меня в тюрьму и оставили одного в тесной и темной конурке, с одними голыми стенами и с окошечком, загороженным железною решеткою.
За нею, наклоня голову, сгорбясь, шел Поярков, рядом с ним, размахивая шляпой, пел и дирижировал Алексей Гогин; под руку с каким-то задумчивым блондином прошел Петр Усов, оба они в полушубках овчинных; мелькнуло красное, всегда веселое лицо эсдека Рожкова рядом с бородатым лицом Кутузова; эти — не пели, а, очевидно, спорили, судя
по тому, как размахивал руками Рожков;
следом за Кутузовым шла Любаша Сомова с Гогиной; шли еще какие-то безымянные, но знакомые Самгину мужчины, женщины.
— Нет, поздно. Ты правду сказал, — с задумчивым унынием говорила она, — мы зашли далеко, а выхода нет: надо скорей расстаться и замести
след прошлого. Прощай! — сухо, с горечью, прибавила она и, склонив голову, пошла было
по дорожке.
Вот Илья Ильич идет медленно
по дорожке, опираясь на плечо Вани. Ваня уж почти юноша, в гимназическом мундире, едва сдерживает свой бодрый, торопливый шаг, подлаживаясь под походку Ильи Ильича. Обломов не совсем свободно ступает одной ногой —
следы удара.
Чтоб сложиться такому характеру, может быть, нужны были и такие смешанные элементы, из каких сложился Штольц. Деятели издавна отливались у нас в пять, шесть стереотипных форм, лениво, вполглаза глядя вокруг, прикладывали руку к общественной машине и с дремотой двигали ее
по обычной колее, ставя ногу в оставленный предшественником
след. Но вот глаза очнулись от дремоты, послышались бойкие, широкие шаги, живые голоса… Сколько Штольцев должно явиться под русскими именами!
Последствия всего этого известны, все это исчезает, не оставляя
по себе
следа, если нимфа и сатир не превращаются в людей, то есть в мужа и жену или в друзей на всю жизнь.
Вообще легко можно было угадать
по лицу ту пору жизни, когда совершилась уже борьба молодости со зрелостью, когда человек перешел на вторую половину жизни, когда каждый прожитой опыт, чувство, болезнь оставляют
след. Только рот его сохранял, в неуловимой игре тонких губ и в улыбке, молодое, свежее, иногда почти детское выражение.
Он с полчаса ходил
по переулку, выжидая, когда уйдет m-r Шарль, чтобы упасть на горячий
след и «бросить громы», или влиянием старого знакомства… «Это решит минута», — заключил он.
«Там она теперь, — думал он, глядя за Волгу, — и ни одного слова не оставила мне! Задушевное, сказанное ее грудным шепотом „прощай“ примирило бы меня со всей этой злостью, которую она щедро излила на мою голову! И уехала! ни
следа, ни воспоминания!» — горевал он, склонив голову, идучи
по темной аллее.
Райский замечал также благоприятную перемену в ней и
по временам, видя ее задумчивою, улавливая иногда блеснувшие и пропадающие слезы, догадывался, что это были только
следы удаляющейся грозы, страсти. Он был доволен, и его собственные волнения умолкали все более и более,
по мере того как выживались из памяти все препятствия, раздражавшие страсть, все сомнения, соперничество, ревность.
Он смущался, уходил и сам не знал, что с ним делается. Перед выходом у всех оказалось что-нибудь: у кого колечко, у кого вышитый кисет, не говоря о тех знаках нежности, которые не оставляют
следа по себе. Иные удивлялись, кто почувствительнее, ударились в слезы, а большая часть посмеялись над собой и друг над другом.
— Она гуляла задумчиво одна… — тихо говорил он, а Полина Карповна, играя цепочкой его часов, подставляла свое ухо к его губам. — Я шел
по ее
следам, хотел наконец допроситься у ней ответа… она сошла несколько шагов с обрыва, как вдруг навстречу ей вышел…
И вот, в одно прекрасное утро, на рассвете, он вдруг находит меня замерзавшего под забором и прямо нападает на
след «богатейшего»,
по его мнению, «дела».
Фаддеев принес было мне чаю, но, несмотря на свою остойчивость, на пятках, задом помчался от меня прочь, оставляя
следом по себе куски сахару, хлеба и черепки блюдечка.
У всякого в голове, конечно, шевелились эти мысли, но никто не говорил об этом и некогда было: надо было действовать — и действовали. Какую энергию, сметливость и присутствие духа обнаружили тут многие! Савичу точно праздник: выпачканный, оборванный, с сияющими глазами, он летал всюду, где ветер оставлял
по себе какой-нибудь разрушительный
след.
И так однажды с марса закричал матрос: «Большая рыба идет!» К купальщикам тихо подкрадывалась акула; их всех выгнали из воды, а акуле сначала бросили бараньи внутренности, которые она мгновенно проглотила, а потом кольнули ее острогой, и она ушла под киль, оставив
следом по себе кровавое пятно.
Савич далеко шел вперед и ломал деревья, как медведь; слышен был только треск
по его
следам.
Офицеры на шлюпках посылались вперед для измерения глубины — и
по их
следам шел тихо и фрегат, беспрестанно останавливаясь, иногда в ожидании прилива.
Но и хозяин коровы не промах: он поутру смотрит не под ноги, не на
следы, а вверх: замечает, куда слетаются вороны, и часто нападает на покражу, узнавая
по шкуре зарезанной коровы свою собственность.
Епископ показывал местами трещины
по стенам, местами обвалившуюся штукатурку, раздвинувшиеся столбы — все
следы землетрясения.
Мы пока кончили водяное странствие. Сегодня сделали последнюю станцию. Я опять целый день любовался на трех станциях природной каменной набережной из плитняка. Ежели б такая была в Петербурге или в другой столице, искусству нечего было бы прибавлять, разве чугунную решетку. Река, разливаясь, оставляет
по себе
след, кладя слоями легкие заметки. Особенно хороши эти заметки на глинистом берегу. Глина крепка, и слои — как ступени: издали весь берег похож на деревянную лестницу.
Кучера не знали брода, но в это время переходили реку готтентоты с волами:
по их
следам проехали и мы.
От прикосновения зонтиком к траве она мгновенно сжималась
по нашим
следам.
Они выпили
по рюмке, подняли головы, оставили печальный тон, заговорили весело, зевали кругом на стены, на картины, на мебель; совсем развеселились; печали ни
следа, так что мы стали догадываться, не хитрят ли они, не выдумали ли, если не все, так эпоху события.
Да, это был Крыльцов или,
по крайней мере, тот
след, который оставило его материальное существование.
В сенях народ, нажавшись друг на друга, пропустил его, и он вышел на улицу и пошел вверх
по ней.
Следом зa ним из сеней вышли два мальчика босиком: один, постарше, — в грязной, бывшей белой рубахе, а другой — в худенькой слинявшей розовой. Нехлюдов оглянулся на них.
Привалов переживал медовый месяц своего незаконного счастья. Собственно говоря, он плыл
по течению, которое с первого момента закружило его и понесло вперед властной пенившейся волной. Когда он ночью вышел из половодовского дома в достопамятный день бала, унося на лице
следы безумных поцелуев Антониды Ивановны, совесть проснулась в нем и внутренний голос сказал: «Ведь ты не любишь эту женщину, которая сейчас осыпала тебя своими ласками…»
Теперь с одним
по крайней мере привидением, страшилищем, покончено: этот ее «прежний», ее бесспорный, фатальный человек этот исчез, не оставив
следа.