Неточные совпадения
— У нас забота есть.
Такая ли заботушка,
Что из домов повыжила,
С работой раздружила нас,
Отбила от еды.
Ты дай нам слово крепкое
На нашу речь мужицкую
Без смеху и без хитрости,
По правде и
по разуму,
Как должно отвечать,
Тогда свою заботушку
Поведаем тебе…
Идем
по делу важному:
У нас забота есть,
Такая ли заботушка,
Что из домов повыжила,
С работой раздружила нас,
Отбила от еды.
«Мы люди чужестранные,
Давно,
по делу важному,
Домишки мы покинули,
У нас забота есть…
Такая ли заботушка,
Что из домов повыжила,
С работой раздружила нас,
Отбила от еды...
С ребятами,
с дево́чками
Сдружился, бродит
по лесу…
Недаром он бродил!
«Коли платить не можете,
Работайте!» — А в чем твоя
Работа? — «Окопать
Канавками желательно
Болото…» Окопали мы…
«Теперь рубите лес…»
— Ну, хорошо! — Рубили мы,
А немчура показывал,
Где надобно рубить.
Глядим: выходит просека!
Как просеку прочистили,
К болоту поперечины
Велел
по ней возить.
Ну, словом: спохватились мы,
Как уж дорогу сделали,
Что немец нас поймал!
Несмотря на то, что снаружи еще доделывали карнизы и в нижнем этаже красили, в верхнем уже почти всё было отделано. Пройдя
по широкой чугунной лестнице на площадку, они вошли в первую большую комнату. Стены были оштукатурены под мрамор, огромные цельные окна были уже вставлены, только паркетный пол был еще не кончен, и столяры, строгавшие поднятый квадрат, оставили
работу, чтобы, сняв тесемки, придерживавшие их волоса, поздороваться
с господами.
С вечера Константин Левин пошел в контору, сделал распоряжение о
работах и послал
по деревням вызвать на завтра косцов,
с тем чтобы косить Калиновый луг, самый большой и лучший.
Когда Левин разменял первую сторублевую бумажку на покупку ливрей лакею и швейцару, он невольно сообразил, что эти никому ненужные ливреи, но неизбежно необходимые, судя
по тому, как удивились княгиня и Кити при намеке, что без ливреи можно обойтись, — что эти ливреи будут стоить двух летних работников, то есть около трехсот рабочих дней от Святой до заговень, и каждый день тяжкой
работы с раннего утра до позднего вечера, — и эта сторублевая бумажка еще шла коло̀м.
После наряда, то есть распоряжений
по работам завтрашнего дня, и приема всех мужиков, имевших до него дела, Левин пошел в кабинет и сел за
работу. Ласка легла под стол; Агафья Михайловна
с чулком уселась на своем месте.
То направлял он прогулку свою
по плоской вершине возвышений, в виду расстилавшихся внизу долин,
по которым повсюду оставались еще большие озера от разлития воды; или же вступал в овраги, где едва начинавшие убираться листьями дерева отягчены птичьими гнездами, — оглушенный карканьем ворон, разговорами галок и граньями грачей, перекрестными летаньями, помрачавшими небо; или же спускался вниз к поемным местам и разорванным плотинам — глядеть, как
с оглушительным шумом неслась повергаться вода на мельничные колеса; или же пробирался дале к пристани, откуда неслись, вместе
с течью воды, первые суда, нагруженные горохом, овсом, ячменем и пшеницей; или отправлялся в поля на первые весенние
работы глядеть, как свежая орань черной полосою проходила
по зелени, или же как ловкий сеятель бросал из горсти семена ровно, метко, ни зернышка не передавши на ту или другую сторону.
Бросила прочь она от себя платок, отдернула налезавшие на очи длинные волосы косы своей и вся разлилася в жалостных речах, выговаривая их тихим-тихим голосом, подобно когда ветер, поднявшись прекрасным вечером, пробежит вдруг
по густой чаще приводного тростника: зашелестят, зазвучат и понесутся вдруг унывно-тонкие звуки, и ловит их
с непонятной грустью остановившийся путник, не чуя ни погасающего вечера, ни несущихся веселых песен народа, бредущего от полевых
работ и жнив, ни отдаленного тарахтенья где-то проезжающей телеги.
Любимым развлечением Ассоль было
по вечерам или в праздник, когда отец, отставив банки
с клейстером, инструменты и неоконченную
работу, садился, сняв передник, отдохнуть
с трубкой в зубах, — забраться к нему на колени и, вертясь в бережном кольце отцовской руки, трогать различные части игрушек, расспрашивая об их назначении.
Случалось, что петлей якорной цепи его сшибало
с ног, ударяя о палубу, что не придержанный у кнека [Кнек (кнехт) — чугунная или деревянная тумба, кнехты могут быть расположены
по парно для закрепления швартовых — канатов, которыми судно крепится к причалу.] канат вырывался из рук, сдирая
с ладоней кожу, что ветер бил его
по лицу мокрым углом паруса
с вшитым в него железным кольцом, и, короче сказать, вся
работа являлась пыткой, требующей пристального внимания, но, как ни тяжело он дышал,
с трудом разгибая спину, улыбка презрения не оставляла его лица.
Но лодки было уж не надо: городовой сбежал
по ступенькам схода к канаве, сбросил
с себя шинель, сапоги и кинулся в воду.
Работы было немного: утопленницу несло водой в двух шагах от схода, он схватил ее за одежду правою рукою, левою успел схватиться за шест, который протянул ему товарищ, и тотчас же утопленница была вытащена. Ее положили на гранитные плиты схода. Она очнулась скоро, приподнялась, села, стала чихать и фыркать, бессмысленно обтирая мокрое платье руками. Она ничего не говорила.
Видится же она
с ним
по праздникам у острожных ворот или в кордегардии, [Кордегардия — караульное помещение.] куда его вызывают к ней на несколько минут;
по будням же на
работах, куда она заходит к нему, или в мастерских, или на кирпичных заводах, или в сараях на берегу Иртыша.
А
работа у них
по одной лестнице
с убитыми, во втором этаже.
Одни требовали расчета или прибавки, другие уходили, забравши задаток; лошади заболевали; сбруя горела как на огне;
работы исполнялись небрежно; выписанная из Москвы молотильная машина оказалась негодною
по своей тяжести; другую
с первого разу испортили; половина скотного двора сгорела, оттого что слепая старуха из дворовых в ветреную погоду пошла
с головешкой окуривать свою корову… правда,
по уверению той же старухи, вся беда произошла оттого, что барину вздумалось заводить какие-то небывалые сыры и молочные скопы.
В 1835 году Николай Петрович вышел из университета кандидатом, [Кандидат — лицо, сдавшее специальный «кандидатский экзамен» и защитившее специальную письменную
работу по окончании университета, первая ученая степень, установленная в 1804 г.] и в том же году генерал Кирсанов, уволенный в отставку за неудачный смотр, приехал в Петербург
с женою на житье.
— Мы когда-нибудь поподробнее побеседуем об этом предмете
с вами, любезный Евгений Васильич; и ваше мнение узнаем, и свое выскажем.
С своей стороны, я очень рад, что вы занимаетесь естественными науками. Я слышал, что Либих [Либих Юстус (1803–1873) — немецкий химик, автор ряда
работ по теории и практики сельского хозяйства.] сделал удивительные открытия насчет удобрений полей. Вы можете мне помочь в моих агрономических
работах: вы можете дать мне какой-нибудь полезный совет.
Поярков работал в каком-то частном архиве, и
по тому, как бедно одевался он,
по истощенному лицу его можно было заключить, что
работа оплачивается плохо. Он часто и ненадолго забегал к Любаше, говорил
с нею командующим тоном, почти всегда куда-то посылал ее, Любаша покорно исполняла его поручения и за глаза называла его...
Затем он сказал, что за девять лет
работы в газетах цензура уничтожила у него одиннадцать томов, считая
по двадцать печатных листов в томе и
по сорок тысяч знаков в листе. Самгин слышал, что Робинзон говорит это не
с горечью, а
с гордостью.
Любашу все-таки выслали из Москвы. Уезжая, она возложила часть своей
работы по «Красному Кресту» на Варвару. Самгину это не очень понравилось, но он не возразил, он хотел знать все, что делается в Москве. Затем Любаша нашла нужным познакомить Варвару
с Марьей Ивановной Никоновой, предупредив Клима...
Город уже проснулся, трещит,
с недостроенного дома снимают леса, возвращается
с работы пожарная команда, измятые, мокрые гасители огня равнодушно смотрят на людей, которых учат ходить
по земле плечо в плечо друг
с другом, из-за угла выехал верхом на пестром коне офицер, за ним, перерезав дорогу пожарным, громыхая железом, поползли небольшие пушки, явились солдаты в железных шлемах и прошла небольшая толпа разнообразно одетых людей, впереди ее чернобородый великан нес икону, а рядом
с ним подросток тащил на плече, как ружье, палку
с национальным флагом.
Последовало молчание. Хозяйка принесла
работу и принялась сновать иглой взад и вперед, поглядывая
по временам на Илью Ильича, на Алексеева и прислушиваясь чуткими ушами, нет ли где беспорядка, шума, не бранится ли на кухне Захар
с Анисьей, моет ли посуду Акулина, не скрипнула ли калитка на дворе, то есть не отлучился ли дворник в «заведение».
В другой раз, опять
по неосторожности, вырвалось у него в разговоре
с бароном слова два о школах живописи — опять ему
работа на неделю; читать, рассказывать; да потом еще поехали в Эрмитаж: и там еще он должен был делом подтверждать ей прочитанное.
Утешься, добрая мать: твой сын вырос на русской почве — не в будничной толпе,
с бюргерскими коровьими рогами,
с руками, ворочающими жернова. Вблизи была Обломовка: там вечный праздник! Там сбывают
с плеч
работу, как иго; там барин не встает
с зарей и не ходит
по фабрикам около намазанных салом и маслом колес и пружин.
Например, если б бабушка на полгода или на год отослала ее
с глаз долой, в свою дальнюю деревню, а сама справилась бы как-нибудь
с своими обманутыми и поруганными чувствами доверия, любви и потом простила, призвала бы ее, но долго еще не принимала бы ее в свою любовь, не дарила бы лаской и нежностью, пока Вера несколькими годами,
работой всех сил ума и сердца, не воротила бы себе права на любовь этой матери — тогда только успокоилась бы она, тогда настало бы искупление или,
по крайней мере, забвение, если правда, что «время все стирает
с жизни», как утверждает Райский.
Глядел и на ту картину, которую до того верно нарисовал Беловодовой, что она,
по ее словам, «дурно спала ночь»: на тупую задумчивость мужика, на грубую, медленную и тяжелую его
работу — как он тянет ременную лямку, таща барку, или, затерявшись в бороздах нивы, шагает медленно, весь в поту, будто несет на руках и соху и лошадь вместе — или как беременная баба, спаленная зноем, возится
с серпом во ржи.
Глядя на него, слушая его, видя его деятельность, распоряжения
по хозяйству, отношения к окружающим его людям, к приказчикам, крестьянам — ко всем, кто около него был,
с кем он соприкасался,
с кем работал или просто говорил, жил вместе, Райский удивлялся до наивности каким-то наружно будто противоположностям, гармонически уживавшимся в нем: мягкости речи, обращения —
с твердостью, почти методическою, намерений и поступков, ненарушимой правильности взгляда, строгой справедливости —
с добротой, тонкой, природной, а не выработанной гуманностью, снисхождением, — далее, смеси какого-то трогательного недоверия к своим личным качествам, робких и стыдливых сомнений в себе —
с смелостью и настойчивостью в распоряжениях,
работах, поступках, делах.
Райский
с раннего утра сидит за портретом Софьи, и не первое утро сидит он так. Он измучен этой
работой. Посмотрит на портрет и вдруг
с досадой набросит на него занавеску и пойдет шагать
по комнате, остановится у окна, посвистит, побарабанит пальцами
по стеклам, иногда уйдет со двора и бродит угрюмый, недовольный.
Он принимался чуть не сам рубить мачтовые деревья, следил прилежнее за
работами на пильном заводе, сам, вместо приказчиков, вел книги в конторе или садился на коня и упаривал его, скача верст
по двадцати взад и вперед
по лесу, заглушая свое горе и все эти вопросы, скача от них дальше, — но
с ним неутомимо, как свистящий осенний ветер, скакал вопрос: что делается на той стороне Волги?
Умер у бабы сын, мать отстала от
работы, сидела в углу как убитая, Марфенька каждый день ходила к ней и сидела часа
по два, глядя на нее, и приходила домой
с распухшими от слез глазами.
Помню, как Зверев, окончив
работу,
с любовью щелкнул
по дивану и проговорил мне...
Среди круга многие катались верхом, а
по обеим сторонам экипажей,
по аллее и
по полю, шли непрерывной толпой тагалы и тагалки домой из гавани,
с фабрик,
с работы.
Напротив, судя
по расходам, каких требуют разные учреждения,
работы и особенно войны
с кафрами, надо еще удивляться умеренности налогов. Лучшим доказательством этой умеренности служит то, что колония выдерживает их без всякого отягощения.
Мы промчались
по предместью, теперь уже наполненному толпами народа, большею частию тагалами и китайцами, отчасти также метисами: весь этот люд шел на
работу или
с работы; другие, казалось, просто обрадовались наступавшей прохладе и вышли из домов гулять, ходили
по лавкам, стояли толпами и разговаривали.
Я думал, судя
по прежним слухам, что слово «чай» у моряков есть только аллегория, под которою надо разуметь пунш, и ожидал, что когда офицеры соберутся к столу, то начнется авральная
работа за пуншем, загорится живой разговор, а
с ним и носы, потом кончится дело объяснениями в дружбе, даже объятиями, — словом, исполнится вся программа оргии.
Я на родине ядовитых перцев, пряных кореньев, слонов, тигров, змей, в стране бритых и бородатых людей, из которых одни не ведают шапок, другие носят кучу ткани на голове: одни вечно гомозятся за
работой, c молотом,
с ломом,
с иглой,
с резцом; другие едва дают себе труд съесть горсть рису и переменить место в целый день; третьи, объявив вражду всякому порядку и труду, на легких проа отважно рыщут
по морям и насильственно собирают дань
с промышленных мореходцев.
Из просторных сеней
с резными дверями мы поднялись
по деревянной, устланной циновками лестнице вверх, в полумрачные от жалюзи комнаты, сообщающиеся круглыми дверьми. Везде стены и мебель тонкой резной
работы, золоченые ширмы, длинные крытые галереи со всеми затеями утонченной роскоши; бронза, фарфор;
по стенам фигуры, арабески.
Решились не допустить мачту упасть и в помощь ослабевшим вантам «заложили сейтали» (веревки
с блоками).
Работа кипела, несмотря на то, что уж наступила ночь. Успокоились не прежде, как кончив ее. На другой день стали вытягивать самые ванты. К счастию, погода стихла и дала исполнить это,
по возможности, хорошо. Сегодня мачта почти стоит твердо; но на всякий случай заносят пару лишних вант, чтоб новый крепкий ветер не застал врасплох.
«188* года апреля 28 дня,
по указу Его Императорского Величества, Окружный Суд,
по уголовному отделению, в силу решения г-д присяжных заседателей, на основании 3 пункта статьи 771, 3 пункта статьи 776 и статьи 777 Устава уголовного судопроизводства, определил: крестьянина Симона Картинкина, 33 лет, и мещанку Екатерину Маслову, 27 лет, лишив всех прав состояния, сослать в каторжные
работы: Картинкина на 8 лет, а Маслову на 4 года,
с последствиями для обоих
по 28 статье Уложения.
Он был
по привычкам аскет, довольствовался самым малым и, как всякий
с детства приученный к
работе,
с развитыми мускулами человек, легко и много и ловко мог работать всякую физическую
работу, но больше всего дорожил досугом, чтобы в тюрьмах и на этапах продолжать учиться.
Когда Нехлюдов вернулся вслед за Катюшей в мужскую камеру, там все были в волнении. Набатов, везде ходивший, со всеми входивший в сношения, всё наблюдавший, принес поразившее всех известие. Известие состояло в том, что он на стене нашел записку, написанную революционером Петлиным, приговоренным к каторжным
работам. Все полагали, что Петлин уже давно на Каре, и вдруг оказывалось, что он только недавно прошел
по этому же пути один
с уголовными.
Работа их, как он рассказывал, происходила
по колено в воде и продолжалась от зари до зари
с двухчасовым отдыхом в обеде.
Он рассказал про все свои обстоятельства и про
работу на торфяных болотах,
с которой они ехали теперь домой, проработав на ней два
с половиной месяца и везя домой заработанные рублей
по 10 денег на брата, так как часть заработков дана была вперед при наемке.
Из конторских книг и разговоров
с приказчиком он узнал, что, как и было прежде, две трети лучшей пахотной земли обрабатывались своими работниками усовершенствованными орудиями, остальная же треть земли обрабатывалась крестьянами наймом
по пяти рублей за десятину, т. е. за пять рублей крестьянин обязывался три раза вспахать, три раза заскородить и засеять десятину, потом скосить, связать или сжать и свезти на гумно, т. е. совершить
работы, стоящие
по вольному дешевому найму
по меньшей мере десять рублей за десятину.
Все планы и рисунки,
по которым производились
работы, представлялись на рассмотрение Зоси; она внимательно разбирала их и в трудных случаях советовалась
с Хионией Алексеевной или Половодовым, который теперь был своим человеком у Ляховских.
Даже самый беспорядок в этих комнатах после министерской передней, убожества хозяйского кабинета и разлагающегося великолепия мертвых залов, — даже беспорядок казался приятным, потому что красноречиво свидетельствовал о присутствии живых людей: позабытая на столе книга, начатая женская
работа, соломенная шляпка
с широкими полями и простеньким полевым цветочком, приколотым к тулье, — самый воздух, кажется, был полон жизни и говорил о чьем-то невидимом присутствии, о какой-то женской руке, которая производила этот беспорядок и расставила
по окнам пахучие летние цветы.
Привалов действительно в это время успел познакомиться
с прасолом Нагибиным, которого ему рекомендовал Василий Назарыч.
С ним Привалов
по первопутку исколесил почти все Зауралье, пока не остановился на деревне Гарчиках, где заарендовал место под мельницу, и сейчас же приступил к ее постройке, то есть сначала принялся за подготовку необходимых материалов, наем рабочих и т. д. Время незаметно катилось в этой суете, точно Привалов хотел себя вознаградить самой усиленной
работой за полгода бездействия.
Пока единственным спасением для Бахарева было то, что наступившая зима вместе
с приостановкой
работ на приисках дала ему передышку в платежах
по текущим счетам; но тем страшнее было наступление весны, когда вместе
с весенней водой ключом закипит горячая
работа на всех приисках.
Но впоследствии я
с удивлением узнал от специалистов-медиков, что тут никакого нет притворства, что это страшная женская болезнь, и кажется,
по преимуществу у нас на Руси, свидетельствующая о тяжелой судьбе нашей сельской женщины, болезнь, происходящая от изнурительных
работ слишком вскоре после тяжелых, неправильных, безо всякой медицинской помощи родов; кроме того, от безвыходного горя, от побоев и проч., чего иные женские натуры выносить
по общему примеру все-таки не могут.