Неточные совпадения
— Да что же, я не перестаю думать
о смерти, — сказал Левин. Правда, что умирать пора. И что всё это вздор. Я
по правде тебе скажу: я мыслью своею и работой ужасно дорожу, но в сущности — ты подумай об этом: ведь весь этот мир наш — это маленькая плесень, которая наросла на крошечной планете. А мы думаем, что у нас может быть что-нибудь великое, — мысли,
дела! Всё это песчинки.
Он не слышал, что где-то в доме хлопают двери чаще или сильнее, чем всегда, и не чувствовал, что
смерть Толстого его огорчила. В этот
день утром он выступал в суде
по делу о взыскании семи тысяч трехсот рублей, и ему показалось, что иск был признан правильным только потому, что его противник защищался слабо, а судьи слушали
дело невнимательно, решили торопливо.
Не желаю судить теперь
о намерениях Алексея Никаноровича в этом случае и признаюсь,
по смерти его я находился в некоторой тягостной нерешимости, что мне делать с этим документом, особенно ввиду близкого решения этого
дела в суде.
По смерти его и когда уже выяснились
дела, Катерина Николаевна уведомила Анну Андреевну, через своего поверенного,
о том, что та может получить эти шестьдесят тысяч когда захочет; но Анна Андреевна сухо, без лишних слов отклонила предложение: она отказалась получить деньги, несмотря на все уверения, что такова была действительно воля князя.
Не говоря
о домашних отношениях, в особенности при
смерти его отца, панихидах
по нем, и
о том, что мать его желала, чтобы он говел, и что это отчасти требовалось общественным мнением, —
по службе приходилось беспрестанно присутствовать на молебнах, освящениях, благодарственных и тому подобных службах: редкий
день проходил, чтобы не было какого-нибудь отношения к внешним формам религии, избежать которых нельзя было.
— Когда я получил телеграмму
о смерти Холостова, сейчас же отправился в министерство навести справки. У меня там есть несколько знакомых чиновников, которые и рассказали все, то есть, что решение
по делу Холостова было получено как раз в то время, когда Холостов лежал на столе, и что министерство перевело его долг на заводы.
— А наконец 17… года сентября 6-го
дня отец его волею божиею помер, а между тем он проситель генерал-аншеф Троекуров с 17… года почти с малолетства находился в военной службе и
по большой части был в походах за границами, почему он и не мог иметь сведения, как
о смерти отца его, равно и об оставшемся после его имении.
Известие
о смерти несчастного Бубнова обрадовало Галактиона: эта
смерть развязывала всем руки, и проклятое
дело по опеке разрешалось само собой. У него точно гора свалилась с плеч.
Она совсем онемела, редко скажет слово кипящим голосом, а то целый
день молча лежит в углу и умирает. Что она умирала — это я, конечно, чувствовал, знал, да и дед слишком часто, назойливо говорил
о смерти, особенно
по вечерам, когда на дворе темнело и в окна влезал теплый, как овчина, жирный запах гнили.
— Теодор! — продолжала она, изредка вскидывая глазами и осторожно ломая свои удивительно красивые пальцы с розовыми лощеными ногтями, — Теодор, я перед вами виновата, глубоко виновата, — скажу более, я преступница; но вы выслушайте меня; раскаяние меня мучит, я стала самой себе в тягость, я не могла более переносить мое положение; сколько раз я думала обратиться к вам, но я боялась вашего гнева; я решилась разорвать всякую связь с прошедшим… puis, j’ai été si malade, я была так больна, — прибавила она и провела рукой
по лбу и
по щеке, — я воспользовалась распространившимся слухом
о моей
смерти, я покинула все; не останавливаясь,
день и ночь спешила я сюда; я долго колебалась предстать пред вас, моего судью — paraî tre devant vous, mon juge; но я решилась наконец, вспомнив вашу всегдашнюю доброту, ехать к вам; я узнала ваш адрес в Москве.
Вспоминая рассказы Натальи Савишны
о том, что душа усопшего до сорока
дней не оставляет дома, я мысленно после
смерти ношусь невидимкой
по всем комнатам бабушкиного дома и подслушиваю искренние слезы Любочки, сожаления бабушки и разговор папа с Августом Антонычем.
Помнится, несколько
дней спустя после того
дня, когда я узнал
о смерти Зинаиды, я сам,
по собственному неотразимому влечению, присутствовал при
смерти одной бедной старушки, жившей в одном с нами доме.
Напрасно вы будете искать хоть на одном лице следов суетливости, растерянности или даже энтузиазма, готовности к
смерти, решимости; — ничего этого нет: вы видите будничных людей, спокойно занятых будничным
делом, так что, может быть, вы упрекнете себя в излишней восторженности, усомнитесь немного в справедливости понятия
о геройстве защитников Севастополя, которое составилось в вас
по рассказам, описаниям и вида, и звуков с Северной стороны.
Вправду ли Иоанн не ведал
о смерти Серебряного или притворился, что не ведает, чтоб этим показать, как мало он дорожит теми, кто не ищет его милости, бог весть! Если же в самом
деле он только теперь узнал
о его участи, то пожалел ли
о нем или нет, это также трудно решить; только на лице Иоанна не написалось сожаления. Он, по-видимому, остался так же равнодушен, как и до полученного им ответа.
Заговорили
о смерти,
о бессмертии души,
о том, что хорошо бы в самом
деле воскреснуть и потом полететь куда-нибудь на Марс, быть вечно праздным и счастливым, а главное, мыслить как-нибудь особенно, не по-земному.
Однажды, находясь
по делам в Самарской губернии, он получил из дома от родных депешу, извещавшую его
о смерти жены. Он перекрестился, подумал и написал куму Маякину...
Иногда в праздник хозяин запирал лавку и водил Евсея
по городу. Ходили долго, медленно, старик указывал дома богатых и знатных людей, говорил
о их жизни, в его рассказах было много цифр, женщин, убежавших от мужей, покойников и похорон. Толковал он об этом торжественно, сухо и всё порицал. Только рассказывая — кто, от чего и как умер, старик оживлялся и говорил так, точно
дела смерти были самые мудрые и интересные
дела на земле.
Князь проживет год, много два, и, по-моему, лучше уж быть молодой вдовой, чем перезрелой
девой, не говоря уж
о том, что ты,
по смерти его, — княгиня, свободна, богата, независима!
— Ах, досада! ведь достанется же такая судьба! — восклицает Зина, топнув ногою от нетерпения. — Вот почему, если это вам до сих пор неизвестно: не говоря уже
о всех других нелепостях, — воспользоваться тем, что старикашка выжил из ума, обмануть его, выйти за него, за калеку, чтоб вытащить у него его деньги и потом каждый
день, каждый час желать его
смерти, по-моему, это не только вздор, но сверх того, так низко, так низко, что я не поздравляю вас с такими мыслями, маменька!
Когда ранее она объявила мне, что идет в актрисы, и потом писала мне про свою любовь, когда ею периодически овладевал дух расточительности и мне то и
дело приходилось,
по ее требованию, высылать ей то тысячу, то две рублей, когда она писала мне
о своем намерении умереть и потом
о смерти ребенка, то всякий раз я терялся, и все мое участие в ее судьбе выражалось только в том, что я много думал и писал длинные, скучные письма, которых я мог бы совсем не писать.
Для большей наглядности домашней жизни,
о которой придется говорить, дозволю себе сказать несколько слов
о родном гнезде Новоселках. Когда
по смерти деда Неофита Петровича отцу
по разделу достались: лесное в 7 верстах от Мценска Козюлькино, Новосильское, пустынное Скворчее и не менее пустынный Ливенский Тим, — отец выбрал Козюлькино своим местопребыванием и, расчистив значительную лесную площадь на склоняющемся к реке Зуше возвышении, заложил будущую усадьбу, переименовав Козюлькино в Новоселки.
— И потому, — продолжал Мартын Петрович, внезапно возвысив голос, — не желая, чтобы та самая
смерть меня врасплох застала, положил я в уме своем… — Мартын Петрович повторил слово в слово фразу, которую он два
дня тому назад произнес у матушки. — В силу сего моего решения, — закричал он еще громче, — сей акт (он ударил рукою
по лежавшим на столе бумагам) составлен мною, и предержащие власти в свидетели приглашены, и в чем состоит оная моя воля,
о том следуют пункты. Поцарствовал, будет с меня!
Наслаждение летним
днем, солнечным светом омрачалось мыслью
о бедном Гавриле Степаныче, которому,
по словам доктора, оставалось недолго жить; среди этого моря зелени, волн тепла и света, ароматного запаха травы и цветов мысль
о смерти являлась таким же грубым диссонансом, как зимний снег; какое-то внутреннее человеческое чувство горячо протестовало против этого позорного уничтожения.
Но вот наступила великая японская война. Посетители Гамбринуса зажили ускоренною жизнью. На бочонках появились газеты,
по вечерам спорили
о войне. Самые мирные, простые люди обратились в политиков и стратегов, но каждый из них в глубине души трепетал если не за себя, то за брата или, что еще вернее, за близкого товарища: в эти
дни ясно сказалась та незаметная и крепкая связь, которая спаивает людей, долго разделявших труд, опасность и ежедневную близость к
смерти.
Когда она высморкалась, он сказал: «Поверьте…», и опять она разговорилась и высказала то, что было, очевидно, ее главным
делом к нему;
дело это состояло в вопросах
о том, как бы
по случаю
смерти мужа достать денег от казны.
А перед своей неожиданной
смертью он, по-видимому, мучаясь каким-то тяжелым предчувствием, целый
день говорил
о тебе, дедушка.
Хранила она благодарную память
о Марье Ивановне, спасшей ребенка ее от неминучей
смерти, но разговоры с Дарьей Сергевной и замечанья свои над Дуней, пристрастившейся,
по указанью Марьи Ивановны, к каким-то странным и непонятным книгам, и в ней возбуждали подозрение, не кроется ли тут и в самом
деле чего-нибудь неладного.
«Значит, мы в узком месте. Речной стрежень чудищу отдали, а сами к бочку. Оттого-то, видно, и мерили
по пяти да
по шести… А если б нельзя было уйти, если бы чудище столкнулось с нами?.. Что скорлупу, раздавило бы наш пароход… Принимай тогда
смерть неминучую,
о спасенье тут и думать нечего!.. Намедни в Царицыне чумак собачонку фурой переехал — не взвизгнула даже, сердечная… Так бы и с нами было — пошел бы я ко
дну и был бы таков».
Горданов
по этому поводу заявил мысль, что надо тут же кончить и с Бодростиным, но две
смерти разом имели большое неудобство: Глафира признала это невозможным и направила
дело иначе: она умолила мужа подождать и не возмущать теперь души ее заботами
о состоянии.
Евангел повествовал, что,
по внезапной
смерти Горданова, за которою не замедлил еще более неожиданный «скоропостижный брак неутешной вдовицы Глафиры Васильевны Бодростикой с Генрихом Ропшиным»,
дело о самой
смерти покойного Бодростина как-то вдруг стушевалось и все остаются довольны, не исключая главного виновника, умопомраченного Висленева, сидящего в сумасшедшем доме, чем он не только не обижен, но, напротив, необыкновенно дорожит этим удобным положением и сам до того за него стоит, что когда кто-то над ним подшутил, будто жена намеревается его оттуда вынуть и взять на поруки, то Жозеф страшно этим встревожился и сам всем напоминал, что он опасный помешанный и убийца, на каковом основании и упрашивал не выдавать его жене, а, напротив, приковать на самую толстую цепь и бросить ключ в море, дабы ни жена, ни Кишенский как-нибудь не похитили его насильственным или тайным образом.
Между тем Кюлевейна схоронили; поезжане еще пробыли в Москве
по этому поводу лишних три
дня, употребленные частью на хлопоты
о том, чтобы тело умершего кавалериста не было вскрыто, так как
смерть его казалась всем очевидною. Врач дал свидетельство, что он умер от удара, и концы были брошены, если не в воду, то в могилу Ваганькова кладбища.
Четыре
дня стояла покойница в ожидании приезда отца, которого уже известили
по телеграфу
о смерти Нины.
Никто из солдат, заряжавших орудие, не сказал слова, — только рекрутик пробормотал что-то, вроде: «Вишь ты как, в кровь», — и Антонов, нахмурившись, крякнул сердито; но
по всему заметно было, что мысль
о смерти пробежала в душе каждого. Все с большей деятельностью принялись за
дело. Орудие было заряжено в одно мгновение, и вожатый, принося картечь, шага на два обошел то место, на котором, продолжая стонать, лежал раненый.
Долго ли она жила на заводе
по смерти старика Богачева, неизвестно; но в 1806 году она проживала уже в Петербурге, где ожидала решения сената
о признании ее законной женой Семена Богачева и где она явила на могущую достаться ей
по разделу часть дарственную запись на имя своего старшего сына, Сергея младшего; однако она не дождалась окончания
дела и умерла в 1828 г., а через два года ее дети: Сергей младший, Александр и Григорий, были признаны законными наследниками.
Хотя распространенное газетами известие
о его
смерти и должно было на первое время усыпить бдительность разыскивающих его полицейских агентов, но Савин понимал, что последние не особенно-то доверчивы к газетным сообщениям и их профессиональный нюх будет, напротив, крайне заинтересован отсутствием трупа раздавленного поездом человека, и найдутся даже чиновники-любители, которые
по собственной инициативе займутся разъяснением этого
дела.
Сумев внушить к себе искреннюю любовь своего венценосного супруга, она незаметно подчинила его своему благородному влиянию, и царь, приблизив к себе иерея Сильвестра и Алексея Адашева, начал тот славный период своего царствования,
о котором с восторгом говорят русские и иноземные летописцы, славный не только
делами внешними, успехами войн, но и внутренними, продолжавшийся около шестнадцати лет, до самой
смерти царицы Анастасии и удаления Сильвестра и Адашева
по проискам врагов.
Н. И. Григорович в статье «Канцлер князь Безбородко» приводит некоторые доказательства в пользу предположения, что императрица Екатерина II оставила особый манифест, вроде духовного завещания, подписанный важнейшими государственными людьми, в том числе и Суворовым, и Румянцевым-Задунайским,
о назначении наследником престола не Павла Петровича, а ее любимого внука Александра Павловича и что документ этот,
по указанию Безбородки, сожжен Павлом Петровичем в
день смерти матери.
Антон Михайлович в коротких словах рассказал
о загадочной
смерти отца князя Владимира, князя Александра Павловича Шестова,
о том, что в настоящее время княгиня с княжнами находится в Т., а
по окончании
дела о наследствах, которое ведет Николай Леопольдович Гиршфельд, они переедут на жительство в Москву.
В следующие
дни он казался спокойнее и тверже, беседовал
по временам с молодым другом своим, рассказывал ему
о славной
смерти сына, не забыл, между прочим, просить, чтобы он прекратил свои гонения на Киноварова.
Вскоре он умер, и
по роковой случайности, в
день его
смерти рухнул в губернском суде шкаф под тяжестью производившихся
о нем
дел.
И после полученного им рокового известия
о смерти герцогини Анны Леопольдовны, после
дней отчаяния, сменившихся
днями грусти, и, наконец,
днями постепенного успокоения, образ молодой женщины продолжал стоять перед ним с еще большей рельефностью, окруженный еще большею красотою внешнею и внутреннею, чтобы московские красавицы, обладающие теми же как она достоинствами, но гораздо,
по его мнению, в меньших дозах, могли заставить заботиться его сердце.
— Вам может показаться с моей стороны бессердечным, что я так говорю все это на другой
день по получении известия
о смерти мужа, да еще такой страшной, трагической
смерти, но что делать, если он сам сделал меня
по отношению к нему такой бессердечной…
Красивая внешность, соединенная с дымкой романической таинственности, окутывавшей прошлое Зыбина и послужившей поводом для московских сплетниц к всевозможным рассказам
о любви к нему какой-то высокопоставленной дамы из высшего петербургского круга, ее измене, трагической
смерти, и призраке этой дамы, преследовавшем Зыбина
по ночам, так что он изменил совершенно режим своей жизни и
день превращал в ночь и наоборот — сделали то, что молоденькая, впечатлительная, романически настроенная девушка влюбилась в красивого брюнета, в глазах которого, на самом
деле, было нечто демоническое.
Заботы
о больном отце и
по хозяйству препятствовали княжне Лиде погостить в дядиной усадьбе со
дня смерти Анны Ивановны.
В
дни, когда она чувствовала себя сильнее,
по настойчивому желанию Глафиры Петровны, она проводила в доме молодых Салтыковых и после этого чувствовала себя хуже, приписывая эту перемену утомлению. За неделю до
дня ее
смерти, Глафира Петровна стала поговаривать
о завещании, так как ранее, несмотря на то, что уже определила кому и что достанется после ее
смерти, боялась совершать этот акт, все же напоминающий
о конце. Ей казалось, что написание завещания равносильно приговору в скорой
смерти.
На другой
день чуть свет он был,
по обыкновению, в казарме. Там уже знали
о смерти Глаши. Роман любимого капрала не остался тайной для солдат.
Когда на другой
день распространились слухи
о трагической
смерти княжны Полторацкой, первой мыслью князя Лугового и Свиридова было заявить
по начальству
о их ночном визите в дом покойной.
Целый
день женщины, дети, старики, множество народа толпились около гроба княжны. Всякий толковал по-своему
о смерти ее; иной хвалил приличие ее наряда, другой — узоры парчи, богатство гроба, все превозносили красоту ее, которую и
смерть не посмела еще разрушить.
Притча
о девах, ожидающих жениха, завершение века и страшный суд, — все эти места,
по мнению всех толкователей, кроме другого значения конца мира, имеют значение: всегда, всякий час предстоящей человеку
смерти.