Неточные совпадения
Поэтом обещал быть, Некрасовым, а теперь
утверждает, что безземельный крестьянин не способен веровать в бога зажиточного мужика.
Диссертация подвигалась довольно успешно, и Лобачевский был ею очень доволен, хотя несколько и подтрунивал над Розановым,
утверждая, что его диссертация более художественное произведение, чем диссертация. «Она, так сказать, приятная диссертация», — говорил он, добавляя, что «впрочем, ничего; для медицинского
поэта весьма одобрительна».
Словом, чтобы точнее определить его душевное состояние, выражусь стихами
поэта: «И внял он неба содроганье, и горних ангелов полет, и гад земных подводный ход, и дольней лозы прозябанье!» Точно в такой же почти сверхъестественной власти у Бема были и языки иностранные, из которых он не знал ни единого; несмотря на то, однако, как
утверждал друг его Кольбер, Бем понимал многое, когда при нем говорили на каком-нибудь чужом языке, и понимал именно потому, что ему хорошо известен был язык натуры.
Все народы, кроме французов, очень хорошо видят, что между Корнелем или Расином и Шекспиром неизмеримое расстояние; но французы до сих пор еще сравнивают их — трудно дойти до сознания: «наше не совсем хорошо»; между нами найдется очень много людей, готовых
утверждать, что Пушкин — всемирный
поэт; есть даже люди, думающие, что он выше Байрона: так высоко человек ставит свое.
Наука не думает скрывать этого; не думают скрывать этого и
поэты в беглых замечаниях о сущности своих произведений; одна эстетика продолжает
утверждать, что искусство выше жизни и действительности.
В 1835 г. Белинский напечатал в «Телескопе» статью о стихотворениях молодого
поэта, в которой
утверждал, что у Кольцова — необыкновенный поэтический талант, и определял сущность его поэзии.
Находились иные радетели, которые решались даже
утверждать, что
поэт был подкуплен, соблазнен камер-юнкерским шитьем и дворскими милостями — и не было громкого, разъясняющего голоса в защиту оскорбляемой памяти русского
поэта.
—
Поэт является голосом парода, и его задача — в том, чтобы в каждый момент отображать этот его голос. Я категорически
утверждаю, — говорил он, — что в первые месяцы войны глаза народа с восторгом и надеждою были обращены на Николая, и для того момента я был совершенно прав, воспевая ему дифирамбы. А что будто бы царь прислал мне за эти стихи золотое перо, то это неправда, — прибавил он.
Поэт только почему-то назвал его дубом. Сторожилы московские, однако,
утверждают, что песня сложена именно про этот «вяз».