Неточные совпадения
— А ведь непредвиденное-то обстоятельство — это ведь я! — сейчас же подхватил Федор Павлович. — Слышите, отец, это Петр Александрович со мной не желает вместе оставаться, а то бы он тотчас
пошел. И
пойдете, Петр Александрович, извольте пожаловать
к отцу
игумену, и — доброго вам аппетита! Знайте, что это я уклонюсь, а не вы. Домой, домой, дома поем, а здесь чувствую себя неспособным, Петр Александрович, мой любезнейший родственник.
Надо заметить, что он действительно хотел было уехать и действительно почувствовал невозможность, после своего позорного поведения в келье старца,
идти как ни в чем не бывало
к игумену на обед.
А теперь, — продолжал добродушно
игумен, снимая с себя эпитрахиль, — теперь
пойдем к трапезе.
Да, было всего, а главное — стала привыкать Охоня
к старому воеводе, который тешил ее да баловал. Вот только кончил скверно: увидел
игумена Моисея и продал с первого слова, а еще сколько грозился против
игумена. Обидно Охоне больше всего, что воевода испугался и не выстоял ее. Все бы по-другому
пошло, кабы старик удержался.
Приземистый, курносый, рябой и плешивый черный поп Пафнутий был общим любимцем и в монастыре, и в обители, и в Служней слободе, потому что имел веселый нрав и с каждым умел обойтись. Попу Мирону он приходился сродни, и они часто вместе «угобжались от вина и елея». Угнетенные
игуменом шли за утешением
к черному попу Пафнутию, у которого для каждого находилось ласковое словечко.
— Вот тебе метелка, — сурово проговорил
игумен, показывая на стоявшую в уголке метлу. — Я
пойду к заутрене, а ты тут все прибери. Да, смотри, не ленись… У меня из алтаря все будет видно.
К вечеру воевода исчез из монастыря. Забегала монастырская братия, разыскивая по всем монастырским щелям живую пропажу, сбегали в Служнюю слободу
к попу Мирону, — воевода как в воду канул. Главное дело, как объявить об этом случае
игумену? Братия перекорялась, кому
идти первому, и все подталкивали друг друга, а свою голову под игуменский гнев никому не хотелось подставлять. Вызвался только один новый ставленник Гермоген.
— Загостился мой воевода у
игумена, — говорила воеводша, делая удивленное лицо. — И што бы ему столько времени в монастыре делать? Ну, попадья,
пойдем к матери Досифее.
Наутро прихожу комнаты убирать, его нет,
к игумену пошёл, а она сидит на диване с книжкой в руках, ноги поджав, нечёсаная, полуодетая. Спросила, как зовут, — сказал; давно ли в монастыре, — сказал.
— Я, — говорит, —
иду к отцу
игумену, приготовь мне всё, как указано. Ага! Ты книгу эту читал? Жаль, что начал; это не для тебя, ты прав был! Тебе другое нужно.
На другой день после разговора моего с
игуменом явился этот Гриша в пекарню, — Михайла на доклад
к отцу казначею
пошёл, — явился, тихо поздоровался, спрашивает...
После разговора с
игуменом и мне захотелось в другой монастырь
идти, где бы победнее, попроще и не так много работы; где монахи ближе
к делу своему — познанию грехов мира — стоят, но захлестнули меня разные события.
Так он стоял, кланялся, крестился там, где это нужно было, и боролся, отдаваясь то холодному осуждению, то сознательно вызываемому замиранию мыслей и чувств, когда ризничий, отец Никодим, тоже великое искушение для отца Сергия, — Никодим, которого он невольно упрекал в подделыванье и лести
к игумну, — подошел
к нему и, поклонившись перегибающимся надвое поклоном, сказал, что
игумен зовет его
к себе в алтарь. Отец Сергий обдернул мантию, надел клобук и
пошел осторожно через толпу.
— И вот всегда так… Суется не в свое дело и везде лезет, как осенняя муха. Никакого ему касательства до странноприимницы нет, а он распоряжается. А o. келарь всегда молчит… Великий он молчальник у нас… Ну вы тут пока устраивайтесь, а я
пойду к себе. Ох, достанется мне от о.
игумена… Сейчас-то он еще в церкви, а вот когда служба кончится.
Окончилось вечернее моление. Феодор
пошел к игумну, не обратив на нее ни малейшего внимания, сказал ему о причине приезда и просил дозволения переночевать.
Игумен был рад и повел Феодора
к себе… Первое лицо, встретившее их, была женщина, стоявшая близ Феодора, дочь игумна, который удалился от света, лишившись жены, и с которым был еще связан своею дочерью; она приехала гостить
к отцу и собиралась вскоре возвратиться в небольшой городок близ Александрии, где жила у сестры своей матери.
«Молитесь и вы, братия», — прибавил он, вставая и низко кланяясь им. Наконец подошел
к ребенку, взял его на руки, поцеловал и с видом искренней любви сказал ему: «Не плачь, дитя, не плачь». Долее не мог вытерпеть
игумен; он чувствовал, что слезы готовы брызнуть из глаз; он встал и
пошел в келью.
— Не дошел до него, — отвечал тот. — Дорогой узнал, что монастырь наш закрыли, а
игумен Аркадий за Дунай
к некрасовцам перебрался… Еще сведал я, что тем временем, как проживал я в Беловодье, наши сыскали митрополита и водворили его в австрийских пределах. Побрел я туда. С немалым трудом и с большою опаской перевели меня христолюбцы за рубеж австрийский, и сподобил меня Господь узреть недостойными очами святую митрополию Белой Криницы во всей ее
славе.
И
пошли мы пятнадцать человек
к реке Дунаю, пришли во град Измаил, а там уж наши христиане нас ожидают,
игумен Аркадий
к ним отписал до нашего приходу.
— Боязно, Якимушка, — прошептал
игумен, наклоняясь
к самому уху Стуколова. — Наезды
пошли частые: намедни исправник двое суток выжил, становой приезжал… Долго ль до беды?..
Обойдя все церкви и кельи иноков,
игумен повел гостя на конный и скотный дворы, на пчельник и везде показал ему монастырское свое хозяйство. Потом
пошли на реку Керженец, и там послушники занесли бредень для ловли рыбы
к ужину. Потом повел его
игумен в монастырский лес; когда ж они воротились в игуменские кельи, там их ожидал самовар и блюдо свежей малины с густыми сливками и все-таки с «виноградненьким».
Пошел ты из своей родины, изо Твери, от святого Спаса златоверхого, с его милостью, от великого князя Михаилы Борисовича и от владыки Геннадия; потом поплыл Волгою, в Калязине взял благословение у
игумена Макария; в Нижнем Новгороде ждал татарского посла, что ехал восвояси от нашего великого князя Ивана с кречетами; тут же пристали
к вам наши русские, что
шли по-твоему в дальнюю сторону, и с ними потянул ты Волгою.
Государь выслушал эту встречу и
пошел «прикладываться
к местным иконам», а
игумен, тем временем, снял с себя ризу и «стал за амвоном с братиею».