Неточные совпадения
— А с ними-то что будет? — слабо спросила
Соня, страдальчески взглянув
на него, но вместе с тем как бы вовсе и не удивившись его предложению. Раскольников странно
посмотрел на нее.
Между тем Катерина Ивановна отдышалась,
на время кровь отошла. Она
смотрела болезненным, но пристальным и проницающим взглядом
на бледную и трепещущую
Соню, отиравшую ей платком капли пота со лба: наконец, попросила приподнять себя. Ее посадили
на постели, придерживая с обеих сторон.
— Ах, нет, что вы, что вы это, нет! — с каким-то даже испугом
посмотрела на него
Соня.
Соня даже с удивлением
смотрела на внезапно просветлевшее лицо его; он несколько мгновений молча и пристально в нее вглядывался, весь рассказ о ней покойника отца ее пронесся в эту минуту вдруг в его памяти…
Тут
на дворе, недалеко от выхода, стояла бледная, вся помертвевшая,
Соня и дико, дико
на него
посмотрела.
— И зачем, зачем я ей сказал, зачем я ей открыл! — в отчаянии воскликнул он через минуту, с бесконечным мучением
смотря на нее, — вот ты ждешь от меня объяснений,
Соня, сидишь и ждешь, я это вижу; а что я скажу тебе? Ничего ведь ты не поймешь в этом, а только исстрадаешься вся… из-за меня! Ну вот, ты плачешь и опять меня обнимаешь, — ну за что ты меня обнимаешь? За то, что я сам не вынес и
на другого пришел свалить: «страдай и ты, мне легче будет!» И можешь ты любить такого подлеца?
В ту минуту, когда все трое, Разумихин, Раскольников и она, остановились
на два слова
на тротуаре, этот прохожий, обходя их, вдруг как бы вздрогнул, нечаянно
на лету поймав слова
Сони: «и спросила: господин Раскольников где живет?» Он быстро, но внимательно оглядел всех троих, в особенности же Раскольникова, к которому обращалась
Соня; потом
посмотрел на дом и заметил его.
Соня также вскочила со стула и испуганно
смотрела на него. Ей очень хотелось что-то сказать, что-то спросить, но она в первые минуты не смела, да и не знала, как ей начать.
Петр Петрович воротился
на диван, уселся напротив
Сони, внимательно
посмотрел на нее и вдруг принял чрезвычайно солидный, даже несколько строгий вид: «Дескать, ты-то сама чего не подумай, сударыня».
Соня смутилась окончательно.
А Катерине Ивановне очень понравились, она надела и в зеркало
посмотрела на себя, и очень, очень ей понравились: «подари мне, говорит, их,
Соня, пожалуйста».
Соня все колебалась. Сердце ее стучало. Не смела как-то она ему читать. Почти с мучением
смотрел он
на «несчастную помешанную».
— Ох, нет!.. Бог этого не попустит! — вырвалось, наконец, из стесненной груди у
Сони. Она слушала, с мольбой
смотря на него и складывая в немой просьбе руки, точно от него все и зависело.
Петр Петрович искоса
посмотрел на Раскольникова. Взгляды их встретились. Горящий взгляд Раскольникова готов был испепелить его. Между тем Катерина Ивановна, казалось, ничего больше и не слыхала: она обнимала и целовала
Соню, как безумная. Дети тоже обхватили со всех сторон
Соню своими ручонками, а Полечка, — не совсем понимавшая, впрочем, в чем дело, — казалось, вся так и утопла в слезах, надрываясь от рыданий и спрятав свое распухшее от плача хорошенькое личико
на плече
Сони.
Совершенное молчание воцарилось в комнате. Даже плакавшие дети затихли.
Соня стояла мертво-бледная,
смотрела на Лужина и ничего не могла отвечать. Она как будто еще и не понимала. Прошло несколько секунд.
— Знаешь,
Соня, — сказал он вдруг с каким-то вдохновением, — знаешь, что я тебе скажу: если б только я зарезал из того, что голоден был, — продолжал он, упирая в каждое слово и загадочно, но искренно
смотря на нее, — то я бы теперь… счастлив был! Знай ты это!
Прошло минут пять. Он все ходил взад и вперед, молча и не взглядывая
на нее. Наконец, подошел к ней, глаза его сверкали. Он взял ее обеими руками за плечи и прямо
посмотрел в ее плачущее лицо. Взгляд его был сухой, воспаленный, острый, губы его сильно вздрагивали… Вдруг он весь быстро наклонился и, припав к полу, поцеловал ее ногу.
Соня в ужасе от него отшатнулась, как от сумасшедшего. И действительно, он
смотрел, как совсем сумасшедший.
Соня быстро
на него
посмотрела.
Он проговорил это с видом какого-то подмигивающего,веселого плутовства, не спуская глаз с Раскольникова. Раскольников побледнел и похолодел, слыша свои собственные выражения, сказанные
Соне. Он быстро отшатнулся и дико
посмотрел на Свидригайлова.
— Ничего,
Соня. Не пугайся… Вздор! Право, если рассудить, — вздор, — бормотал он с видом себя не помнящего человека в бреду. — Зачем только тебя-то я пришел мучить? — прибавил он вдруг,
смотря на нее. — Право. Зачем? Я все задаю себе этот вопрос,
Соня…
Соня в изумлении
смотрела на него. Странен показался ей этот тон; холодная дрожь прошла было по ее телу, но чрез минуту она догадалась, что и тон и слова эти — все было напускное. Он и говорил-то с нею, глядя как-то в угол и точно избегая заглянуть ей прямо в лицо.
— Да-с, хорошо-с… Бог вас за это-с… — лепетала
Соня, пристально
смотря на Петра Петровича.
— Если вам теперь надо идти… — начала было
Соня, совсем и не
посмотрев на Разумихина, а от этого еще более сконфузившись.
Соня молча
смотрела на своего гостя, так внимательно и бесцеремонно осматривавшего ее комнату, и даже начала, наконец, дрожать в страхе, точно стояла перед судьей и решителем своей участи.
Соня осмотрелась кругом. Все глядели
на нее с такими ужасными, строгими, насмешливыми, ненавистными лицами. Она взглянула
на Раскольникова… тот стоял у стены, сложив накрест руки, и огненным взглядом
смотрел на нее.
Соня села,
посмотрела кругом —
на Лебезятникова,
на деньги, лежавшие
на столе, и потом вдруг опять
на Петра Петровича, и уже не отрывала более от него глаз, точно приковалась к нему.
Соня с беспокойством
на него
посмотрела: ей что-то особенное послышалось в этой нетвердой и к чему-то издалека подходящей речи.
— Да ведь и я знаю, что не вошь, — ответил он, странно
смотря на нее. — А впрочем, я вру,
Соня, — прибавил он, — давно уже вру… Это все не то; ты справедливо говоришь. Совсем, совсем, совсем тут другие причины!.. Я давно ни с кем не говорил,
Соня… Голова у меня теперь очень болит.
Он вышел.
Соня смотрела на него как
на помешанного; но она и сама была как безумная и чувствовала это. Голова у ней кружилась. «Господи! как он знает, кто убил Лизавету? Что значили эти слова? Страшно это!» Но в то же время мысль не приходила ей в голову. Никак! Никак!.. «О, он должен быть ужасно несчастен!.. Он бросил мать и сестру. Зачем? Что было? И что у него в намерениях? Что это он ей говорил? Он ей поцеловал ногу и говорил… говорил (да, он ясно это сказал), что без нее уже жить не может… О господи!»
Почти то же самое случилось теперь и с
Соней; так же бессильно, с тем же испугом,
смотрела она
на него несколько времени и вдруг, выставив вперед левую руку, слегка, чуть-чуть, уперлась ему пальцами в грудь и медленно стала подниматься с кровати, все более и более от него отстраняясь, и все неподвижнее становился ее взгляд
на него.
Соня посмотрела на него внимательно.
(
Соня дико
посмотрела на него и задрожала.)
— Так не оставишь меня,
Соня? — говорил он, чуть не с надеждой
смотря на нее.
Он не помнил, сколько он просидел у себя, с толпившимися в голове его неопределенными мыслями. Вдруг дверь отворилась, и вошла Авдотья Романовна. Она сперва остановилась и
посмотрела на него с порога, как давеча он
на Соню; потом уже прошла и села против него
на стул,
на вчерашнем своем месте. Он молча и как-то без мысли
посмотрел на нее.
— Ну вот и славно! — сказал он
Соне, возвращаясь к себе и ясно
посмотрев на нее, — упокой господь мертвых, а живым еще жить! Так ли? Так ли? Ведь так?
Случилось так, что Коля и Леня, напуганные до последней степени уличною толпой и выходками помешанной матери, увидев, наконец, солдата, который хотел их взять и куда-то вести, вдруг, как бы сговорившись, схватили друг друга за ручки и бросились бежать. С воплем и плачем кинулась бедная Катерина Ивановна догонять их. Безобразно и жалко было
смотреть на нее, бегущую, плачущую, задыхающуюся.
Соня и Полечка бросились вслед за нею.
Ясные дни миновали, и Марусе опять стало хуже.
На все наши ухищрения с целью занять ее она
смотрела равнодушно своими большими потемневшими и неподвижными глазами, и мы давно уже не слышали ее смеха. Я стал носить в подземелье свои игрушки, но и они развлекали девочку только
на короткое время. Тогда я решился обратиться к своей сестре
Соне.
Замыслов (входя). Развращал молодежь…
Соня и Зимин убеждали меня, что жизнь дана человеку для ежедневного упражнения в разрешении разных социальных, моральных и иных задач, а я доказывал им, что жизнь — искусство! Вы понимаете, жизнь — искусство
смотреть на все своими глазами, слышать своими ушами…
(Зимин быстро уходит за угол дачи.
Соня смотрит ему вслед и медленно идет
на террасу, потом в комнаты. Дудаков, Влас и Марья Львовна идут справа из лесу, потом за ними Двоеточие. Марья Львовна садится
на скамью, Двоеточие рядом с нею. Зевает.)
Влас и
Соня смотрят на Басова с презрением; остальные делают вид, будто ничего не заметили.
Соня(смеется). У меня глупое лицо… да? Вот он ушел, а я все слышу его голос и шаги, а
посмотрю на темное окно, — там мне представляется его лицо. Дай мне высказаться… Но я не могу говорить так громко, мне стыдно. Пойдем ко мне в комнату, там поговорим. Я тебе кажусь глупою? Сознайся… Скажи мне про него что-нибудь…
Астров(смеясь). Хитрая! Положим,
Соня страдает, я охотно допускаю, но к чему этот ваш допрос? (Мешая ей говорить, живо.) Позвольте, не делайте удивленного лица, вы отлично знаете, зачем я бываю здесь каждый день… Зачем и ради кого бываю, это вы отлично знаете. Хищница милая, не
смотрите на меня так, я старый воробей…
Елена Андреевна. У этого доктора утомленное, нервное лицо. Интересное лицо.
Соне, очевидно, он нравится, она влюблена в него, и я ее понимаю. При мне он был здесь уже три раза, но я застенчива и ни разу не поговорила с ним как следует, не обласкала его. Он подумал, что я зла. Вероятно, Иван Петрович, оттого мы с вами такие друзья, что оба мы нудные, скучные люди! Нудные! Не
смотрите на меня так, я этого не люблю.
Я читал это письмо, а
Соня сидела
на столе и
смотрела на меня внимательно, не мигая, как будто знала, что решается ее участь.
Голубая атласная стеганая шляпка, обшитая лебяжьим пухом, необыкновенно шла к ее нежно-розовому лицу с ямочками
на щеках и пепельным волосам, ниспадавшим до плеч, прикрытых такою же стеганой голубой мантильей. Стараясь сидеть перед публикой спокойно, как большая, она не могла, однако ж, утерпеть, чтобы не наклоняться и не нашептывать что-то Зизи и Пафу и не
посматривать веселыми глазами
на тетю
Соню, сидевшую позади, рядом с величественной мисс Бликс и швейцаркой.
Зизи и Паф не хотели даже слушать продолжение того, что было дальше
на афишке; они оставили свои табуреты и принялись шумно играть, представляя, как будет действовать гуттаперчевый мальчик. Паф снова становился
на четвереньки, подымал, как клоун, левую ногу и, усиленно пригибая язык к щеке,
посматривал на всех своими киргизскими глазками, что всякий раз вызывало восклицание у тети
Сони, боявшейся, чтоб кровь не бросилась ему в голову.
Тетя
Соня долго не могла оторваться от своего места. Склонив голову
на ладонь, она молча, не делая уже никаких замечаний,
смотрела на детей, и кроткая, хотя задумчивая улыбка не покидала ее доброго лица. Давно уже оставила она мечты о себе самой: давно примирилась с неудачами жизни. И прежние мечты свои, и ум, и сердце — все это отдала она детям, так весело играющим в этой комнате, и счастлива она была их безмятежным счастьем…
— Да, страшные перемены в этом доме, — повторил он, отвернувшись. —
Соня, покажи игрушки, — прибавил он через несколько времени и вышел в залу. Полными слез глазами я
посмотрела на Катю, когда он вышел.
Совершенно незаметно для себя я
на все стала
смотреть другими глазами: и
на Катю, и
на наших людей, и
на Соню, и
на себя, и
на свои занятия.
Соня (смеется). У меня глупое лицо… да? Вот он ушел, а я все еще слышу его голос и шаги, а
посмотрю на темное окно — там мне представляется его лицо… Дай мне высказаться… Но я не могу говорить так громко, мне стыдно. Пойдем ко мне в комнату, там поговорим. Я тебе кажусь глупой? Сознайся… Он хороший человек?
Елена Андреевна. Эти две недели я прожила у Ильи Ильича… Что вы
на меня так
смотрите? Ну, здравствуйте… Я сидела у окна и все слышала. (Обнимает
Соню.) Давайте мириться. Здравствуй, милая девочка… Мир и согласие!