Неточные совпадения
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала.
Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она
смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул
на нее; но всё еще ждал и искал кого-то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
— Ну, я теперь скажу. Ты знаешь, что
Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот
посмотри. — Она засучила свой кисейный рукав и показала
на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал
на балах adolescentes [«подростающих»] y Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание
Соне и
смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
— Да, может быть… — холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув
на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он
на клубном обеде
смотрел на Пьера, опять взглянул
на Николая.
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом
посмотрела на него.
Он с замиранием сердца
смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и
Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты».
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами
смотрел на нее.
— Господи, помилуй нас, — твердила она, отыскивая дочь.
Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела
на своей кровати, бледная, с сухими глазами,
смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что-то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела
Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна-шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к
Соне,
посмотрела, чтó она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
—
Соня, ты поди разбуди его, — сказала Наташа. — Скажи, что я его зову петь. — Она посидела, подумала о том, что́ это значит, что́ всё это было и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами
смотрел на нее.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от
Сони и совсем новыми глазами
смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее.
Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какою никогда еще не видал ее Николай.
—
Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой! как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… — заговорила Наташа, и не отвечая ни слова
на утешения
Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала
на постели и
смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и
Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили
на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством
смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Соня, как бы не веря своим ушам,
смотрела во все глаза
на Наташу.
— Помнишь ты, — с испуганным и торжественным лицом говорила
Соня, — помнишь, когда я за тебя в зеркало
смотрела… В Отрадном,
на святках… Помнишь, чтò я видела?…
Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать,
Соня, были так ей близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно
смотрела на них. Она слышала слова Дуняши, о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.