Неточные совпадения
«
На большинство людей обилие впечатлений действует разрушающе, засоряя их моральное чувство. Но это же богатство впечатлений создает иногда людей исключительно интересных.
Смотрите биографии знаменитых преступников, авантюристов,
поэтов. И вообще все люди, перегруженные опытом, — аморальны».
— Да, мне захотелось
посмотреть: кто идет
на смену нежному
поэту Прекрасной Дамы,
поэту «Нечаянной радости». И вот — видел. Но — не слышал. Не нашлось минуты заставить его читать стихи.
Вы любите вопрошать у самой природы о ее тайнах: вы
смотрите на нее глазами и
поэта, и ученого… в 110 солнце осталось уже над нашей головой и не пошло к югу.
Кергель все это время напевал негромко стихотворение Бенедиктова, начинавшееся тем, что
поэт спрашивал какую-то Нину, что помнит ли она то мгновенье, когда он
на нее
смотрел.
— Нет, не глупости! — воскликнул, в свою очередь, Живин. — Прежде, когда вот ты, а потом и я, женившись, держали ее
на пушкинском идеале, она была женщина совсем хорошая; а тут, как ваши петербургские
поэты стали воспевать только что не публичных женщин, а критика — ругать всю Россию наповал, она и спятила, сбилась с панталыку: сначала объявила мне, что любит другого; ну, ты знаешь, как я всегда
смотрел на эти вещи. «Очень жаль, говорю, но, во всяком случае, ни стеснять, ни мешать вам не буду!»
Но вы
поэт, а я простой человек и потому скажу, что надо
смотреть на дело с самой простой, практической точки зрения.
Зато нынче порядочный писатель и живет порядочно, не мерзнет и не умирает с голода
на чердаке, хоть за ним и не бегают по улицам и не указывают
на него пальцами, как
на шута; поняли, что
поэт не небожитель, а человек: так же глядит, ходит, думает и делает глупости, как другие: чего ж тут
смотреть?..
Утомленный, бледный, опустился
поэт на жесткое кресло, но вскоре оживился. Я успел пробиться и встать за его креслом. Нас около Блока было немного. Глаза у Блока еще усталые, но уже совсем другие, не такие, как за минуту назад, во время чтения,
смотрели внимательно.
Ведь все мы знаем, как мужчина
смотрит на женщину: «Wein, Weiber und Gesang», [Вино, женщины и песня,] и так в стихах
поэты говорят.
Поэт улыбнулся, а хозяйка с сожалением
посмотрела на Рославлева.
Но всего замечательней в этом лице были глаза, эти окна души, как их называли
поэты, — окна, в которые внутренний человек
смотрит на свет из своего футляра.
Против этого можно сказать: правда, что первообразом для поэтического лица очень часто служит действительное лицо; но
поэт «возводит его к общему значению» — возводить обыкновенно незачем, потому что и оригинал уже имеет общее значение в своей индивидуальности; надобно только — и в этом состоит одно из качеств поэтического гения — уметь понимать сущность характера в действительном человеке,
смотреть на него проницательными глазами; кроме того, надобно понимать или чувствовать, как стал бы действовать и говорить этот человек в тех обстоятельствах, среди которых он будет поставлен
поэтом, — другая сторона поэтического гения; в-третьих, надобно уметь изобразить его, уметь передать его таким, каким понимает его
поэт, — едва ли не самая характеристическая черта поэтического гения.
Мы показали одно из этих отношений, наименее благоприятствующее самостоятельности
поэта и нашли, что при нашем воззрении
на сущность искусства художник и в этом положения не теряет существенного характера, принадлежащего не
поэту или художнику в частности, а вообще человеку во всей его деятельности, — того существеннейшего человеческого права и качества, чтобы
смотреть на объективную действительность только как
на материал, только как
на поле своей деятельности, и, пользуясь ею, подчинять ее себе.
Тогда что, сударыня вы моя? тогда мне-то что делать прикажете? прикажете мне, сударыня вы моя, следуя некоторым глупым романам,
на ближний холм приходить и таять в слезах,
смотря на хладные стены вашего заключения, и, наконец, умереть, следуя привычке некоторых скверных немецких
поэтов и романистов, так ли, сударыня?
С течением времени, однако, такого рода исключительно созерцательная жизнь начала ему заметно понадоедать: хоть бы сходить в театр, думал он,
посмотреть, например, «Коварство и любовь» [«Коварство и любовь» — трагедия немецкого
поэта И.Ф.Шиллера (1759—1805).]; но для этого у него не было денег, которых едва доставало
на обыденное содержание и
на покупку книг; хоть бы в гости куда-нибудь съездить, где есть молодые девушки, но, — увы! — знакомых он не имел решительно никого.
Жалко и смешно было
смотреть на Гоголя; он ничего не разумел в этом деле, и все его приемы и наставления были некстати, не у места, не вовремя и совершенно бесполезны, и гениальный
поэт был в этом случае нелепее всякого пошлого человека.
Нельзя было без смеха и удивления
смотреть на Гоголя; он так от всей души занимался этим делом, как будто оно было его любимое ремесло, и я подумал, что если б судьба не сделала Гоголя великим
поэтом, то он был бы непременно артистом-поваром.
Не
смотря на то, что надпись моя была не вовсе недостойна вникания, особенно как первое произведение молодого стихотворца, однако ж я почувствовал, что я не рожден
поэтом, и довольствовался сим первым опытом.
Он
смотрел с улыбкой превосходства
на все русское, отроду не слыхал, что есть немецкая литература и английские
поэты, зато знал
на память Корнеля и Расина, все литературные анекдоты от Буало до энциклопедистов, он знал даже древние языки и любил в речи поразить цитатой из «Георгик» или из «Фарсалы».
Никто не выражает неудовольствия.
Поэт подходит к хозяйке, которая некоторое время делает умоляющие жесты, но скоро перестает.
Поэт спокойно садится в дальний угол. Задумчиво
смотрит на Незнакомку. Горничная разносит, что полагается. Из общего бессмысленного говора вырывается хохот, отдельные слова и целые фразы...
Запинается
на полуслове. Все становится необычайно странным. Как будто все внезапно вспомнили, что где-то произносились те же слова и в том же порядке. Михаил Иванович
смотрит странными глазами
на Поэта, который входит в эту минуту.
Поэт, бледный, делает общий поклон
на пороге притихшей гостиной.
Он стоит среди площади и
смотрит на Короля. Справа медленно выходит
Поэт, направляясь за толпою к морю.
Пыль рассеялась. По-прежнему виден дворец и спокойная фигура старого Короля. Толпа затихает. Гулянье продолжается. Вместе с тем в воздухе проносятся освежительные струи, как будто жар спал. Плавно и медленно выступает из толпы Дочь Зодчего — высокая красавица в черных тугих шелках. Она останавливается
на краю, прямо над скамьей, где сидит убитый тоскою
Поэт, — и
смотрит на него сверху.
Поэт(быстро поднимаясь,
смотрит на Шута вверх)
Я знаю правду! Все прежние правды — прочь!
Не надо людям с людьми
на земле бороться!
Смотрите: вечер!
Смотрите: уж скоро ночь!
О чем —
поэты, любовники, полководцы?
Уж ветер стелется, уже земля в росе,
Уж скоро звездная в небе застынет вьюга,
И под землею скоро уснем мы все,
Кто
на земле не давали уснуть друг другу.
У меня же, помню, затеплилось в груди хорошее чувство. Я был еще
поэтом и в обществе лесов, майского вечера и начинающей мерцать вечерней звезды мог глядеть
на женщину только
поэтом… Я
смотрел на девушку в красном с тем же благоговением, с каким привык глядеть
на леса, горы, лазурное небо. У меня еще тогда осталась некоторая доля сентиментальности, полученной мною в наследство от моей матери-немки.
Монах остановился и, о чем-то думая, начал
смотреть на нее…Солнце уже успело зайти. Взошла луна и бросала свои холодные лучи
на прекрасное лицо Марии. Недаром
поэты, воспевая женщин, упоминают о луне! При луне женщина во сто крат прекраснее. Прекрасные черные волосы Марии, благодаря быстрой походке, рассыпались по плечам и по глубоко дышавшей, вздымавшейся груди…Поддерживая
на шее косынку, она обнажила руки до локтей…
Небесполезно
посмотреть на представителей той серединной генерации, которая лежит пластом между «прадiдами и прауноками» — между теми, которых национальный
поэт величал «велыкими», и теми, которых он считал за «поганых». Перед нами теперь фигуры, стоявшие
на водоразделе этих двух главных течений, из которых одно несло будто
на себе малороссийский край к незапятнанному величию, а другое повлекло его к неисправимому «поганству».
Печально было
смотреть на эту привычную действительность, когда перед глазами носился еще облик рыцаря и
поэта, в ушах еще звучали наивно благородные излияния чистой, непродажной и верной любви.