Неточные совпадения
Он
смотрел на ее
высокую прическу с длинным белым вуалем и белыми цветами,
на высоко стоявший сборчатый воротник, особенно девственно закрывавший с боков и открывавший спереди ее длинную шею и поразительно тонкую талию, и ему казалось, что она была лучше, чем когда-нибудь, — не потому, чтоб эти цветы, этот вуаль, это выписанное из Парижа платье прибавляли что-нибудь к ее красоте, но потому, что, несмотря
на эту приготовленную пышность наряда, выражение ее милого лица, ее взгляда, ее губ были всё тем же ее особенным выражением невинной правдивости.
Лежа
на спине, он
смотрел теперь
на высокое, безоблачное небо. «Разве я не знаю, что это — бесконечное пространство, и что оно не круглый свод? Но как бы я ни щурился и ни напрягал свое зрение, я не могу видеть его не круглым и не ограниченным, и, несмотря
на свое знание о бесконечном пространстве, я несомненно прав, когда я вижу твердый голубой свод, я более прав, чем когда я напрягаюсь видеть дальше его».
Константин Левин
смотрел на брата как
на человека огромного ума и образования, благородного в самом
высоком значении этого слова и одаренного способностью деятельности для общего блага.
Левин
посмотрел еще раз
на портрет и
на ее фигуру, как она, взяв руку брата, проходила с ним в
высокие двери, и почувствовал к ней нежность и жалость, удивившие его самого.
И вдруг, вспомнив о раздавленном человеке в день ее первой встречи с Вронским, она поняла, что̀ ей надо делать. Быстрым, легким шагом спустившись по ступенькам, которые шли от водокачки к рельсам, она остановилась подле вплоть мимо ее проходящего поезда. Она
смотрела на низ вагонов,
на винты и цепи и
на высокие чугунные колеса медленно катившегося первого вагона и глазомером старалась определить середину между передними и задними колесами и ту минуту, когда середина эта будет против нее.
Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу: бедно, разбросанно и неприютно в тебе; не развеселят, не испугают взоров дерзкие дива природы, венчанные дерзкими дивами искусства, города с многооконными
высокими дворцами, вросшими в утесы, картинные дерева и плющи, вросшие в домы, в шуме и в вечной пыли водопадов; не опрокинется назад голова
посмотреть на громоздящиеся без конца над нею и в вышине каменные глыбы; не блеснут сквозь наброшенные одна
на другую темные арки, опутанные виноградными сучьями, плющами и несметными миллионами диких роз, не блеснут сквозь них вдали вечные линии сияющих гор, несущихся в серебряные ясные небеса.
Ему сказали, где мать; он прошел в
высокое помещение и, тихо прикрыв дверь, неслышно остановился,
смотря на поседевшую женщину в черном платье.
Но теперь, странное дело, в большую такую телегу впряжена была маленькая, тощая саврасая крестьянская клячонка, одна из тех, которые — он часто это видел — надрываются иной раз с
высоким каким-нибудь возом дров или сена, особенно коли воз застрянет в грязи или в колее, и при этом их так больно, так больно бьют всегда мужики кнутами, иной раз даже по самой морде и по глазам, а ему так жалко, так жалко
на это
смотреть, что он чуть не плачет, а мамаша всегда, бывало, отводит его от окошка.
Запущенный под облака,
Бумажный Змей, приметя свысока
В долине мотылька,
«Поверишь ли!» кричит: «чуть-чуть тебя мне видно;
Признайся, что тебе завидно
Смотреть на мой
высокий столь полёт». —
«Завидно? Право, нет!
Напрасно о себе ты много так мечтаешь!
Хоть высоко, но ты
на привязи летаешь.
Такая жизнь, мой свет,
От счастия весьма далёко;
А я, хоть, правда, невысоко,
Зато лечу,
Куда хочу;
Да я же так, как ты, в забаву для другого,
Пустого,
Век целый не трещу».
Подходя к комендантскому дому, мы увидели
на площадке человек двадцать стареньких инвалидов с длинными косами и в треугольных шляпах. Они выстроены были во фрунт. Впереди стоял комендант, старик бодрый и
высокого росту, в колпаке и в китайчатом халате. Увидя нас, он к нам подошел, сказал мне несколько ласковых слов и стал опять командовать. Мы остановились было
смотреть на учение; но он просил нас идти к Василисе Егоровне, обещаясь быть вслед за нами. «А здесь, — прибавил он, — нечего вам
смотреть».
Самгин следил, как соблазнительно изгибается в руках офицера с черной повязкой
на правой щеке тонкое тело
высокой женщины с обнаженной до пояса спиной,
смотрел и привычно ловил клочки мудрости человеческой. Он давно уже решил, что мудрость, схваченная непосредственно у истока ее, из уст людей, — правдивее, искренней той, которую предлагают книги и газеты. Он имел право думать, что особенно искренна мудрость пьяных, а за последнее время ему казалось, что все люди нетрезвы.
Этой части города он не знал, шел наугад, снова повернул в какую-то улицу и наткнулся
на группу рабочих, двое были удобно, головами друг к другу, положены к стене, под окна дома, лицо одного — покрыто шапкой: другой, небритый, желтоусый, застывшими глазами
смотрел в сизое небо, оно крошилось снегом;
на каменной ступени крыльца сидел пожилой человек в серебряных очках, толстая женщина, стоя
на коленях, перевязывала ему ногу
выше ступни, ступня была в крови, точно в красном носке, человек шевелил пальцами ноги, говоря негромко, неуверенно...
На Марину он не
смотрел, помня памятью глаз, что она сидит неподвижно и
выше всех.
Кучер, благообразный, усатый старик, похожий
на переодетого генерала, пошевелил вожжами, — крупные лошади стали осторожно спускать коляску по размытой дождем дороге; у выезда из аллеи обогнали мужиков, — они шли гуськом друг за другом, и никто из них не снял шапки, а солдат, приостановясь, развертывая кисет, проводил коляску сердитым взглядом исподлобья. Марина, прищурясь, покусывая губы, оглядывалась по сторонам, измеряя поля; правая бровь ее была поднята
выше левой, казалось, что и глаза
смотрят различно.
Как-то днем, в стороне бульвара началась очень злая и частая пальба. Лаврушку с его чумазым товарищем послали
посмотреть: что там? Минут через двадцать чумазый привел его в кухню облитого кровью, — ему прострелили левую руку
выше локтя. Голый до пояса, он сидел
на табурете, весь бок был в крови, — казалось, что с бока его содрана кожа. По бледному лицу Лаврушки текли слезы, подбородок дрожал, стучали зубы. Студент Панфилов, перевязывая рану, уговаривал его...
На одном из собраний против него выступил
высокий человек, с курчавой, в мелких колечках, бородой серого цвета, из-под его больших нахмуренных бровей строго
смотрели прозрачные голубые глаза,
на нем был сборный костюм, не по росту короткий и узкий, — клетчатые брюки, рыжие и черные, полосатый серый пиджак, синяя сатинетовая косоворотка. Было в этом человеке что-то смешное и наивное, располагающее к нему.
— Уйди, — повторила Марина и повернулась боком к нему, махая руками. Уйти не хватало силы, и нельзя было оторвать глаз от круглого плеча, напряженно
высокой груди, от спины, окутанной массой каштановых волос, и от плоской серенькой фигурки человека с глазами из стекла. Он видел, что янтарные глаза Марины тоже
смотрят на эту фигурку, — руки ее поднялись к лицу; закрыв лицо ладонями, она странно качнула головою, бросилась
на тахту и крикнула пьяным голосом, топая голыми ногами...
— Просто — до ужаса… А говорят про него, что это — один из крупных большевиков… Вроде полковника у них. Муж сейчас приедет, — его ждут, я звонила ему, — сказала она ровным, бесцветным голосом,
посмотрев на дверь в приемную мужа и, видимо, размышляя: закрыть дверь или не надо? Небольшого роста, но очень стройная, она казалась
высокой, в красивом лице ее было что-то детски неопределенное, синеватые глаза
смотрели вопросительно.
Малейшего повода довольно было, чтоб вызвать это чувство из глубины души Захара и заставить его
смотреть с благоговением
на барина, иногда даже удариться, от умиления, в слезы. Боже сохрани, чтоб он поставил другого какого-нибудь барина не только
выше, даже наравне с своим! Боже сохрани, если б это вздумал сделать и другой!
Там, у царицы пира, свежий, блистающий молодостью лоб и глаза, каскадом падающая
на затылок и шею темная коса,
высокая грудь и роскошные плечи. Здесь — эти впадшие, едва мерцающие, как искры, глаза, сухие, бесцветные волосы, осунувшиеся кости рук… Обе картины подавляли его ужасающими крайностями, между которыми лежала такая бездна, а между тем они стояли так близко друг к другу. В галерее их не поставили бы рядом: в жизни они сходились — и он
смотрел одичалыми глазами
на обе.
Он задумчиво стоял в церкви,
смотрел на вибрацию воздуха от теплящихся свеч и
на небольшую кучку провожатых: впереди всех стоял какой-то толстый,
высокий господин, родственник, и равнодушно нюхал табак. Рядом с ним виднелось расплывшееся и раскрасневшееся от слез лицо тетки, там кучка детей и несколько убогих старух.
Глаза разбегались у нас, и мы не знали,
на что
смотреть:
на пешеходов ли, спешивших, с маленькими лошадками и клажей
на них, из столицы и в столицу;
на дальнюю ли гору, которая мягкой зеленой покатостью манила войти
на нее и посидеть под кедрами; солнце ярко выставляло ее напоказ, а тут же рядом пряталась в прохладной тени долина с огороженными
высоким забором хижинами, почти совсем закрытыми ветвями.
Красная мадера не имеет ни малейшей сладости; это капитальное вино и нам показалось несравненно
выше белой, madeire secco, которую мы только попробовали, а
на другие вина и не
смотрели.
Здесь пока, до начала горы, растительность была скудная, и дачи, с опаленною кругом травою и тощими кустами,
смотрели жалко. Они с закрытыми своими жалюзи, как будто с закрытыми глазами, жмурились от солнца. Кругом немногие деревья и цветники, неудачная претензия
на сад, делали эту наготу еще разительнее. Только одни исполинские кусты алоэ, вдвое
выше человеческого роста, не боялись солнца и далеко раскидывали свои сочные и колючие листья.
Как только она вошла, глаза всех мужчин, бывших в зале, обратились
на нее и долго не отрывались от ее белого с черными глянцевито-блестящими глазами лица и выступавшей под халатом
высокой груди. Даже жандарм, мимо которого она проходила, не спуская глаз,
смотрел на нее, пока она проходила и усаживалась, и потом, когда она уселась, как будто сознавая себя виновным, поспешно отвернулся и, встряхнувшись, уперся глазами в окно прямо перед собой.
Нехлюдов слез с пролетки и вслед за ломовым, опять мимо пожарного часового, вошел
на двор участка.
На дворе теперь пожарные уже кончили мыть дроги, и
на их месте стоял
высокий костлявый брандмайор с синим околышем и, заложив руки в карманы, строго
смотрел на буланого с наеденной шеей жеребца, которого пожарный водил перед ним. Жеребец припадал
на переднюю ногу, и брандмайор сердито говорил что-то стоявшему тут же ветеринару.
В то время когда Маслова, измученная длинным переходом, подходила с своими конвойными к зданию окружного суда, тот самый племянник ее воспитательниц, князь Дмитрий Иванович Нехлюдов, который соблазнил ее, лежал еще
на своей
высокой, пружинной с пуховым тюфяком, смятой постели и, расстегнув ворот голландской чистой ночной рубашки с заутюженными складочками
на груди, курил папиросу. Он остановившимися глазами
смотрел перед собой и думал о том, что предстоит ему нынче сделать и что было вчера.
Владимир Васильевич Вольф был действительно un homme très comme il faut, и это свое свойство ставил
выше всего, с высоты его
смотрел на всех других людей и не мог не ценить высоко этого свойства, потому что благодаря только ему он сделал блестящую карьеру, ту самую, какую, желал, т. е. посредством женитьбы приобрел состояние, дающее 18 тысяч дохода, и своими трудами — место сенатора.
Нехлюдов сидел в первом ряду
на своем
высоком стуле, вторым от края, и, снимая pince-nez,
смотрел на Маслову, и в душе его шла сложная и мучительная работа.
В дверях гостиной, куда оглянулся Привалов, стоял не один дядюшка, а еще
высокая, худощавая девушка, которая
смотрела на Привалова кокетливо прищуренными глазами.
Антонида Ивановна ничего не ответила мужу, а только медленно
посмотрела своим теплым и влажным взглядом
на Привалова, точно хотела сказать этим взглядом: «Что же вы не предлагаете мне руки? Ведь вы видите, что я стою одна…» Привалов предложил руку, и Антонида Ивановна слегка оперлась
на нее своей затянутой
выше локтя в белую лайковую перчатку рукой.
Надежда Васильевна, старшая дочь Бахаревых, была
высокая симпатичная девушка лет двадцати. Ее, пожалуй, можно было назвать красивой, но
на Маргариту она уже совсем не походила. Сравнение Хионии Алексеевны вызвало
на ее полном лице спокойную улыбку, но темно-серые глаза, опушенные густыми черными ресницами,
смотрели из-под тонких бровей серьезно и задумчиво. Она откинула рукой пряди светло-русых гладко зачесанных волос, которые выбились у нее из-под летней соломенной шляпы, и спокойно проговорила...
— Иван
выше смотрит. Иван и
на тысячи не польстится. Иван не денег, не спокойствия ищет. Он мучения, может быть, ищет.
Чем
выше мы поднимались, тем больше было снегу. Увидя вверху просвет, я обрадовался, думая, что вершина недалеко, но радость оказалась преждевременной: то были кедровые стланцы. Хорошо, что они не занимали большого пространства. Пробравшись сквозь них, мы ступили
на гольцы, лишенные всякой растительности. Я
посмотрел на барометр — стрелка показывала 760 м.
Следующие три дня были дневки. Мы отдыхали и собирались с силами. Каждый день я ходил к морю и осматривал ближайшие окрестности. Река Амагу (по-удэгейски Амули, а по-китайски Амагоу) образуется из слияния трех рек: самой Амагу, Квандагоу, по которой мы прошли, и Кудя-хе, впадающей в Амагу тоже с правой стороны, немного
выше Квандагоу. Поэтому когда
смотришь со стороны моря, то невольно принимаешь Кудя-хе за главную реку, которая
на самом деле течет с севера, и потому долины ее из-за гор не видно.
Внутренность рощи, влажной от дождя, беспрестанно изменялась,
смотря по тому, светило ли солнце, или закрывалось облаком; она то озарялась вся, словно вдруг в ней все улыбнулось: тонкие стволы не слишком частых берез внезапно принимали нежный отблеск белого шелка, лежавшие
на земле мелкие листья вдруг пестрели и загорались червонным золотом, а красивые стебли
высоких кудрявых папоротников, уже окрашенных в свой осенний цвет, подобный цвету переспелого винограда, так и сквозили, бесконечно путаясь и пересекаясь перед глазами; то вдруг опять все кругом слегка синело: яркие краски мгновенно гасли, березы стояли все белые, без блеску, белые, как только что выпавший снег, до которого еще не коснулся холодно играющий луч зимнего солнца; и украдкой, лукаво, начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь.
Я
посмотрел на него. Редко мне случалось видеть такого молодца. Он был
высокого роста, плечист и сложен
на славу. Из-под мокрой замашной рубашки выпукло выставлялись его могучие мышцы. Черная курчавая борода закрывала до половины его суровое и мужественное лицо; из-под сросшихся широких бровей смело глядели небольшие карие глаза. Он слегка уперся руками в бока и остановился передо мною.
На другой день пошел я
смотреть лошадей по дворам и начал с известного барышника Ситникова. Через калитку вошел я
на двор, посыпанный песочком. Перед настежь раскрытою дверью конюшни стоял сам хозяин, человек уже не молодой,
высокий и толстый, в заячьем тулупчике, с поднятым и подвернутым воротником. Увидав меня, он медленно двинулся ко мне навстречу, подержал обеими руками шапку над головой и нараспев произнес...
…Когда я пришел в себя, я лежал
на полу, голову ломило страшно.
Высокий, седой жандарм стоял, сложа руки, и
смотрел на меня бессмысленно-внимательно, в том роде, как в известных бронзовых статуэтках собака
смотрит на черепаху.
Когда мы ехали назад, я увидел издали
на поле старосту, того же, который был при нас, он сначала не узнал меня, но, когда мы проехали, он, как бы спохватившись, снял шляпу и низко кланялся. Проехав еще несколько, я обернулся, староста Григорий Горский все еще стоял
на том же месте и
смотрел нам вслед; его
высокая бородатая фигура, кланяющаяся середь нивы, знакомо проводила нас из отчуждившегося Васильевского.
Хозяйство Савельцевых окончательно процвело. Обездолив крестьян, старик обработывал уже значительное количество земли, и доходы его росли с каждым годом.
Смотря на него, и соседи стали задумываться, а многие начали даже ездить к нему под предлогом поучиться, а в сущности — в надежде занять денег. Но Абрам Семеныч, несмотря
на предлагаемый
высокий процент, наотрез всем отказывал.
Вдруг из классной двери выбегает малыш, преследуемый товарищем. Он ныряет прямо в толпу, чуть не сбивает с ног Самаревича, подымает голову и видит над собой
высокую фигуру, сухое лицо и желчно — злые глаза. Несколько секунд он испуганно
смотрит на неожиданное явление, и вдруг с его губ срывается кличка Самаревича...
В этот промежуток дня наш двор замирал. Конюхи от нечего делать ложились спать, а мы с братом слонялись по двору и саду,
смотрели с заборов в переулок или
на длинную перспективу шоссе, узнавали и делились новостями… А солнце, подымаясь все
выше, раскаляло камни мощеного двора и заливало всю нашу усадьбу совершенно обломовским томлением и скукой…
Прочухавшийся приказчик еще раз смерил странного человека с ног до головы, что-то сообразил и крикнул подрушного. Откуда-то из-за мешков с мукой выскочил молодец, выслушал приказ и полетел с докладом к хозяину. Через минуту он вернулся и объявил, что сам придет сейчас. Действительно, послышались тяжелые шаги, и в лавку заднею дверью вошел
высокий седой старик в котиковом картузе. Он
посмотрел на странного человека через старинные серебряные очки и проговорил не торопясь...
Писарь сумрачно согласился. Он вообще был не в духе. Они поехали верхами. Поповский покос был сейчас за Шеинскою курьей, где шли заливные луга. Под Суслоном это было одно из самых красивых мест, и суслонские мужики
смотрели на поповские луга с завистью. С
высокого правого берега, точно браною зеленою скатертью, развертывалась широкая картина. Сейчас она была оживлена сотнями косцов, двигавшихся стройною ратью. Ермилыч невольно залюбовался и со вздохом проговорил...
Калитка отворяется, и во двор въезжает верхом
на вороной
высокой лошади молодой человек в черкеске, папахе и с серебряным большим кинжалом
на поясе. Великолепная вороная лошадь-степняк, покачиваясь
на тонких сухих ногах, грациозно подходит
на середину двора и останавливается. Молодой человек с опухшим красным лицом и мутными глазами сонно
смотрит на старика в халате.
Скитские старцы ехали уже второй день. Сани были устроены для езды в лес, некованные, без отводов, узкие и
на высоких копыльях. Когда выехали
на настоящую твердую дорогу, по которой заводские углепоставщики возили из куреней
на заводы уголь, эти лесные сани начали катиться, как по маслу, и несколько раз перевертывались. Сконфуженная лошадь останавливалась и точно с укором
смотрела на валявшихся по дороге седоков.
Положение доктора вообще получалось критическое. Все
смотрели на него, как
на зачумленного.
На его имя получались анонимные письма с предупреждением, что купцы нанимают Лиодора Малыгина избить его до полусмерти. Только два самых влиятельных лица оставались с ним в прежних отношениях — Стабровский и Луковников. Они были
выше всех этих дрязг и пересудов.
Это был
высокий, сухой и копченый человек, в тяжелом тулупе из овчины, с жесткими волосами
на костлявом, заржавевшем лице. Он ходил по улице согнувшись, странно качаясь, и молча, упорно
смотрел в землю под ноги себе. Его чугунное лицо, с маленькими грустными глазами, внушало мне боязливое почтение, — думалось, что этот человек занят серьезным делом, он чего-то ищет, и мешать ему не надобно.
С
высокого берега
смотрели вниз чахлые, больные деревья; здесь
на открытом месте каждое из них в одиночку ведет жестокую борьбу с морозами и холодными ветрами, и каждому приходится осенью и зимой, в длинные страшные ночи, качаться неугомонно из стороны в сторону, гнуться до земли, жалобно скрипеть, — и никто не слышит этих жалоб.