Неточные совпадения
Последняя фраза целиком долетела до маленьких розовых ушей Верочки, когда она подходила к угловой комнате с полной тарелкой вишневого варенья. Фамилия Привалова заставила ее даже вздрогнуть… Неужели это тот самый Сережа Привалов, который учился в гимназии вместе с Костей и когда-то жил у них? Один раз она еще укусила его за ухо, когда они играли в жгуты… Сердце Верочки по неизвестной причине забило тревогу, и в голове
молнией мелькнула мысль: «Жених… жених для Нади!»
На другой день сразу было 3 грозы. Я заметил, что по мере приближения к морю грозы затихали. Над водой вспышки
молнии происходили только в верхних слоях атмосферы, между облаками. Как и надо было ожидать,
последний ливень перешел в мелкий дождь, который продолжался всю ночь и следующие 2 суток без перерыва.
Когда он, бывало, приходил в нашу аудиторию или с деканом Чумаковым, или с Котельницким, который заведовал шкапом с надписью «Materia Medica», [Медицинское вещество (лат.).] неизвестно зачем проживавшим в математической аудитории, или с Рейсом, выписанным из Германии за то, что его дядя хорошо знал химию, — с Рейсом, который, читая по-французски, называл светильню — baton de coton, [хлопчатобумажной палкой вместо: «cordon de coton» — хлопчатобумажным фитилем (фр.).] яд — рыбой (poisson [Яд — poison; рыба — poisson (фр.).]), а слово «
молния» так несчастно произносил, что многие думали, что он бранится, — мы смотрели на них большими глазами, как на собрание ископаемых, как на
последних Абенсерагов, представителей иного времени, не столько близкого к нам, как к Тредьяковскому и Кострову, — времени, в котором читали Хераскова и Княжнина, времени доброго профессора Дильтея, у которого были две собачки: одна вечно лаявшая, другая никогда не лаявшая, за что он очень справедливо прозвал одну Баваркой, [Болтушкой (от фр. bavard).] а другую Пруденкой.
Едва, как отрезанный, затих
последний слог
последнего падежа, — в классе, точно по волшебству, новая перемена. На кафедре опять сидит учитель, вытянутый, строгий, чуткий, и его блестящие глаза, как
молнии, пробегают вдоль скамей. Ученики окаменели. И только я, застигнутый врасплох, смотрю на все с разинутым ртом… Крыштанович толкнул меня локтем, но было уже поздно: Лотоцкий с резкой отчетливостью назвал мою фамилию и жестом двух пальцев указал на угол.
И во мне исчезли мои
молнии. Я почувствовал большую усталость и тишину… но образ Зинаиды продолжал носиться, торжествуя, над моею душой. Только он сам, этот образ, казался успокоенным: как полетевший лебедь — от болотных трав, отделился он от окружавших его других неблаговидных фигур, и я, засыпая, в
последний раз припал к нему с прощальным и доверчивым обожанием…
Но томление духа по небесном свете приближает к нам сей
последний; когда же он соприкасается с нашим духом, то происходит сотрясение, или толчок, иначе называемый небесною
молниею.
Дождь переставал, тучи остановились над городом и, озаряемые голубоватым блеском отдалённых
молний, вздрагивали, отряхая на грязную землю
последние, скупые капли. Каркала ворона, похваливая дождь.
По границам окоёма стоят леса, подпирая пустое небо, и
последние стрижи, звеня, чертят воздух быстрыми, как
молнии, полётами.
Эта картина не
последняя. Не вся перспектива исчерпана; вслед за описанными выше проносятся новые картины наготы и бедности, проносятся с быстротою
молнии, до тех пор, пока отуманенный взор окончательно не отказывается различать в этой мрачной, зияющей бездне будущего!
В окно бани хлестал дождь, угол ее подмывал поток воды, бурно стекая на дно оврага. Немощно вспыхивали бледные
молнии последней грозы. Баринов тихо спрашивал...
Уже с полудня парило и в отдалении всё погрохатывало; но вот широкая туча, давно лежавшая свинцовой пеленой на самой черте небосклона, стала расти и показываться из-за вершин деревьев, явственнее начал вздрагивать душный воздух, всё сильнее и сильнее потрясаемый приближавшимся громом; ветер поднялся, прошумел порывисто в листьях, замолк, опять зашумел продолжительно, загудел; угрюмый сумрак побежал над землею, быстро сгоняя
последний отблеск зари; сплошные облака, как бы сорвавшись, поплыли вдруг, понеслись по небу; дождик закапал,
молния вспыхнула красным огнем, и гром грянул тяжко и сердито.
Он в
последнее время, вообще, спал плохо, а сегодня просто задремал и проснулся от слуховой галлюцинации, которая, как
молния, осветила все прошлое.
В
последний раз — в одичалом мраке —
Я вижу — горит королевский венец
В темных твоих волосах!
Или
молнии свет скользнул?
Как озарилось твое лицо!
Когда старый Улангерский скит в
последних годах прошлого столетия сгорел от
молнии, ударившей в пору необычайную, в самый крещенский сочельник, галицкая помещица Акулина Степановна Свечина со своею племянницей Феодосьей Федоровной Сухониной собрала разбежавшихся от ужаса матушек, привела их на речку Козленец и поставила тут доныне существующий Улангерский скит.
Странное чувство овладело мною: я и испугался и заинтересовался этим явлением. Очень быстро чувство страха сменилось любопытством… Я быстро пошел назад, взошел на пригорок и пробрался к тому кусту, где
последний раз видел свет. Шаровая
молния пропала. Долго я искал ее глазами и нигде не мог найти. Она словно в воду канула. Тогда я вернулся на тропу и пошел своей дорогой.
Представь
последний день природы,
Что пролилася звезд река,
На огнь пошли стеною воды,
Бугры взвилися в облака;
Что вихри тучи к тучам гнали,
Что мрак лишь
молнии свещали,
Что гром потряс всемирну ось,
Что солнце, мглою покровенно,
Ядро казалось раскалено:
Се вид, как вшел в Измаил Росс.
Старик Петр Семенович Маслов был одинокий вдовец, за
последние годы живший почти анахоретом, человек со многими странностями, в числе которых преобладающими были страх смерти вообще и какая-то фатальная уверенность, что он умрет, убитый
молнией.
Последний упал, сильно ударившись головой о толстый корень дерева, а неизвестный с быстротою
молнии скрылся в чаще леса.
С быстротою
молнии облетело
последнее петербургские великосветские гостиные и достигло до дворца.
Произнеся этот «огнен глагол», Мина Силыч поклонился до земли и не поднял своей белой головы от полу. Народ стоял, как стадо овец, испуганное внезапно блеснувшею
молниею. Никто не ответил Кочетову ни одним словом, и в глубочайшем молчании вся смущенная семья старогородская, человек по человеку, разошлась по домам своим.
Последний поднялся с полу Мина Силыч, поклонился у порога сторожу, произнося «прости, будь милостив», и побрел ко двору своему, глубоко тронутый, но спокойный.