Автоматически, почти бессознательно я ломал камыши,
порезал руки, но боялся оставить работу и продолжал рвать траву до тех пор, пока окончательно не обессилел.
Вместо ответа Вася схватил камень и запустил им в медного заводовладельца. Вот тебе, кикимора!.. Нюрочке тоже хотелось бросить камнем, но она не посмела. Ей опять сделалось весело, и с горы она побежала за Васей, расставив широко руки, как делал он. На мосту Вася набрал шлаку и заставил ее бросать им в плававших у берега уток. Этот пестрый стекловидный шлак так понравился Нюрочке, что она набила им полные карманы своей шубки, причем
порезала руку.
И, наверное, ни одна душа не заметила, что тарелка, разлетевшаяся под моим кулаком, была сверху покрыта салфеткой, чтобы не
порезать руки.
— Как ты не понимаешь? Ты думаешь, он так на одном месте и остановится? Он будет идти все дальше и дальше, — в руки, в ноги, в голову.
Порежешь руку, и из нее потечет понос; начнешь сморкаться, — в носовом платке понос.
Неточные совпадения
— Очень имеют. Особенно — мелкие и которые часто в
руки берешь. Например — инструменты: одни любят вашу
руку, другие — нет. Хоть брось. Я вот не люблю одну актрису, а она дала мне починить старинную шкатулку, пустяки починка. Не поверите: я долго бился — не мог справиться. Не поддается шкатулка. То палец
порежу, то кожу прищемлю, клеем ожегся. Так и не починил. Потому что шкатулка знала: не люблю я хозяйку ее.
— Да, а трое из них потом померли, потому купец их тоже больно косой
порезал… Кровью сошли. Одному купец
руку отхватил, так тот, сказывают, версты четыре без
руки бежал и под самым Куриковым его на бугорочке нашли. Сидит на корточках, голову на колени положил, словно задумавшись, а поглядели — в нем души нет, помер…
Поцелуй меня, красная девица, на любовь да на вечное счастье!» — «А отчего у тебя
руки в крови?» — «
Руки в крови, моя родимая? а ваших собак
порезал; разлаялись больно на позднего гостя.
«Весело мне стало! „Эх, важно! — думаю, — удалая девка Радда!“ Вот она подошла к нему, он и не слышит. Положила ему
руку на плечо; вздрогнул Лойко, разжал
руки и поднял голову. И как вскочит, да за нож! Ух,
порежет девку, вижу я, и уж хотел, крикнув до табора, побежать к ним, вдруг слышу...
— О! кабы так, не помешкав приступил бы я к тебе с просьбою помочь моему детищу, которое, после смерти матери своей и в разлуке с родиной, заменяло мне их. Я знаю, как ты доточен на эти дела. Давно ли ты избавил меня от смерти?
Порезав себе косою ногу, я обливался кровью; сам господин Блументрост не мог остановить ее: тебя подвели ко мне; ты обмакнул безымянный палец правой
руки в кровь мою, текущую ручьем, написал ею на лбу моем какие-то слова…
— Правильно!.. Ах, н-негодяи! — Он взволнованно заходил вдоль стола, глубоко засунув
руки в карманы. — В колхоз идти, а раньше того, понимать, всю скотину свою
порежут! А рабочие в городах сидят без мяса, без жиров, без молока! Расстрелять их мало! Всему государству какой делают подрыв!
— Я, — говорит, — спешу кончить следствие и нынче рано вызвал к допросу убийцу и говорил с ним, а сам в это время брился и потом шутя спрашиваю его: отчего он столько человек
порезал, а меня не хотел зарезать моею же бритвою? — А он отвечает: „Не знаю: нонче мне что-то
рук кровянить не хочется“.