Неточные совпадения
С Жираном было то же самое: сначала он
рвался и взвизгивал, потом лег подле меня, положил морду мне
на колени и успокоился.
Начинает тихо, нежно: «Помнишь, Гретхен, как ты, еще невинная, еще ребенком, приходила с твоей мамой в этот собор и лепетала молитвы по старой книге?» Но песня все сильнее, все страстнее, стремительнее; ноты выше: в них слезы, тоска, безустанная, безвыходная, и, наконец, отчаяние: «Нет прощения, Гретхен, нет здесь тебе прощения!» Гретхен хочет молиться, но из груди ее
рвутся лишь крики — знаете, когда судорога от слез в груди, — а песня сатаны все не умолкает, все глубже вонзается в душу, как острие, все выше — и вдруг обрывается почти криком: «Конец всему, проклята!» Гретхен падает
на колена, сжимает перед собой руки — и вот тут ее молитва, что-нибудь очень краткое, полуречитатив, но наивное, безо всякой отделки, что-нибудь в высшей степени средневековое, четыре стиха, всего только четыре стиха — у Страделлы есть несколько таких нот — и с последней нотой обморок!
Она томилась,
рвалась, выплакала все глаза, отстояла
колени, молясь теплой заступнице мира холодного, просила ее спасти его и дать ей силы совладать с страданием вечной разлуки и через два месяца стала навещать старую знакомую своей матери, инокиню Серафиму, через полгода совсем переселилась к ней, а еще через полгода, несмотря ни
на просьбы и заклинания семейства, ни
на угрозы брата похитить ее из монастыря силою, сделалась сестрою Агниею.
Она
рванулась к дверям, но Гордей Евстратыч, ухватившись за ее платье,
на коленях пополз за ней. Лицо у него было даже страшно в настоящую минуту, столько в нем стояло безысходной муки, отчаяния и мольбы...
Публика загудела. Это была не обычная корзина аэростата, какие я видел
на картинках, а низенькая, круглая, аршина полтора в диаметре и аршин вверх, плетушка из досок от бочек и веревок. Сесть не
на что, загородка по
колено. Берг дал знак, крикнул «пускай», и не успел я опомниться, как шар
рванулся сначала в сторону, потом вверх, потом вбок, брошенный ветром, причем низком корзины чуть-чуть не ударился в трубу дома — и закрутился… Москва тоже крутилась и проваливалась подо мной.
Я
рванулся от него и спотыкнулся
на колени.
Сергей сел
на хозяина, придавил обе его руки
коленами и хотел перехватить под руками Катерины Львовны за горло, но в это же мгновение сам отчаянно вскрикнул. При виде своего обидчика кровавая месть приподняла в Зиновии Борисыче все последние его силы: он страшно
рванулся, выдернул из-под Сергеевых
колен свои придавленные руки и, вцепившись ими в черные кудри Сергея, как зверь закусил зубами его горло. Но это было ненадолго: Зиновий Борисыч тотчас же тяжело застонал и уронил голову.
Повергнутый сильным толчком
на землю, Буланин почувствовал, как чье-то
колено с силою уперлось в его шею. Он пробовал освободиться, но то же самое
колено втиснуло его рот и нос в чей-то мягкий живот, в то время как
на его спине барахтались еще десятки рук и ног. Недостаток воздуха вдруг придал Буланину припадочную силу. Ударив кулаком в лицо одного соседа и схватившись за волосы другого, он
рванулся и выскочил из кучи.
— Катерина! Катерина! — шептал Ордынов, упав перед ней
на колени и
порываясь остановить ее. — Катерина!
— Пусти! Пусти!.. — крикнула она, яростно
рванулась как раз к кровати и упала
на одно
колено.
Но чтение, по-видимому, плохо ее занимает; она роняет книгу и опять ее поднимает, кладет ее
на колени и хочет резать листы головною шпилькой, но листы
рвутся, и книга падает.