Неточные совпадения
— Только если он не приедет, и я
прощусь с вами,
дети, — грустно вздохнув, сказала княгиня.
— Николаю отдайте, да приходите же после
с детьми проститься.
— Это он в Иерусалим идет, братцы,
с детьми,
с родиной
прощается, всему миру поклоняется, столичный город Санкт-Петербург и его грунт лобызает, — прибавил какой-то пьяненький из мещан.
— Есть, Аркадий, есть у меня другие слова, только я их не выскажу, потому что это романтизм, — это значит: рассыропиться. А ты поскорее женись; да своим гнездом обзаведись, да наделай
детей побольше. Умницы они будут уже потому, что вовремя они родятся, не то что мы
с тобой. Эге! я вижу, лошади готовы. Пора! Со всеми я
простился… Ну что ж? обняться, что ли?
В один из тех теплых, но грустных дней, когда осеннее солнце,
прощаясь с обедневшей землей, как бы хочет напомнить о летней, животворящей силе своей,
дети играли в саду. Клим был более оживлен, чем всегда, а Борис настроен добродушней. Весело бесились Лидия и Люба, старшая Сомова собирала букет из ярких листьев клена и рябины. Поймав какого-то запоздалого жука и подавая его двумя пальцами Борису, Клим сказал...
Марфенька обошла каждую избу,
прощалась с бабами, ласкала ребятишек, двум из них вымыла рожицы, некоторым матерям дала ситцу на рубашонки
детям, да двум девочкам постарше на платья и две пары башмаков, сказав, чтоб не смели ходить босоногие по лужам.
Несколько раз похвалив
детей и тем хотя отчасти удовлетворив мать, жадно впитывающую в себя эти похвалы, он вышел за ней в гостиную, где англичанин уже дожидался его, чтобы вместе, как они уговорились, ехать в тюрьму.
Простившись со старыми и молодыми хозяевами, Нехлюдов вышел вместе
с англичанином на крыльцо генеральского дома.
Штабс-капитан замахал наконец руками: «Несите, дескать, куда хотите!»
Дети подняли гроб, но, пронося мимо матери, остановились пред ней на минутку и опустили его, чтоб она могла
с Илюшей
проститься. Но увидав вдруг это дорогое личико вблизи, на которое все три дня смотрела лишь
с некоторого расстояния, она вдруг вся затряслась и начала истерически дергать над гробом своею седою головой взад и вперед.
— Если бы не семья, не
дети, — говорил он мне,
прощаясь, — я вырвался бы из России и пошел бы по миру;
с моим Владимирским крестом на шее спокойно протягивал бы я прохожим руку, которую жал император Александр, — рассказывая им мой проект и судьбу художника в России.
Вечером поздно Серафима получила записку мужа, что он по неотложному делу должен уехать из Заполья дня на два. Это еще было в первый раз, что Галактион не зашел
проститься даже
с детьми. Женское сердце почуяло какую-то неминуемую беду, и первая мысль у Серафимы была о сестре Харитине. Там Галактион, и негде ему больше быть…
Дети спали. Серафима накинула шубку и пешком отправилась к полуяновской квартире. Там еще был свет, и Серафима видела в окно, что сестра сидит у лампы
с Агнией. Незачем было и заходить.
Укрепившись причащением святых тайн, она
с спокойною душой утешала мужа и мать,
детей благословила,
простилась с друзьями.
Дмитрий Петрович был очень обрадован, со слезами благодарил за радушие Нечаев, надарил на последние деньги платьев и рубашечек их
детям,
простился с Лефортовом и, переехав в больницу, занялся службой.
Перед отъездом доктору таки выпала нелегкая минутка:
с дитятею ему тяжело было
проститься; смущало оно его своими невинными речами.
Он наклонился к уху больного и громко сказал: «
Дети пришли
проститься с вами».
Мы
с сестрицей каждый день ходили к бабушке только здороваться, а вечером уже не
прощались; но меня иногда после обеда призывали в гостиную или диванную, и Прасковья Ивановна
с коротко знакомыми гостями забавлялась моими ответами, подчас резкими и смелыми, на разные трудные и, должно признаться, иногда нелепые и неприличные для
дитяти вопросы; иногда заставляла она меня читать что-нибудь наизусть из «Россиады» или сумароковских трагедий.
Наконец мы совсем уложились и собрались в дорогу. Дедушка ласково
простился с нами, перекрестил нас и даже сказал: «Жаль, что уж время позднее, а то бы еще
с недельку надо вам погостить. Невестыньке
с детьми было беспокойно жить; ну, да я пристрою ей особую горницу». Все прочие
прощались не один раз; долго целовались, обнимались и плакали. Я совершенно поверил, что нас очень полюбили, и мне всех было жаль, особенно дедушку.
Всё, что он видел и слышал, было так мало сообразно
с его прошедшими, недавними впечатлениями: паркетная светлая, большая зала экзамена, веселые, добрые голоса и смех товарищей, новый мундир, любимый царь, которого он семь лет привык видеть, и который,
прощаясь с ними со слезами, называет их
детьми своими, — и так мало всё, что он видел, похоже на его прекрасные, радужные, великодушные мечты.
Наконец, в половине июня, чтобы поспеть к Петрову дню, началу сенокоса, нагрузив телеги женами,
детьми, стариками и старухами, прикрыв их согнутыми лубьями от дождя и солнца, нагромоздив необходимую домашнюю посуду, насажав дворовую птицу на верхи возов и привязав к ним коров, потянулись в путь бедные переселенцы, обливаясь горькими слезами, навсегда
прощаясь с стариною,
с церковью, в которой крестились и венчались, и
с могилами дедов и отцов.
После ужина все, по старинному прадедовскому обычаю,
прощались с бабушкой, то есть кланялись ей в землю, приговаривая: «Прости и благослови, бабушка…» Степенная, важеватая старуха отвечала поясным поклоном и приговаривала: «Господь тебя простит, милушка». Гордею Евстратычу полагались такие же поклоны от
детей, а сам он кланялся в землю своей мамыньке. В старинных раскольничьих семьях еще не вывелся этот обычай, заимствованный из скитских «метаний».
Мать родная,
прощаясь с любимыми
детьми, не обнимает их так страстно, не целует их так горячо, как целовали мужички землю, кормившую их столько лет.
— Хорошо, что заранее, по крайней мере, сказала! — проговорил князь почти задыхающимся от гнева голосом и затем встал и собрал все книги, которые приносил Елене читать, взял их себе под руку, отыскал после того свою шляпу, зашел потом в детскую, где несколько времени глядел на
ребенка; наконец, поцеловав его горячо раза три — четыре, ушел совсем, не зайдя уже больше и
проститься с Еленой.
Дети, если это возможно, еще большие эгоисты, чем взрослые, и
прощаясь с матерью, я, гордый предстоящей, как я думал, свободой, не понимал,
с какою материнскою нежностью разлучаюсь.
Все вышли провожать Вельчанинова;
дети привели Лизу,
с которой играли в саду. Они смотрели на нее теперь, казалось, еще
с большим недоумением, чем давеча. Лиза задичилась совсем, когда Вельчанинов поцеловал ее при всех,
прощаясь, и
с жаром повторил обещание приехать завтра
с отцом. До последней минуты она молчала и на него не смотрела, но тут вдруг схватила его за рукав и потянула куда-то в сторону, устремив на него умоляющий взгляд; ей хотелось что-то сказать ему. Он тотчас отвел ее в другую комнату.
Вельчанинов скоро уехал из этого городка и не знал, чем тогда кончились следствия его клеветы, но теперь он стал вдруг воображать, чем кончились эти следствия, — и бог знает до чего бы дошло его воображение, если б вдруг не представилось ему одно гораздо ближайшее воспоминание об одной девушке, из простых мещанок, которая даже и не нравилась ему и которой, признаться, он и стыдился, но
с которой, сам не зная для чего, прижил
ребенка, да так и бросил ее вместе
с ребенком, даже не
простившись (правда, некогда было), когда уехал из Петербурга.
Когда она уже
простилась с мужем и
детьми и до третьего звонка оставалось одно мгновение, я вбежал к ней в купе, чтобы положить на полку одну из ее корзинок, которую она едва не забыла; и нужно было
проститься.
Нюйский станок
прощался с солнцем на всю зиму. Ямщики, конечно, увидят его во время своих разъездов, но старики и
дети не увидят до самой весны или, вернее, до лета…
Аксенов сказал: «И ты подумала на меня!» — закрылся руками и заплакал. Потом пришел солдат и сказал, что жене
с детьми надо уходить. И Аксенов в последний раз
простился с семьей.
Когда тетя
простилась и
с этою дамою и со всеми нами, и перецеловала всех окружавших ее дворовых женщин и горничных девушек, и уже занесла ногу на спускную ступеньку коляски, — «бывшая» Д* ринулась к ней, как
дитя к страстно любимой няньке, и закричала...
Старшие, почти уже подростки, вздумали маленько поспорить, говорили, что рано еще и спать им не хочется, но Марфа Михайловна,
с доброй кроткой улыбкой любящей матери, строго посмотрела на них и молча пальцем погрозила.
С грустным видом
дети стали
прощаться. А больно хотелось им еще послушать смешных россказней Патапа Максимыча.
Затем Горданов
простился и ушел, оставя Кишенскому копию, писанную неизвестною рукою
с известного сочинения для того, чтобы было по чему наладить обыск, а невесте еще раз повторил добрый совет: не выдавать Висленеву его рукописания никогда, или по крайней мере до тех пор, пока он исхлопочет усыновление и причисление к своему дворянскому роду обоих ее старших
детей.
Я вспыхнула и оглянулась кругом. Ни одного сочувствующего лица, ни одного ласкового взгляда!.. И это были
дети, маленькие девочки, слетевшиеся сюда еще так недавно
с разных концов России, прощавшиеся со своими родителями всего каких-нибудь два месяца тому назад так же нежно, как я только что
прощалась с моим ненаглядным папой! Да неужели их детские сердечки успели так зачерстветь в этот короткий срок?..
Только к вечеру наши странники возвращаются в деревню.
Дети идут на ночлег в заброшенный сарай, где прежде ссыпался общественный хлеб, а Терентий,
простившись с ними, направляется к кабаку. Прижавшись друг к другу,
дети лежат на соломе и дремлют.
С моими товарищами по летнему сезону я
прощаюсь, как сестра
с сестрами и братьями. Мы успели привязаться друг к другу за это лето. А пережитая болезнь «театрального
дитя», как прозвал Чахов моего сынишку, еще больше сблизила нас.
Оставляя армию, Суворов
прощался со своими подчиненными, как отец
с детьми, преданными ему всею душою.
Медик Блументрост, до этого времени тщательно отдалявшийся от знакомства
с мариенбургским пастором, предложил ему теперь свой экипаж, который, по стечению благоприятных обстоятельств, стоял у самой террасы во всей готовности. За неимением лучшего способа перенестись в Мариенбург предложение медика, этого соседа Долины мертвецов, было принято
с удовольствием. Луиза и Катерина Рабе,
прощаясь, плакали, как
дети.
Когда все заняли свои места, то вошли слуги
проститься с госпожою, младшие впереди. Они целовали ее руку и
дитяти, прося прощения в поступках и сопровождая слезы ужасными криками. Затем подходили знакомые, которые целовали умершую в лицо и также плакали навзрыд. Потом родственники, самые близкие. Когда
прощался брат ее, то думали, что он совсем опрокинет гроб.
Последний, впрочем,
прощаясь с княгиней, рыдал, как
ребенок.
Последний,
прощаясь с ней, разрыдался как
ребенок.
В толпе движение. Некоторые потаенно уходят, не обмениваясь ни словом
с остающимися, и уже свободнее становится в потемневшей церкви. Только около черного гроба безмолвно толкутся люди, крестятся, наклоняются к чему-то страшному, отвратительному и
с страдальческими лицами отходят в сторону.
Прощается с покойником вдова. Она уже верит, что он мертв, и запах слышит, — но замкнуты для слез ее глаза, и нет голоса в ее гортани. И
дети смотрят на нее — три пары молчаливых глаз.
Вскоре после этого
дети пришли
прощаться.
Дети перецеловались со всеми, гувернеры и гувернантки раскланялись и вышли. Оставался один Десаль
с своим воспитанником. Гувернер шопотом приглашал своего воспитанника итти вниз.