Неточные совпадения
Начались подвохи и подсылы с целью выведать тайну, но Байбаков оставался нем как
рыба и на все увещания ограничивался тем, что трясся всем телом.
Пробовали споить его, но он, не отказываясь от водки, только потел, а секрета не выдавал. Находившиеся у него в ученье мальчики могли сообщить одно: что действительно приходил однажды ночью полицейский солдат, взял хозяина, который через час возвратился с узелком, заперся в мастерской и с тех пор затосковал.
У этого помещика была тысяча с лишком душ, и
попробовал бы кто найти у кого другого столько хлеба зерном, мукою и просто в кладях, у кого бы кладовые, амбары и сушилы [Сушилы — «верхний этаж над амбарами, ледниками и проч., где лежат пух, окорока,
рыба высушенная, овчины, кожи разные».
Хотя распоряжения капитана были вполне толковы, помощник вытаращил глаза и беспокойно помчался с тарелкой к себе в каюту, бормоча: «Пантен, тебя озадачили. Не хочет ли он
попробовать контрабанды? Не выступаем ли мы под черным флагом пирата?» Но здесь Пантен запутался в самых диких предположениях. Пока он нервически уничтожал
рыбу, Грэй спустился в каюту, взял деньги и, переехав бухту, появился в торговых кварталах Лисса.
Мы между тем переходили от чашки к чашке, изредка перекидываясь друг с другом словом. «
Попробуйте, — говорил мне вполголоса Посьет, — как хорош винегрет из раков в синей чашке. Раки посыпаны тертой
рыбой или икрой; там зелень, еще что-то». — «Я ее всю съел, — отвечал я, — а вы
пробовали сырую
рыбу?» — «Нет, где она?» — «Да вот нарезана длинными тесьмами…» — «Ах! неужели это сырая
рыба? а я почти половину съел!» — говорил он с гримасой.
Все это у П. И. Шаблыкина было к сезону — ничего не пропустит. А когда, бывало, к новому году с Урала везут багряную икру зернистую и
рыбу — первым делом ее
пробуют в Английском клубе.
Я
пробовал стрелять гоголей тем способом, каким стреляют стоящую неглубоко в воде
рыбу.
— Ах, как это жаль! — произнес опять с чувством князь и за обедом, который вскоре последовал, сразу же, руководимый способностями амфитриона, стал как бы не гостем, а хозяином: он принимал из рук хозяйки тарелки с супом и передавал их по принадлежности; указывал дамам на куски говядины, которые следовало брать;
попробовав пудинг из
рыбы, окрашенной зеленоватым цветом фисташек, от восторга поцеловал у себя кончики пальцев; расхвалил до невероятности пьяные конфеты, поданные в рюмках.
Я
пробовал держать
рыбу на весу (а в воздухе это несравненно тяжелее, чем в воде) — и
рыба держалась крепко.
Говорят, что все это можно отвратить, вытирая ее досуха всякий раз после уженья и вымазывая маслом; но я, верный моей русской беспечной природе, никогда этого не
пробовал и много раз терял
рыбу и удочку; я скажу об этом подробнее в статье о поводках.
За неименьем другой насадки случилось мне один раз (на рыбной реке, Деме, в Оренбургской губернии)
попробовать насадить крючок кишочкой кулика, и
рыба брала всякая!.. Я
пробовал то же раза два в других местах и всегда с успехом. Я ловил мелкую
рыбу, потому что удил на тонкие кишочки, а на толстые, может быть, брала бы и крупная
рыба.
Непреодолимость такого стремления к обычной температуре воды испытали многие охотники,
пробуя развесть у себя в пруду те породы
рыб, которые водились в той же самой реке, только несколько верст пониже.
Если возьмет очень большая
рыба и вы не умеете или не можете заставить ее ходить на кругах в глубине, если она бросится на поверхность воды и пойдет прямо от вас, то надобно
попробовать заворотить ее вбок, погрузив удилище до половины в воду; если же это не поможет и, напротив,
рыба, идя вверх, прочь от вас, начнет вытягивать лесу и удилище в одну прямую линию, то бросьте сейчас удилище в воду.
Без всякого сомнения, чем
рыба больше, тем лестнее ее выудить, а потому и огромные лещи, которые берут не часто, представляют для охотника заманчивое уженье; но тасканье лещей мелких, то есть подлещиков, весом фунтов до двух, которые берут беспрестанно, до чрезвычайности верно и однообразно, сейчас всплывают наверх, и неподвижные вытаскиваются на берег, как деревянные щепки, — по-моему, совсем невесело: я
пробовал такое уженье, и оно мне не понравилось.
Я
пробовал его, но без успеха; двойная или тройная удочка неловка, уродлива, чаще задевает, и
рыба берет на нее неохотно.
Делаются хлебные прикормки с конопляным маслом, с сыром; пришивают к мешку, завернувши в тряпочку, маленькие кусочки бобровой струи (даже привязывают их к крючкам): все это я
пробовал, но никакой особенной пользы не видел; хлебом же или квасною гущею с конопляным маслом, по моему замечанию, скорее можно отвадить
рыбу; я два раз испытал это очевидно на карасях.
Я сейчас
попробовал удить из любопытства:
рыба брала изредка, но очень тихо и вяло и выуженная казалась почти снулою.
— Смотри: не в тот адрес! — предупредил брат. — Я —
пробовал, она —
рыба.
Но всему бывает конец, тем более такому блаженному состоянию, и я через час точно проснулся к действительности: бессознательно закинутые мною удочки лежали неподвижно, я почувствовал, что сидеть было сыро, и воротился назад, чтоб провесть остальное утро на пристани, в покойных креслах, и чтоб исполнить мелькнувшую у меня вечером мысль —
попробовать, не будет ли брать там
рыба: глубина была значительная.
Я изъявил сомнение, потому что,
попробовав крепость оборванных лес, увидел, что они перегнили, и доказывал Писареву, что такую лесу, при сильной неосторожной подсечке, оторвет всякая и небольшая
рыба.
Сказано — сделано. Пошел один генерал направо и видит — растут деревья, а на деревьях всякие плоды. Хочет генерал достать хоть одно яблоко, да все так высоко висят, что надобно лезть.
Попробовал полезть — ничего не вышло, только рубашку изорвал. Пришел генерал к ручью, видит:
рыба там, словно в садке на Фонтанке, так и кишит, и кишит.
— Что ж? За это хвалю, — молвил Марко Данилыч, — но все-таки, — прибавил, обращаясь к Самоквасову, — по рыбной-то части
попробовать бы вам.
Рыба не тюлень… На ней завсегда барыши…
Ведь река порядочная, не пустячная; на ней можно было бы завести рыбные ловли, а
рыбу продавать купцам, чиновникам и буфетчику на станции и потом класть деньги в банк; можно было бы плавать в лодке от усадьбы к усадьбе и играть на скрипке, и народ всякого звания платил бы деньги; можно было бы
попробовать опять гонять барки — это лучше, чем гробы делать; наконец, можно было бы разводить гусей, бить их и зимой отправлять в Москву; небось одного пуху в год набралось бы рублей на десять.