Неточные совпадения
Савельич встретил нас
на крыльце. Он ахнул, увидя несомненные признаки моего усердия к
службе. «Что это, сударь, с тобою сделалось? — сказал он жалким голосом, — где ты это нагрузился? Ахти господи! отроду такого греха не бывало!» — «Молчи, хрыч! — отвечал я ему, запинаясь, — ты, верно, пьян, пошел
спать… и уложи меня».
— Если бы была задана психологическая задача: как сделать так, чтобы люди нашего времени, христиане, гуманные, просто добрые люди, совершали самые ужасные злодейства, не чувствуя себя виноватыми, то возможно только одно решение: надо, чтобы было то самое, что есть, надо, чтобы эти люди были губернаторами, смотрителями, офицерами, полицейскими, т. е. чтобы, во-первых, были уверены, что есть такое дело, называемое государственной
службой, при котором можно обращаться с людьми, как с вещами, без человеческого, братского отношения к ним, а во-вторых, чтобы люди этой самой государственной
службой были связаны так, чтобы ответственность за последствия их поступков с людьми не
падала ни
на кого отдельно.
И заметьте, что это отрешение от мира сего вовсе не ограничивалось университетским курсом и двумя-тремя годами юности. Лучшие люди круга Станкевича умерли; другие остались, какими были, до нынешнего дня. Бойцом и нищим
пал, изнуренный трудом и страданиями, Белинский. Проповедуя науку и гуманность, умер, идучи
на свою кафедру, Грановский. Боткин не сделался в самом деле купцом… Никто из них не отличился по
службе.
Ее это огорчило, даже обидело.
На следующий день она приехала к нам
на квартиру, когда отец был
на службе, а мать случайно отлучилась из дому, и навезла разных материй и товаров, которыми завалила в гостиной всю мебель. Между прочим, она подозвала сестру и поднесла ей огромную куклу, прекрасно одетую, с большими голубыми глазами, закрывавшимися, когда ее клали
спать…
Какие молодцы
попадали сюда
на службу уже после реформы 1884 г., видно из приказов о смещении с должностей, о предании суду или из официальных заявлений о беспорядках по
службе, доходивших «до наглого разврата» (приказ № 87-й 1890 г.), или из анекдотов и рассказов, вроде хотя бы рассказа о каторжном Золотареве, человеке зажиточном, который водил компанию с чиновниками, кутил с ними и играл в карты; когда жена этого каторжника заставала его в обществе чиновников, то начинала срамить его за то, что он водит компанию с людьми, которые могут дурно повлиять
на его нравственность.
В прежнее время
на каторге служили по преимуществу люди нечистоплотные, небрезгливые, тяжелые, которым было всё равно, где ни служить, лишь бы есть, пить,
спать да играть в карты; порядочные же люди шли сюда по нужде и потом бросали
службу при первой возможности, или спивались, сходили с ума, убивали себя, или же мало-помалу обстановка затягивала их в свою грязь, подобно спруту-осьминогу, и они тоже начинали красть, жестоко сечь…
Парень им говорил: — Перестаньте плакать, перестаньте рвать мое сердце. Зовет нас государь
на службу.
На меня
пал жеребей. Воля божия. Кому не умирать, тот жив будет. Авось-либо я с полком к вам приду. Авось-либо дослужуся до чина. Не крушися, моя матушка родимая. Береги для меня Прасковьюшку. — Рекрута сего отдавали из экономического селения.
Караульный Антип ходил вокруг господского дома и с особенным усердием колотил в чугунную доску: нельзя, «
служба требует порядок», а пусть Лука Назарыч послушает, как
на Ключевском сторожа в доску звонят. Небойсь
на Мурмосе сторожа харчистые, подолгу
спать любят. Антип был человек самолюбивый. Чтобы не задремать, Антип думал вслух...
Прошло года четыре. Я только что вышел из университета и не знал еще хорошенько, что мне начать с собою, в какую дверь стучаться: шлялся пока без дела. В один прекрасный вечер я в театре встретил Майданова. Он успел жениться и поступить
на службу; но я не нашел в нем перемены. Он так же ненужно восторгался и так же внезапно
падал духом.
Во время
службы на меня
напал какой-то страх — словно предчувствие будущего.
«Пти-ком-пё», — говорю, и сказать больше нечего, а она в эту минуту вдруг как вскрикнет: «А меня с красоты продадут, продадут», да как швырнет гитару далеко с колен, а с головы сорвала косынку и
пала ничком
на диван, лицо в ладони уткнула и плачет, и я, глядя
на нее, плачу, и князь… тоже и он заплакал, но взял гитару и точно не пел, а, как будто
службу служа, застонал: «Если б знала ты весь огонь любви, всю тоску души моей пламенной», — да и ну рыдать.
Другой протестант был некто m-r Козленев, прехорошенький собой молодой человек, собственный племянник губернатора, сын его родной сестры: будучи очень богатою женщиною, она со слезами умоляла брата взять к себе
на службу ее повесу, которого держать в Петербурге не было никакой возможности, потому что он того и гляди мог
попасть в солдаты или быть сослан
на Кавказ.
Однажды, правда, она чуть было не увлеклась, и именно когда к ней привели
на показ графа Ломпопо, который отрекомендовал себя камергером Дона Карлоса, состоящим, в ожидании торжества своего повелителя,
на службе распорядителем танцев в Пале-де-Кристаль (рюмка водки 5 к., бутылка пива 8 к.); но Ломпопо с первого же раза выказал алчность, попросив заплатить за него извозчику, так что Фаинушка заплатить заплатила, но от дальнейших переговоров отказалась.
— К тебе, батюшка, к тебе. Ступай, говорит, к атаману, отдай от меня поклон, скажи, чтобы во что б ни стало выручил князя. Я-де, говорит, уж вижу, что ему от этого будет корысть богатая, по приметам, дескать, вижу. Пусть, во что б ни стало, выручит князя! Я-де, говорит, этой
службы не забуду. А не выручит атаман князя, всякая, говорит, будет
напасть на него; исчахнет, говорит, словно былинка; совсем, говорит, пропадет!
Ужас был в доме Морозова. Пламя охватило все
службы. Дворня кричала,
падая под ударами хищников. Сенные девушки бегали с воплем взад и вперед. Товарищи Хомяка грабили дом, выбегали
на двор и бросали в одну кучу дорогую утварь, деньги и богатые одежды.
На дворе, над грудой серебра и золота, заглушая голосом шум, крики и треск огня, стоял Хомяк в красном кафтане.
— Ничего, князь: не вздыхайте. Я вам что тогда сказал в Москве
на Садовой, когда держал вас за пуговицу и когда вы от меня удирали, то и сейчас скажу: не тужите и не охайте, что
на вас
напал Термосесов. Измаил Термосесов вам большую
службу сослужит. Вы вон там с вашею нынешнею партией, где нет таких плутов, как Термосесов, а есть другие почище его, газеты заводите и стремитесь к тому, чтобы не тем, так другим способом над народишком инспекцию получить.
— Я по
службе ходил. Я не виноват. Она сама захотела. Ты меня не подденешь, не
на такого
напал.
На сизой каланче мотается фигура доглядчика в розовой рубахе без пояса, слышно, как он, позёвывая, мычит, а высоко в небе над каланчой реет коршун —
падает на землю голодный клёкот. Звенят стрижи, в поле играет
на свирели дурашливый пастух Никодим. В монастыре благовестят к вечерней
службе — из ворот домов, согнувшись, выходят серые старушки, крестятся и, качаясь, идут вдоль заборов.
После кампании 1812 года Негров был произведен в полковники; полковничьи эполеты
упали на его плечи тогда, когда они уже были утомлены мундиром; военная
служба начала ему надоедать, и он, послужив еще немного и «находя себя не способным продолжать
службу по расстроенному здоровью», вышел в отставку и вынес с собою генерал-майорский чин, усы,
на которых оставались всегда частицы всех блюд обеда, и мундир для важных оказий.
Но, — прибавлял он всегда с горькой улыбкою, — блажен муж, иже не иде
на совет нечестивых!» В царствование Лжедимитрия, а потом Шуйского оба заштатные чиновника старались опять
попасть ко двору; но попытки их не имели успеха, и они решились пристать к партии боярина Шалонского, который обнадежил Лесуту, что с присоединением России к польской короне число сановников при дворе короля Сигизмунда неминуемо удвоится и он не только займет при оном место, равное прежней его степени, но даже, в награду усердной
службы, получит звание одного из дворцовых маршалов его польского величества.
Солдат курил папиросы и рассказывал о своем прошлом, о том, как он
на службу из конторщиков
попал, охотой пошел, как его ранили, как потом отставку получил и как в нищие
попал.
Он ручался за чистоту моих нравственных стремлений и уверял, что я могу безопасно жить один или с хорошим приятелем, как, например, Александр Панаев, или с кем-нибудь из профессоров, без всякой подчиненности, как младший товарищ; он уверял, что мне даже нужно пожить года полтора
на полной свободе, перед вступлением в
службу, для того, чтоб не прямо
попасть из-под ферулы строгого воспитателя в самобытную жизнь,
на поприще света и служебной деятельности.
Обыкновенно Полуект Степаныч завертывал к попу Мирону, а потом уже пешком шел в монастырь, но
на этот раз колымага остановилась прямо у монастырских ворот. Воеводша так рассчитала, чтобы
попасть прямо к обедне. В старой зимней церкви как раз шла
служба. Народу набралось-таки порядочно.
Кто был Бучинский сам по себе, какими ветрами занесло его
на Урал, как он
попал на приисковую
службу — покрыто мраком неизвестности, а сам он не любил распространяться о своей генеалогии и своем прошлом.
Но, сознаюсь, вполне сознаюсь, не мог бы я изобразить всего торжества — той минуты, когда сама царица праздника, Клара Олсуфьевна, краснея, как вешняя роза, румянцем блаженства и стыдливости, от полноты чувств
упала в объятия нежной матери, как прослезилась нежная мать и как зарыдал при сем случае сам отец, маститый старец и статский советник Олсуфий Иванович, лишившийся употребления ног
на долговременной
службе и вознагражденный судьбою за таковое усердие капитальцем, домком, деревеньками и красавицей дочерью, — зарыдал, как ребенок, и провозгласил сквозь слезы, что его превосходительство благодетельный человек.
Дело шло о
службе где-то в палате в губернии, о прокурорах и председателях, о кое-каких канцелярских интригах, о разврате души одного из повытчиков, о ревизоре, о внезапной перемене начальства, о том, как господин Голядкин-второй пострадал совершенно безвинно; о престарелой тетушке его, Пелагее Семеновне; о том, как он, по разным интригам врагов своих, места лишился и пешком пришел в Петербург; о том, как он маялся и горе мыкал здесь, в Петербурге, как бесплодно долгое время места искал, прожился, исхарчился, жил чуть не
на улице, ел черствый хлеб и запивал его слезами своими,
спал на голом полу и, наконец, как кто-то из добрых людей взялся хлопотать о нем, рекомендовал и великодушно к новому месту пристроил.
Решено было, что так как я буду служить в военной
службе и могу
попасть в места, где не случится фортепьяно, то мне надо обучаться игре
на скрипке, которую удобно всюду возить с собою.
Писарев, живший у Кокошкина в доме и находившийся в самых близких отношениях к нему и Загоскину, даже много обязанный им обоим, прямо
попал в театральную сферу, полюбил ее и определился в
службу дирекции переводчиком и помощником репертуарного члена Арсеньева: успехи пиес
на сцене, разумеется, еще более увлекли Писарева, и скоро он утонул в закулисном мире…
Двор был тесный; всюду, наваливаясь друг
на друга, торчали вкривь и вкось ветхие
службы,
на дверях висели — как собачьи головы — большие замки; с выгоревшего
на солнце, вымытого дождями дерева десятками мертвых глаз смотрели сучки. Один угол двора был до крыш завален бочками из-под сахара, из их круглых
пастей торчала солома — двор был точно яма, куда сбросили обломки отжившего, разрушенного.
Отец, уже седой, но еще свежий мужчина, бывший военный, занимал довольно важное место, утром находился
на службе, после обеда
спал, а вечером играл в карты в клубе…
По изгнании со
службы негодных лиц новый губернатор не спешил замещать их другими, чтобы не
попасть на таких же, а может быть, еще и
на худших. Чтобы избрать людей достойных, он хотел оглядеться, или, как нынче по-русски говорят, «ориентироваться».
Наконец пять дней сряду она не видала его и была в величайшем беспокойстве; в шестой пришел он с печальным лицом и сказал ей: «Любезная Лиза! Мне должно
на несколько времени с тобою проститься. Ты знаешь, что у нас война, я в
службе, полк мой идет в поход». — Лиза побледнела и едва не
упала в обморок.
— Вставайте, пора
на службу, — говорил он. — А в одежде
спать нельзя. От этого одежда портится.
Спать надо в постели, раздевшись…
Так проходили дни за днями: каждое утро Иосаф ходил
на службу, приходил затем домой, обедал,
спал немного, потом опять
на службу и опять домой.
Стараются
попасть ранее
на место преступления… для пользы
службы, конечно.
Ложась
спать, Василий уныло ругал свою
службу, не позволяющую ему отлучиться
на берег, а засыпая, он часто вскакивал, — сквозь дрему ему слышалось, что где-то далеко плещут весла. Тогда он прикладывал руку козырьком к своим глазам и смотрел в темное, мутное море.
На берегу,
на промысле, горели два костра, а в море никого не было.
Немного погодя она видела, как он шел в паре в grand rond, и в этот раз он уже пошатывался и что-то выкрикивал, к великому конфузу своей дамы, и Аня вспомнила, как года три назад
на балу он так же вот пошатывался и выкрикивал — и кончилось тем, что околоточный увез его домой
спать, а
на другой день директор грозил уволить со
службы.
Попав на дорогу, Сережа с пути не свернул. Вышел из него человек умный, сильный духом, работящий. Кончив учение, поступил он
на службу на сибирские казенные заводы, а потом работал
на золотых промыслах одной богатой компании.
И рвались же к нему
на службу, а кто
попал, тот за хозяина и за его добро рад бывал и в огонь и в воду.
— Не разберешь, — ответила Фленушка. — Молчит все больше. День-деньской только и дела у нее, что поесть да
на кровать. Каждый Божий день до обеда проспала, встала — обедать стала, помолилась да опять
спать завалилась. Здесь все-таки маленько была поворотливей. Ну, бывало, хоть к
службе сходит, в келарню, туда, сюда, а дома ровно сурок какой.
Лев Саввич прилепил марку к письму и сам снес его в почтовый ящик. Уснул он с блаженнейшей улыбкой и
спал так сладко, как давно уже не
спал. Проснувшись утром и вспомнивши свою выдумку, он весело замурлыкал и даже потрогал неверную жену за подбородочек. Отправляясь
на службу и потом сидя в канцелярии, он всё время улыбался и воображал себе ужас Дегтярева, когда тот
попадет в западню…
По
службе попасть туда он не мог, тогда он взял отпуск и отправился
на шхуне «Сторож», которой командовал капитан Гек.
Отец ходил утром
на службу, после обеда
спал, в сумерки, для моциона, голубей пугал, а вечером пил; мать сплетничала да кропотала и сварилась то с соседями, то с работницей; девушка скучала.
Затем, отдалив от себя прежнюю прислугу, Алина приняла к себе
на службу новых лиц и в том числе дочь прусского капитана, Франциску фон-Мешеде, которая была при ней безотлучно до самого конца ее приключений и вместе с нею
попала в Петропавловскую крепость.
— Да вы, батенька, знаете ли, что такое земская
служба? — говорил он, сердито сверкая
на меня глазами. — Туда идти, так прежде всего здоровьем нужно запастись бычачьим: промок под дождем,
попал в полынью, — выбирайся да поезжай дальше: ничего! Ветром обдует и обсушит,
на постоялом дворе выпьешь водочки, — и опять здоров. А вы посмотрите
на себя, что у вас за грудь: выдуете ли вы хоть две-то тысячи в спирометр? Ваше дело — клиника, лаборатория. Поедете, — в первый же год чахотку наживете.
Все то, от чего я, по преданию, поехал лечиться
на Кавказ, все приехало со мною сюда, только с той разницей, что прежде все это было
на большой лестнице, а теперь
на маленькой,
на грязненькой,
на каждой ступеньке которой я нахожу миллионы маленьких тревог, гадостей, оскорблений; во-вторых, оттого, что я чувствую, как я с каждым днем морально
падаю ниже и ниже, и главное — то, что чувствую себя неспособным к здешней
службе: я не могу переносить опасности… просто, я не храбр…
На самом верху выставлялись главы церкви Николая — чудотворца. Ее кладенецкие обыватели звали «собором» и очень заботились о его «велелепии» — соперничали с раскольниками по части церковного убранства,
службы, пения, добыли себе «из губернии» в дьяконы такого баса, который бы непременно
попал в протодьяконы к архиерею, если б не зашибался хмелем.
С московским писательским миром, в лице Островского и Писемского, я прикасался, но немного. Писемский задумал уже к этому времени перейти
на службу в губернское правление советником, и даже по этому случаю стал ходить совсем бритый, как чиновник из николаевской эпохи. Я
попадал к нему и в городе (он еще не был тогда домовладельцем), и
на даче в Кунцеве.
— Вы видите, я генерал. Я служу уж почти сорок лет, поседел
на службе, — и до сих пор ни разу еще не посадил офицера под арест. Вы только что
попали на военную
службу, временно,
на несколько дней получили власть, — и уж поспешили использовать эту власть в полнейшем ее объеме.
Между тем, толпа, сопровождавшая двух жертв долга и
службы, придя
на ротную площадь, остановилась и начала снова бить Бутовича и Забелина чем
попало, и, совершенно бесчувственных, их потащили в ригу, где положили рядом с умершим Богоявленским.