Женские судьбы Гражданской войны

Михаил Сухоруков, 2021

Героини этой книги – семь молодых женщин – находились в рядах действующей армии и имели боевой опыт. Четыре из них принимали участие в сражениях Первой мировой, а на фронтах Гражданской войны сражались шесть из них. В новой книге М.М. Сухорукова описываются боевые отличия и подвиги женщин-героинь, оказавшихся в годы Гражданской войны по разные стороны баррикад. Среди героинь этой книги создательница женского батальона М.Л. Бочкарева, легенда Добровольческой армии прапорщик София де Боде, комиссар Морского Генерального штаба Л.М. Рейснер и командир бронепоезда Л.Г. Мокиевская-Зубок, а также А.Т. Пальшина-Придатко, М.В. Михно (Захарченко), М.Ф. Сахновская-Флёрова.

Глава 2. Баронесса в конном строю

Эту юную девушку-офицера с чьей-то лёгкой руки ещё при её жизни стали называть легендой Добровольческой армии. Надо отметить, что за минувшее столетие со дня её гибели в бою эта легенда ещё больше стала похожа на вымысел.

Если за основу рассуждений принять значение латинского слова «легенда», рассматривая его как некое предание о девушке-офицере, принимавшей активное участие в жестоких боях с Красной армией, то это изначально предполагает недостоверность повествования о фактах её реальной жизни и военной службы. Многочисленные публикации в печати и в электронных СМИ имеют вполне определенный идеологический и социальный окрас, воспринимаемый некоторыми нашими современниками как героизация белогвардейцев.

Несмотря на то, что осенью 2020 года исполнилось 100 лет со дня окончания Гражданской войны в нашей стране, идейно-политическое разделение в нашем обществе на красных и белых сохраняется до сих пор. И отпустить ситуацию, принять прошлое таким, как оно есть, удаётся далеко не всем нашим современникам. Даже несмотря на то, что по демографическим законам сменилось уже 4 поколения россиян, многие из которых имеют достаточно смутное и искаженное представление о событиях вековой давности.

Подобное отношение к историческому прошлому страны не позволяет в полной мере разобраться в подлинности далёких исторических событий, а также в судьбах тех, кто в них непосредственно участвовал. Поэтому в биографии баронессы Софии де Боде до сих пор сохраняется множество белых пятен, недостоверных фактов и откровенных вымыслов. Поскольку прочнее правды нет опоры, попробуем по мере возможностей, восстановить утраченные страницы её непростой биографии и восстановить на основе достоверных фактов правдивое описание отдельных эпизодов из её жизни.

Из древнего рода де Боде

Дворянский род де Боде имел древние французские корни, беря начало в XVI веке. Их предок Яков де Боде был возведён в баронское достоинство Римской империи. На российскую службу барон Карл Боде поступил во время правления императрицы Екатерины II. Бежав от Французской революции в соседнюю Германию, он без колебаний поступил на службу российской короне, переехав в Россию со всем своим семейством. Его сын Лев Карлович не раз отличался личной храбростью в боях и удостаивался наград. Был произведён в прапорщики. В годы Отечественной войны 1812 года стал георгиевским кавалером. Его военная карьера была успешной, и в 1814 году он дослужился до чина полковника. С 1816 года находился в отставке. Женившись на дочери отставного капитана Колычёва и сестре своего погибшего однополчанина Наталии Колычёвой, он основал новую дворянскую родовую ветвь Боде-Колычёвых. Вернувшись в начале 1830-х годов на службу при дворе, барон сделал блестящую карьеру. В 1839 году состоявший на русской службе действительный статский советник Людвиг-Карл Боде (Лев Карлович) был утверждён в баронском достоинстве, унаследованном им от предков. Решение российского императора распространялось на его братьев и на всё нисходящее потомство.

С ноября 1840 года баронское достоинство Боде было внесено в XI том Всеобщего Гербовника дворянских родов Российской империи под № 24 с перечислением пяти ветвей баронской родословной. Среди них был указан штабс-капитан барон Андрей Андреевич Боде, ставший дедом Софии де Боде. Один из его сыновей — Николай впоследствии стал её отцом. Кстати, среди родственников нашей героини были известный русский учёный К. А. Тимирязев и выдающийся композитор С. С. Прокофьев.

2.1. Родословное древо баронессы

Существует две версии того, кто был отцом Софии. В обоих случаях, естественно, речь идёт о баронах де Боде, состоявших на русской военной службе. Рассмотрим обе версии, поскольку они получили широкое распространение, несмотря на то, что они не только значительно между собой различаются, но и в ряде случаев противоречат друг другу.

Согласно первой версии, отцом Софии являлся барон Августин Клементьевич Боде (1871–1915), дослужившийся до чина полковника Генерального штаба. После окончания 2-го Московского кадетского корпуса он поступил в Николаевское инженерное училище. Был выпущен в чине подпоручика в 1-й сапёрный батальон. Затем проходил службу в 1-м железнодорожном и 19-м сапёрном батальонах. В возрасте 27 лет окончил Николаевскую академию Генерального штаба по 1-му разряду и спустя два года стал офицером Генерального штаба.

В январе 1908 года был назначен военным агентом в США с последующим производством в чин полковника. Иными словами, барон А. К. Боде был военным атташе в составе посольства Российской империи в Америке. На этой должности он пробыл до августа 1912 года. Как известно, должность военного агента, являвшегося членом дипломатического корпуса Российской империи в стране пребывания, предполагала проведение разведывательных действий по изучению и оценке вооружённых сил, а также военных и военно-технических возможностей Америки. Судя по всему, его деятельность на ниве военной разведки не имела каких-то крупных достижений. Об этом свидетельствует тот факт, что барон Боде за всё время пребывания русским военным агентом в декабре 1911 года был удостоен лишь ордена Святой Анны 2-й степени, вручавшегося, как правило, за выслугу лет на государственной службе.

По возвращении в Россию в 1912 году был назначен начальником штаба 4-й стрелковой бригады. В этой должности участвовал в боях начального периода Первой мировой войны. В ноябре 1914 года принял под своё командование 16-й стрелковый полк. Надо заметить, что это был не совсем обычный армейский полк. Дело в том, что с 1911 года первая рота полка стала именоваться Ротой Его Величества. Более того, летом 1914 года Николай II стал шефом полка. В первой роте было установлено ношение на погонах императорского металлического вензеля. Все эти обстоятельства налагали на командира именитого полка дополнительные обязанности и ответственность. С первых дней мировой войны полк участвовал в боях на Юго-Западном фронте в составе 4-й стрелковой бригады 8-й армии. Барон Боде воевал достойно, о чём свидетельствуют его награды за первые полгода боевых действий.

Он был удостоен ордена Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом, а также Георгиевского оружия. Правда, о своей последней награде полковник так и не узнал. Приказ о его награждении золотым Георгиевским оружием «За храбрость» был издан через день после его смерти от ран. Согласно статуту ордена Святого Георгия, с 1913 года все те, кто был пожалован Георгиевским оружием «за выдающиеся воинские подвиги, требующие несомненного самоотвержения», относились к георгиевским кавалерам.

Известный писатель и знаток российской истории Б. Акунин (Г. Ш. Чхартишвили) склонен был считать отцом Софии барона А. К. Боде. «Отчество Софии мне неизвестно. Баронов де Боде, — отмечал популярный писатель в своём блоге „Любовь к истории“, — в армии было двое. Полагаю, речь идет об Августине Клементьевиче (1871–1915), бывшем военном атташе в Вашингтоне. На фронте он командовал полком и пал в бою». Эту точку зрения разделяли и некоторые другие авторы публикаций о женщинах в рядах Добровольческой армии. Барон, как подтверждают документы, в бою с германцами получил тяжёлое ранение и скончался в конце февраля 1915 года.

Во второй версии отцовства Софии фигурирует состоявший на русской военной службе барон Н. А. Боде, впоследствии ставший генерал-лейтенантом РИА. Барон Боде Николай Андреевич (1860–1924) с молодых лет выбрал для себя военную карьеру. После учёбы в Нижегородском графа Аракчеева кадетском корпусе он поступил во 2-е военное Константиновское училище. По окончании был выпущен подпоручиком в 14-й пехотный Олонецкий полк. Затем он, видимо, за успехи в службе, был переведён в гвардейскую пехоту. Вся его последующая служба прошла в пехоте, не считая периода службы офицером-воспитателем в кадетском корпусе. С должности командира пехотной роты барон был назначен офицером-воспитателем в Симбирский кадетский корпус. Казалось бы, наступил конец карьере. На такие должности обычно назначали опытных офицеров, для которых служба в строю по каким-то причинам считалась невозможной либо нецелесообразной. В кадетском корпусе, который в то время возглавлял генерал-майор Н. А. Якубович, он прослужил 9 лет. За это время он был дважды повышен в чинах и стал подполковником.

Позже он четыре с половиной года командовал батальоном. Участвовал в Русско-японской войне. За отличие в боях был удостоен ордена Святого Георгия IV степени и чина полковника. С 1905 года в течение семи лет командовал разными пехотными полками. Затем два года был командиром лейб-гвардии Санкт-Петербургского полка, став на этой должности в 52 года генерал-майором.

С началом Первой мировой войны возглавил 1-ю бригаду 3-й гвардейской пехотной дивизии. В 56 лет достиг вершины своей военной карьеры, получив чин генерал-лейтенанта в должности начальника 57-й пехотной дивизии.

В 1918 году генерал Н. А. Боде, как сообщает Википедия, был назначен генералом Деникиным представителем Добровольческой армии в Крыму.

Как видим, оба претендента на отцовство Софии де Боде были достойными представителями баронского рода Боде и храбрыми военными, проявившими себя в боях. В опубликованных биографических сведениях у обоих указано, что они являются отцами баронессы Софии де Боде. Но родным отцом мог быть только один из них. А вот кто конкретно, долгое время оставалось загадкой. Конечно, в послужных списках полковника А. К. Боде и генерал-лейтенанта Н. А. Боде все сведения об их семейном положении имеются. Но эти документы хранятся в архивах. Как видно, до сих пор никого из историков, краеведов и других исследователей, пишущих о судьбе баронессы Софии де Боде, в силу каких-то причин архивный поиск документов не заинтересовал. В наши дни доступ в архивы в связи с пандемией оказался закрытым. Пришлось искать другие возможности для установления факта отцовства. Зная, что барон А. К. Боде был полковником Генерального штаба, по спискам генштабистов по состоянию на июнь 1914 года нами был установлен интересный факт. Оказалось, что на эту дату полковник А. К. де Боде, несмотря на свои 43 года, был холост. Поэтому отцом Софии, родившейся в 1897 году, мог быть только барон де Боде Николай Андреевич. Кстати, это подтверждается упоминанием в публикации 1914 года о бароне в качестве отца выпускницы Смольного института благородных девиц Софии де Боде.

2.2. Расколотое детство

Как и где проходили первые годы жизни юной аристократки, доподлинно неизвестно. Более того, остается загадкой день и месяц её рождения. Надо признать, что для дворянских детей подобная ситуация была редким исключением. В метрической книге церкви, где она крестилась, обязательно должна сохраниться запись с указанием дня и месяца её рождения. Кстати, там же указывались сведения о родителях. Например, о её матери. К сожалению, о ней тоже ничего не известно нашим современникам.

В некоторых случаях по имени девочки удается хотя бы примерно определить месяц и некоторый набор возможных дат рождения. Известно, что имя ребенка в царские времена выбирали родители, чаще всего по совету приходского священника. А тот предлагал его из перечня женских имен в святцах, ближайших к дню рождения девочки. Так что по именинам можно примерно определить дату появления младенца на свет. Известно, что имя София имеет древнегреческие корни и переводится как «мудрость, разумность». Оно получило распространение в основном в аристократических кругах во многих странах. Среди христиан именины Софии празднуются в разные даты. Католики отмечают их дважды в год весной и осенью. Православные справляют именины несколько раз в году. Но есть среди них только одна совпадающая дата в церковных календарях — 17 сентября, когда именины Софии отмечают и католики, и православные. В этот день вспоминают о Святой Мученице Софии или Софии Римской, которая является самой почитаемой из прочих святых, обладательниц этого имени. Рискнём предположить, что в древнем французском роду баронов де Боде, прежде бывших католиками, а затем на русской службе принявших православие, сохранились какие-то прежние религиозные традиции и предпочтения. Тогда совпадающую дату именин 17 сентября можно условно принять в качестве даты отсчёта и предположить, что день её рождения может находиться перед датой именин. Крестины проводились в ближайшие несколько дней после рождения. На основании всех приведённых доводов и примерных подсчётов рискнём предположить, что день рождения Софии де Боде по старому стилю может быть в период с 10 по 17 сентября 1897 года.

Семья барона была, в традициях того времени, многодетной, однако из всех семерых детей сведения сохранились лишь о Софии. Отцу на момент её рождения было 37 лет. Он тогда проходил службу в Симбирске в чине подполковника, занимая должность офицера-воспитателя в кадетском корпусе. В конце XIX века корпус считался лучшим среди всех кадетских корпусов Российской империи. За 25 лет из него на попечение родителей было уволено всего 38 человек. Так в те годы формулировали решение об отчислении кадета из корпуса. При этом более 700 выпускников корпуса были приняты в военные учебные заведения империи. Четверо из них попали в Пажеский корпус, но большинство перешагнули пороги Павловского, Константиновского и Александровского военных училищ. Военный и литературный журнал «Разведчик» в номере от 15 декабря 1898 года разместил большой материал, посвящённый 25-летнему юбилею кадетского корпуса. Там же была размещена фотография, на которой изображалась Юбилейная группа Симбирского кадетского корпуса. На снимке были изображены 55 человек, но офицера-воспитателя барона Н. А. Боде среди них не оказалось. Согласно приложенному списку, там перечислены пофамильно 8 других офицеров-воспитателей. Однако это вовсе не означает, что Николай Андреевич, получивший к тому времени чин подполковника, в корпусе не служил. Дело в том, что на фотографии изображены не все офицеры-воспитатели, а только, как уже упоминалось, 8 человек из 17 офицеров-воспитателей, числившихся по штату. Для руководящего состава кадетского корпуса к концу XIX века на Комиссариатской улице Симбирска был построен отдельный жилой дом на 28 квартир, где проживали директор корпуса, инспектор классов и его заместитель, четыре командира кадетских рот, 17 офицеров-воспитателей, два врача и некоторые другие офицеры.

К сожалению, до сих пор неизвестна ни дата рождения баронессы Софии, ни где проживала её семья в 1897 году. По неизвестной причине о своей матери, которую, как известно, звали Софьей Михайловной, юная баронесса почти не вспоминала, как и о своих братьях и сёстрах.

Нет сведений и о том, было ли у барона Н. А. Боде родовое поместье, где могли бы пройти первые годы жизни девочки. Или многочисленная семья барона долгие 9 лет ютилась в Симбирске в его служебной квартире?

Но где бы ни жила девочка София, её детство условно можно разделить на две части. Первую часть она провела в домашней обстановке. Так продолжалось, судя по всему, до 7–8 лет. К этому времени девочка получила неплохое домашнее воспитание и образование. Как минимум, к этому времени она должна была достаточно хорошо знать русский и французский языки. Это было необходимо для того, чтобы подготовиться к испытаниям во второй части своего детства и последующего девичества. Впереди юную представительницу знатного баронского рода ждали новые впечатления и непривычно строгий распорядок жизни в элитном женском учебном заведении в столице Российской империи.

В стенах Смольного института

Попасть в Смольный институт было совсем не просто, и удавалось это далеко не всем дворянским дочерям. Институт вёл свою историю со времён императрицы Екатерины II, по повелению которой он и был основан в 1764 году. Это было первое в Российской империи женское учебное заведение. К тому же Смольный институт стал первым в Европе государственным учебным заведением для обучения девиц. Правда, официально он назывался по-иному — Императорское Воспитательное общество благородных девиц. Это привилегированное учебное заведение предназначалось для дочерей дворянской знати. Планировалось набирать по 200 воспитанниц (4 класса по 50 девиц) и размещать их в Новодевичьем монастыре. Спустя год после открытия элитного учебного заведения при нём было создано отделение для девиц недворянского сословия. Сюда набирали воспитанниц из всех сословий, кроме крепостных крестьян. В будущем это стало Мещанским училищем.

В 1796 году институт был передан Ведомству учреждений императрицы Марии. А спустя 10 лет воспитанницы переехали в специально для них построенное здание Смольного института. Здесь их готовили для придворной службы и светской жизни.

Строгие правила приёма предусматривали возможность поступления на казённый кошт в институт дочерей, чьи отцы достигли военных чинов полковника и выше. Для гражданских чинов такая возможность была у действительных статских советников или выше. Дочерей потомственных дворян принимали на платное обучение. Родители вносили годовую плату в размере 300 рублей до выпуска из института.

Сама София не оставила воспоминаний о времени своего пребывания в стенах Смольного института. К тому же до сих пор нет ясности в том, на каких условиях она поступила в это элитное женское учебное заведение. Скорее всего, она была принята на казённый кошт. Её отец участвовал в Русско-японской войне и чин полковника получил в октябре 1905 года. На следующий год его дочь София стала воспитанницей столичного института благородных девиц. Кстати, спустя несколько лет в институт была принята и её младшая сестра — баронесса де Боде Кира Николаевна. В году, когда её старшая сестра покидала стены института, Кира была воспитанницей 2-го отделения V класса. При этом известно, что на момент выпуска Софии из Смольного института весной 1914 года баронесса-мать Софья Михайловна была жива.

Баронесса София Николаевна де Боде значится в списке окончивших элитный Смольный институт благородных девиц под № 30 в 1914 году. Это был 82-й выпуск из института в юбилейном году, когда торжественно отмечалось 150-летие Императорского Воспитательного общества благородных девиц. Такое официальное название сохранил Смольный институт с момента своего создания.

Всего в тот юбилейный год стены института покинули 62 выпускницы, среди которых пятеро окончили учёбу с шифром. Так называлась награда, вручавшаяся лучшим выпускницам института. Она представляла собой вензель в виде инициала императрицы Екатерины II с короной в верхней части, изготовленный из золота высшей пробы. Шифр вручался отличившимся выпускницам лично императором в Зимнем дворце и носился на белом банте с тремя золотыми полосками. Баронесса шифра не удостоилась. Сведений о её успехах в науках пока не обнаружено.

Обучение в институте к тому времени длилось 9 лет, с разбивкой на три цикла (класса) с учётом возраста обучаемых. Возраст поступления составлял от 8 до 9 лет. Кандидаткам из числа дворянских дочерей необходимо было пройти вступительные испытания по русскому и французскому языкам. Вместе с этим учитывалось наличие хорошего православного воспитания. Но главным критерием во все времена считалось дворянское происхождение кандидаток.

Условия обучения были достаточно суровыми, в чём-то напоминавшие казарменное пребывание. При приёме девицы в институт её родители подписывали письменное обязательство, что не откажутся от её обучения и не заберут дочь домой ни при каких обстоятельствах. Это условие тяжело переносилось воспитанницами, которые оказывались в ситуации, когда обратной дороги для них не было. В большей мере это касалось тех девиц, чьи родители не проживали в столице, а находились в провинции. Часто случалось так, что они не виделись с дочерью весь учебный год в институте. Встречи выпадали лишь на дни каникул. При этом тоска по дому считалась слабостью воспитанницы и жестоко высмеивалась другими девицами. Непросто проходила и возрастная социализация девушек. Сложно порой складывались отношения между воспитанницами-одноклассницами. Имело место скрытое соперничество за лидерские позиции и право получить шифр при выпуске.

В условиях закрытого женского учебно-воспитательного учреждения взрослевшие в казарменной обстановке строгой дисциплины и всеобщего контроля девицы стремились самоутвердиться за счёт менее знатных и психологически более слабых одноклассниц. Те, кто среди своих сверстниц терпел неудачу, обычно вымещали накопленные обиды на младших однокашницах. Возможно, такие условия формировали определённые черты характера, считавшиеся столь необходимыми для их будущей придворной и общественной жизни.

Готовность к лишениям и опасностям

Подобное почти спартанское воспитание дочерей российской элиты, безусловно, формировало у воспитанниц твердость духа и способность переносить различные тяготы и лишения. Достаточно скромное и ограниченное в калорийности питание, сон на ровной жесткой постели и активные гимнастические упражнения позволяли не только поддерживать стройность фигуры, но и сохранять хорошую физическую форму. Умывание водой уличной температуры закаляло и позволяло легче переносить болезни.

Помимо физического закаливания, воспитанницы приобретали опыт противодействия и преодоления последствий морально-психологического давления. Это была преобладающая форма наказания девиц за различные нарушения, шалости или провинности, поскольку физические (телесные) наказания были категорически запрещены. Не воспрещалось преподавателям и классным дамам кричать на провинившихся и выставлять их за дурное поведение в унизительном положении.

Нарушительниц установленных в институте порядков публично называли на французский лад «мовешками» — от французского слова «mauvaise». В дословном переводе на русский язык это означало «дурная». Тех же, кто отличался примерным поведением, величали «парфетками». Так с известным искажением переводилось на русский язык французское слово «parfaite» в значении «совершенная». В общем, за 9 лет учёбы у каждой воспитанницы не раз случались неприятности, слёзы, разочарования и обиды. Иногда ситуация выходила из-под контроля и приводила к трагедиям. Так, в 1907 году две 14-летние воспитанницы предприняли попытку самоубийства, выбросившись из окна 3-го этажа. Генеральская дочка при этом погибла, а дочь полковника в отставке сильно пострадала. Сама баронесса София об этом случае не вспоминала, хотя в это время она уже училась в младшем классе Смольного института.

Дело о неблагополучии в элитном институте благородных девиц получило широкую огласку. Появились многочисленные публикации в столичных изданиях. Было проведено внеочередное углубленное медицинское обследование воспитанниц старших классов, которое выявило серьёзные психологические отклонения у некоторых из них. Двум девицам поставили диагноз неизлечимого невроза с последующим отчислением из института. Одну нервную воспитанницу отправили домой на поправку под надзор родителей. Нескольких девиц и их родителей предупредили, что в случае повторения нервных припадков их дочерей отчислят из института. Вопреки всем правилам в тот год было решено всех воспитанниц, кроме восьмерых, отправить домой для отдыха в период летнего отпуска.

Происшествие в стенах института выявило немало изъянов в обучении и воспитании девиц из дворянских семей. Многие из них выпускались во взрослую, самостоятельную жизнь с перенесёнными психологическими травмами и накопившимися за время учёбы негативными переживаниями. Всё это несло в себе риски формирования в будущем устойчивых комплексов и даже некоторой деформации личности с непредсказуемыми последствиями. Например, у утонченной аристократки Софии де Боде, ставшей легендой Белого движения, это позже проявилось в немотивированной жестокости по отношению к пленным красноармейцам, которую неодобрительно воспринимали даже бывалые офицеры-фронтовики.

2.3. Фронтовая жизнь Софии: легенды и небылицы

Легенды о героической жизни генеральской дочери возникли ещё при её жизни. В советские времена белогвардейская тематика в нашей стране была под запретом, поэтому военная судьба баронессы Софии Николаевны де Боде общественного интереса не представляла. Однако в белоэмигрантских кругах за рубежом её имя не раз появлялось в воспоминаниях бывших аристократов и военных. Правда, в них рассказывалось чаще всего только о времени её офицерской службы в Добровольческой армии.

Если же обратиться к дооктябрьским страницам биографии баронессы, то возникает вопрос, чем она занималась в период после окончания Смольного института благородных девиц в 1914 году и до момента её записи летом 1917 года в качестве доброволицы в Московский женский батальон смерти. Когда в 1933 году в Харбине появились воспоминания известной деятельницы женского военно-патриотического движения в революционной России генеральши М. А. Рычковой, то создалось впечатление, что это белое пятно в линии жизни героической баронессы будет устранено. Ведь М. А. Рычкова была не только близко знакома с храброй представительницей древнего рода, но и в какой-то мере способствовала её военной службе в женском батальона и учёбе в Александровском военном училище.

Тогда же с лёгкой руки Марии Александровны в публичном пространстве появился рассказ о героическом участии выпускницы Смольного института в сражениях Первой мировой войны.

«София де Боде, дочь начальника дивизии, — писала М. А. Рычкова, — в 1913 году окончила Смольный институт, в 1914 году поехала на фронт к своему отцу и пробыла там, в команде разведчиков, восемь месяцев. Во время одной из поездок она упала с лошади, сломала ногу и была отправлена отцом в Москву, где находилась в то время ее семья». Впоследствии этот героический эпизод не раз повторялся в разных версиях и пересказах, несмотря на то что эти факты ничем не были подтверждены. Более того, М. А. Рычкова писала свои воспоминания спустя почти два десятилетия по памяти, поскольку при отъезде в эмиграцию все её записи и материалы остались в России. А факты и утверждения о пребывании Софии в команде конных разведчиков и её участии в боях, по нашему мнению, могли быть приведены со слов самой баронессы либо были пересказом слухов того времени. Тем не менее неподтверждённые документами, очевидцами и участниками, эти недостоверные сведения стали широко использоваться другими авторами из числа историков, краеведов и журналистов. И никого из них не насторожило, что М. А. Рычкова в своих воспоминаниях честно признала, что этот текст она писала за рубежом «много лет спустя по памяти, не имея под рукой никаких свидетельств». Отсюда все эти неточности и ошибки в приведённом выше коротком фрагменте текста воспоминаний одной из лидеров женского патриотического движения в Москве. Конечно же, София завершила учёбу в Смольном институте не в 1913 году, как написала Рычкова, а в 1914 году. Фамилия баронессы включена в список 82-го выпуска в год 150-летия этого элитного женского учебного заведения. Далее ситуация ещё больше запутывается. Указано, что отец Софии был начальником дивизии и есть уточняющая сноска. Однако в ней речь не о настоящем отце баронессы — генерале Н. А. Боде. Ошибочно приводятся сведения о полковнике А. К. Боде, командовавшем 16-м стрелковым полком и погибшем от полученных ран в бою в феврале 1915 года. Эта путаница, о которой мы уже ранее писали, до сих пор появляется в разных публикациях.

Теперь попробуем разобраться в ситуации, когда София де Боде, со слов М. А. Рычковой, «в 1914 году поехала на фронт к своему отцу и пробыла там, в команде разведчиков, восемь месяцев».

Сначала напомним читателям о том, как складывалась военная служба в гвардейской пехоте генерал-майора Н. А. Боде в канун и в начальные годы Первой мировой войны. С мая 1912 года по октябрь 1914 года генерал командовал лейб-гвардии Санкт-Петербургским полком и встретил начало войны с германцами во главе своих гвардейцев. По иронии судьбы эта привилегированная воинская часть многие десятилетия носила почётное звание «короля Фридриха-Вильгельма III полк» и за боевые заслуги была причислена к старой гвардии. Барон Н. А. Боде на должности полкового командира в начальный период войны на Западном фронте пробыл примерно три месяца, после чего получил новое назначение. Он возглавил 1-ю бригаду в той же 3-й гвардейской дивизии. Теперь в его подчинении были лейб-гвардии Литовский и Кексгольмский полки. С октября 1914 года по май 1915 года гвардейцы под командованием генерала Н. А. Боде участвовали в боях на Северо-Западном фронте. В этой должности он пробыл примерно семь месяцев. После до мая 1917 года барон занимал должность начальника 57-й пехотной дивизии.

В составе конной разведки — правда или вымысел?

Теперь о том, что касается мифа о пребывании Софии де Боде вместе с отцом на фронте в течение восьми месяцев. По существовавшему в военное время порядку её пребывание на передовой, даже в военной форме и под мужским именем, было бы весьма проблематично. Единственный вариант обманного пути в армейский строй мог быть в случае поступления её на службу в качестве вольноопределяющегося под мужским именем. Теоретически такое было возможно в случае, если бы генерал готов был рисковать жизнью дочери и своей военной карьерой в условиях боевой обстановки.

По существовавшим тогда правилам, добровольцев брали в качестве вольноопределяющихся только в строевые части и выпускница Смольного института благородных девиц должна была бы жить окопной жизнью и участвовать боях вместе с малообразованными солдатами низших сословий. Аристократке пришлось бы питаться из солдатского котла, спать в полевых условиях и нести все тяготы военной службы.

Ещё большее сомнение вызывает упоминание о том, что все восемь фронтовых месяцев она провела в команде разведчиков. Такой ситуации не могло быть по определению. По военной практике тех лет, команды разведчиков были внештатными сборными формированиями в полках. Для них из каждой роты подбирались по 4–6 наиболее храбрых, опытных и находчивых солдат. Обычно во главе команды разведчиков был обер-офицер, в подчинении которого находилось от 64 до 85 нижних чинов. Как правило, среди них был старший унтер-офицер, 4 младших унтер-офицеров и до 80 рядовых. В командах могли быть пешие и конные разведчики.

Как видим, ни по каким критериям баронесса для службы в войсковой разведке не подходила. По нашему мнению, это одна из легенд, с помощью которых осуществлялась героизация и военная романтизация жизни этой необычной молодой женщины.

При этом до сих пор остаётся загадкой, где утончённая аристократка София де Боде научилась верховой езде и владению оружием. В Смольном институте дворянских девиц этому не учили. Однако позже в октябрьских боях 1917 года в Москве, а затем в сражениях в составе Добровольческой армии на Юге России она не раз проявляла удивительную храбрость и хорошую военную подготовку. К тому же лишь она одна из всех выпускниц Александровского военного училища попала служить в белогвардейскую кавалерию. Это свидетельствует о том, что командиры высоко ценили её верховую подготовку и умение воевать в конном строю. Впрочем, служила она не эскадроне, а была ординарцем у командира Отдельной конной бригады генерала от кавалерии И. Г. Эрдели. В некоторых публикациях упоминается, что она была даже офицером для связи у самого генерала Корнилова, но достоверных подтверждений этому факту не приводится.

2.4. Среди московских доброволиц батальона смерти

Приезд Софии де Боде в Москву в воспоминаниях М. А. Рычковой объясняется тем, что в одной из своих верховых поездок она упала с лошади и сломала (по другим сведениям — сильно повредила) ногу. В этой связи она была отправлена отцом на московскую квартиру, где в то время жила их семья. Удивительно, но до сих пор не обнаружены какие-либо подробности о проживании семейства барона Боде в Москве. Сама София тоже нигде об этом не упоминала.

В конце мая 1917 года в московской газете «Русское слово» был напечатан призыв младшего унтер-офицера М. Бочкарёвой «К русской женщине». Это обращение получило поддержку среди патриотически настроенных москвичек, и уже в следующем месяце в Москве был образован женский союз «Помощь Родине». Его возглавила жена генерала М. А. Рычкова. Главными целями союза стали военно-патриотическая работа среди молодых женщин и девиц, а также организация набора доброволиц в новый женский батальон смерти из числа тех, кто изъявил готовность с оружием в руках сражаться на фронте.

За прошедший месяц с момента публикации обращения М. Л. Бочкарёвой в женском добровольческом движении произошли большие изменения. В отличие от в общем-то недостаточно организованного формирования и обучения Первой женской военной команды смерти Марии Бочкарёвой дальнейшая работа по созданию двух новых женских добровольческих батальонов проходила в соответствии с положениями военной науки и требованиями войсковой практики. После того как Военным советом 29 июня 1917 года было одобрено представление Генерального штаба о формировании из доброволиц женских войсковых частей по временному штату отдельного Туркестанского стрелкового батальона, было предписано сформировать два отдельных пехотных батальона из женщин-доброволиц. Речь шла о 1-м Петроградском женском батальоне и 2-м Московском женском батальоне смерти (далее — 2МЖБС). Согласно приказу № 1 по батальону, изданному 28 июня 1917 года, Московский батальон стал вторым женским военным добровольческим формированием, созданным по утверждённым военным ведомством штатам и в соответствии со специально разработанными для этого нормативными требованиями.

Вся организационная работа, материальное обеспечение и обучение доброволиц военному делу были возложены на штаб Московского военного округа. Осуществлять контроль и общее руководство процессами формирования батальона и обучения женщин-солдат предписывалось лично командующему войсками округа. Все расходы, связанные с формированием батальона из женщин-доброволиц, осуществлялись за счёт казны (военного фонда), а также с использованием финансовой помощи женского союза «Помощь Родине» и сбора пожертвований. Как и каждая отдельная воинская часть, женский батальон имел свою печать.

Баронесса де Боде, которая к тому времени уже поправилась, снова рвалась на фронт. Она явилась, вспоминала позже М. А. Рычкова, на одно из первых заседаний комитета «Помощь Родине». Трудно было в то время обратить на кого-либо особое внимание: в течение дня перед глазами проходило столько разнообразных лиц, а текущая работа преподносила массу неожиданностей. Но де Боде была одним из исключений. Своей выдающейся наружностью, изящным костюмом и манерой держать себя она привлекла всеобщее внимание. Казалось странным видеть эту девушку в подобной обстановке. Ещё более возросло удивление, когда она заявила, что пришла узнать, насколько серьезна организация, и что хочет записаться через комитет в отряд доброволиц. На следующий день представительницы женского союза были приглашены к начальнику Александровского военного училища, которому было поручено руководство и организация женского батальона. Здесь в воспоминания руководителя союза М. А. Рычковой вкралась какая-то ошибка. Она называет начальником училища генерала Михеева. Однако достоверно известно, что в период с 8 декабря 1908 года по 15 августа 1917 года начальником Александровского военного училища был генерал-лейтенант Геништа Н. И. Затем его сменил генерал-майор Муратов В. П.

Вместе с представителями союза «Помощь Родине» на встречу с начальником военного училища отправилась и баронесса де Боде. Она была, как отмечали современники, замечательно хороша собой в мужском военном костюме и с копной черных кудрей на голове. Однако генерал женскую красоту не оценил и коротко распорядился: «Остричься». При этом он назначил её своим ординарцем для связи с женским батальоном. Возможно, он счёл её кандидатуру наиболее подходящей, поскольку она была не просто генеральской дочерью, но и аристократкой, а также выпускницей Смольного института благородных девиц.

Аристократка в девичьем строю

Комплектование женского батальона проводилось в соответствии с условиями приёма. Доброволицами могли стать молодая женщина и девица, достигшие 18 лет. Обязательным условием было наличие у девицы российского подданства. Полученное образование учитывалось как преимущество, но обязательным требованием не являлось. Социальное происхождение, вероисповедание и национальность значения не имели. В сообщении в газете «Русские ведомости» от 27 июня 1917 года было указано, что все записавшиеся должны были прибыть к 4 вечера в казармы 5-го запасного полка.

Каждая из кандидаток на военную службу должна была предоставить в комиссию по набору все необходимые документы, а также пройти медицинское освидетельствование на предмет годности к службе в строю. Для этих целей были привлечены уполномоченные врачи, которые выявляли среди кандидаток больных, беременных и непригодных по другим причинам. Следует отметить, что с учётом ранее допускавшихся послаблений в медицинском осмотре доброволиц в других женских формированиях при наборе в 2МЖБС врачи более строго подходили к оценке возможностей военной службы женщин по состоянию здоровья. Девиц до 18 лет в качестве исключения принимали при наличии письменного согласия родителей или опекунов. При подаче прошения о приёме или по результатам медкомиссии можно было записаться доброволицей в боевой пехотный женский батальон или в тыловую военную организацию. Желавших попасть на службу в тыловые подразделения было немного.

Первоначально в женский батальон записалось свыше 400 доброволиц, с которыми с 28 июня начались занятия по военному делу. Указывалось также, что женщины, в соответствии с полученным образованием, будут направлены в группу по подготовке к экзамену на первый офицерский чин. В числе первых женщин-юнкеров Александровского военного училища в этом списке была баронесса де Боде.

Для размещения иногородних кандидаток были выделены отдельные помещения. Затем батальон был переведён в Смирновскую казарму, которая располагалась на Пятницкой улице возле Чугунного моста. «С первого дня, как доброволицам отвели казарму, — вспоминала М. А. Рычкова, — де Боде переместилась туда. Среди доброволиц она быстро завоевала себе общую симпатию и доверие. Доброволицы заявили, что за де Боде они пойдут в огонь и воду. Решено было, что после двух месяцев подготовки отряд, наподобие бочкаревского, пойдет на фронт».

Однако далеко не все доброволицы оказались готовы к суровой специфике военной службы и ограничениям казарменной жизни. В этой связи первоначально наблюдался достаточно высокий отсев доброволиц среди уже принятых на службу. Поскольку они ещё не принимали военную присягу, то процедура их увольнения была простой. Их отчисляли из батальона и отправляли домой. Такое происходило довольно часто.

Для доброволиц 2МЖБС была установлена особая форма военной одежды. Женщины-солдаты получили шинели из серого сукна с погонами защитного цвета. На погонах жёлтым цветом была обозначена литера «М». На правом рукаве обмундирования была пришита эмблема в виде красного круга, в центре которого располагался Андреевский крест из чёрной ленты.

Были также выданы каждой доброволице патронные сумки и кавалерийские ремни.

В батальоне смерти соблюдался строго регламентированный распорядок дня. Основное время отводилось на военную подготовку и на строевые занятия. Для этого обычно предусматривалось по 6 часов занятий в день. Как и в любой воинской части того времени, ежедневно отводилось время для проведения утренних и вечерних молитв. На учебных занятиях инструкторы обучали доброволиц строевым приёмам и правилам отдания воинской чести. Занятия по изучению оружия и приёмов его использования проводились инструкторами-мужчинами. Изучались также основные требования воинских уставов, наставлений и положений, обязательные для подготовки солдата пехоты первого года службы.

Доброволицы имели право на получение увольнительных в выходные дни для посещения родных и близких. Чаще всего эта возможность предоставлялась москвичкам. Как часто пользовалась этой привилегией доброволица де Боде, неизвестно. Однако полагаем, что она не прерывала связи с семьёй и по мере возможностей навещала родных. К сожалению, каких-либо сведений об отношении родителей, братьев и сестёр к её военной службе в женском батальоне не сохранилось.

Иногородним увольнения предоставлялись реже. Иногда посещения родных и знакомых приводили к разного рода нарушениям воинского порядка. Случались возвращения в казарму в нетрезвом виде, а также опоздания из увольнения. За такие проступки доброволицам грозило отчисление из батальона.

Как известно, 2МЖБС постоянно опекал женский союз «Помощь Родине». Женские активистки во главе с М. А. Рычковой занимались проведением благотворительных мероприятий по «кружечному» сбору денег, а также осуществляли сбор одежды и продуктов в пользу женщин-солдат.

Средств постоянно не хватало, даже несмотря на достаточно щедрые пожертвования и поступления из казны. В этой связи женский союз решил провести «кружечный сбор» в пользу женского батальона по близлежащим городам соседних губерний и уездов. Акция продолжалась три дня и оказалась успешной. Удалось собрать свыше 23 тысяч рублей.

Однако оборотной стороной успеха этой благотворительной акции стали неблаговидные уловки отдельных женщин-солдат. После оглашения суммы собранных пожертвований среди доброволиц неожиданно выявились авантюристки. Они стали обращаться в штаб и к командирам с заявлениями о выходе из батальона. При этом они требовали крупные денежные суммы, ссылаясь на то, что благотворительный сбор производился в их пользу тоже. В этой связи в батальоне возникла конфликтная ситуация. Жалобы дошли до Совета солдатских депутатов.

Отправка первых доброволиц на фронт

В конце лета 1917 года в Москву приехала прапорщик М. Л. Бочкарёва, которая предложила московским доброволицам принять участие в боях на передовой в составе её отряда смерти. Поехать с ней на фронт вызвались около двухсот, а по другим данным — 250 женщин-солдат. Остальные отнеслись к приезжей начальнице крайне неприветливо и агрессивно. Дело закончилось тем, что доброволицы просто избили Бочкарёву, о чём она позже не любила вспоминать.

По данным историка Ж. В. Абашевой, в те сентябрьские дни из московского батальона «большое количество женщин по собственному желанию отправилось на фронт (Румынский, Западный, Юго-Западный), множество доброволиц были зачислены в Запорожский полк Украинского батальона».

Однако факты массового убытия на фронт доброволиц из 2МЖБС не подтверждены ни документально, ни свидетельствами очевидцев и участников описываемых событий. Трудно представить, чтобы даже с учётом революционной неразберихи тех дней женщины-солдаты, находясь в штате батальона, могли бы самостоятельно перемещаться в прифронтовые полосы, не имея соответствующих предписаний и других документов. Их задержал бы первый встречный военный патруль или жандармы, которые в годы войны выполняли контрразведывательные функции. К тому же в военных документах и литературе не выявлено подтверждений прибытия столь значительного числа женщин-солдат в расположение войск на Румынском, Западном и Юго-Западном фронтах.

К тому же историк Ж. В. Абашева, сообщая о том, что «множество доброволиц были зачислены в Запорожский полк Украинского батальона», допускает путаницу в военной иерархии. При этом в своей статье она ссылается на архивные фонды РГВИА. На наш взгляд, эта информация нуждается в дополнительной проверке и уточнении. Полк не может входить в состав батальона, как указано в приведённой цитате. В военных структурах всё обстоит как раз наоборот — батальон является подчиненным штатным подразделением полка. Если же батальон является отдельным, как должно бы было быть в случае с женским батальоном, то он является самостоятельной боевой единицей и не входит в состав какого-либо полка. К тому же воинскую часть с таким наименованием найти не удалось. В годы Первой мировой войны существовал Запорожский 1-й казачий полк, в котором московских женщин-доброволиц не могло быть по определению. Полк полностью комплектовался из казаков «станиц Ейского отдела Кубанской области».

После ухода лучших и наиболее активных доброволиц на фронт вместе с прапорщиком М. Л. Бочкарёвой дисциплина в батальоне резко упала. В целях восстановления порядка в батальоне были образованы ротные комитеты, члены которых следили за поведением женщин-солдат, а также занимались хозяйственной деятельностью. Появились во 2МЖБС дисциплинарные суды, основная задача которых заключалась в разрешении ссор и споров между доброволицами батальона. Однако остановить распад батальона не удалось. Фактически он перестал существовать как женское добровольческое военное формирование задолго до его официального роспуска в ноябре 1917 года.

В соответствии с рекомендациями о военно-трудовой повинности женщин на одном из совещаний у начальника военного училища было решено из оставшихся доброволиц сформировать санитарные женские отряды. Однако этим планам не удалось сбыться.

Какой же след в истории женского военного движения оставил 2МЖБС? Доброволицы, уехавшие вместе с Бочкарёвой, продолжили службу в прифронтовой полосе Западного фронта. В статье на сайте «Офицеры РИА», почему-то названной «2-й Московский женский ударный батальон», в то время когда официальное название этого женского формирования было «2-й Московский женский батальон смерти», ошибочно, на наш взгляд, указано, что 420 ударниц из батальона приняли участие в боях на боевом участке 10-й армии Западного фронта. Документальных подтверждений этому факту нет, как и воспоминаний очевидцев или участников из числа московских доброволиц о пребывании на фронте. А те женщины-солдаты, которые попали в расположение действующей армии в качестве пополнения команды смерти Марии Бочкарёвой или добровольно отправились на другие участки фронтов, фактически выбыли из состава 2МЖБС с момента их отправки из Москвы. И в тылу Западного фронта они находились уже как женщины-солдаты бочкарёвской команды смерти. На других фронтах они оказались бы в составе других воинских частей. В любом случае, на наш взгляд, необходимо уточнение ситуации сентября — октября 1917 года в Московском женском батальоне смерти и сведений об отъездах доброволиц на фронты Первой мировой войны по архивным документам, хранящимся в фондах РГВИА.

В жизни 2МЖБС происходили и другие события. Отметим, что в августе доброволицы женского батальона участвовали в качестве почётного караула в торжественной встрече генерала Корнилова, приезжавшего на совещание в Москву.

Женщин-солдат батальона благословил на Красной площади вновь избранный митрополит Тихон. Главной же особенностью 2МЖБС стало то, что из его состава были отобраны на обучение в военном училище 25 лучших и наиболее достойных доброволиц. После завершения учебы и производства в чин прапорщика эти женщины-офицеры должны были заменить мужчин-офицеров в женских добровольческих формированиях.

В связи с бурными революционными событиями 1917 года и всеобщим развалом русской армии формирование женских батальонов замедлилось, а затем и вовсе прекратилось. По утверждённым военным ведомством порядку и правилам было сформировано всего два женских батальона — 1ПЖБ и 2МЖБС. Другие женские военные команды, батальоны, отряды и роты, стихийно создававшиеся в губернских центрах и провинциальных городах, в состав армии не входили и официального наименования не имели. Это в полной мере относится и к Первой женской военной команде смерти Марии Бочкарёвой, которую в то время в пропагандистских целях часто называли «женским батальоном смерти» её имени. Однако в РГВИА, где хранятся архивы всех воинских частей и формирований русской армии, имеются архивные фонды только 1ПЖБ и 2МЖБС.

2.5. Девица в чине прапорщика

Летом 1917 года, как вспоминала М. А. Рычкова, «пришел запрос записать желающих и окончивших средние учебные заведения доброволиц в военное Александровское училище. Де Боде была в числе их». Так впервые в отечественной военной истории в Москве на базе Александровского военного училища была набрана женская учебная группа. Наиболее подготовленные доброволицы стали юнкерами прославленного военного училища.

Это училище, начиная с 1863 года, осуществляло подготовку пехотных офицеров. Его выпускники ценились в войсках за высокий уровень военной выучки. Они участвовали во всех войнах России, которые велись от основания училища и до октября 1917 года. Гордились александровцы и тем, что в истории училища три российских императора, включая Николая II, являлись его шефами и монаршими благодетелями.

Военную науку здесь постигали в основном молодые дворяне со средним образованием. Срок обучения составлял два года. Выпускники распределялись в пехотные части РИА.

Начавшаяся Первая мировая война внесла свои коррективы в процесс подготовки офицеров армейской пехоты. Набор в училище в военное время был увеличен в 4 раза — с 400 до 1600 юнкеров. А в 1917 году их численность была доведена до 2000 человек. Столь резкий рост количества юнкеров произошел за счёт того, что здесь стали обучать по сокращённой до четырёх месяцев учебной программе подготовки прапорщиков, считавшихся офицерами военного времени. В училище разрешили принимать молодежь других сословий при наличии у них среднего образования.

Прапорщики восполняли боевые потери младшего офицерского состава ротного и взводного звена в строевых частях пехоты. Учебные программы военного времени были существенно сокращены за счёт исключения из них таких предметов, как военная история, география, Закон Божий, русский и иностранные языки.

Московский женский союз «Помощь Родине» в интересах формирования женского батальона смерти был прикреплён к Александровскому военному училищу. В этой связи в виде эксперимента летом 1917 года краткосрочный курс обучения по программе ускоренной подготовки офицеров военного времени проходила группа юнкеров из числа женщин-доброволиц 2МЖБС. Это был единственный официально разрешённый набор юнкеров-женщин среди всех военно-учебных заведений России.

Доброволицы, которые проходили военную подготовку на чин прапорщика в Александровском военном училище, имели определённые привилегии, включая особенности формы одежды. Женщины-юнкера, до производства их в офицеры, носили погоны красного сукна с металлической буквой «М», по краям окантованные тесьмой чёрного цвета. Им также разрешалось обшивать погоны трёхцветным добровольческим шнуром.

Приводимые в литературе и в СМИ данные о выпускницах-прапорщиках разнятся. Их число указывается в пределах от 18 до 25 человек. Однако, на наш взгляд, на основании воспоминаний непосредственных участников тех событий следует считать, что офицерский выпуск женщин составил 25 человек. Руководительница московского женского союза М. А. Рычкова в своих воспоминаниях написала, что на учебу в Александровское военное училище было направлено 25 женщин-доброволиц. Все они были в начале октября выпущены из училища в чине прапорщика армейской пехоты.

В честь женщин-офицеров, успешно окончивших курс обучения в военном училище, 4 октября 1917 года был устроен торжественный вечер в московском Юридическом собрании. Там собрались, как сообщалось в газете «Утро России», офицеры и генералы штаба округа во главе с командующим войсками округа полковником К. И. Рябцевым, преподаватели военного училища, представители городского общественного управления, а также дипломатические работники английского и итальянского консульств. В своём выступлении полковник Рябцев отметил, что всегда был сторонником равноправия женщин, хотя и считает, что женщинам не место в военном строю. Те обстоятельства, в которых женщина «надевает военный мундир и берет на себя те обязанности, которые могут быть возложены только на мужчину», он отнёс к ненормальным явлениям текущего времени. Приветственные слова в адрес выпускниц прозвучали от начальника училища и представителей итальянского консульства. С ответным словом благодарности выступали и прапорщики-выпускницы. В завершение торжеств гостям было предложено шампанское и чай. Всего на выпускном мероприятии, как вспоминала позже одна из его организаторов М. А. Рычкова, присутствовало примерно 400 приглашённых.

Однако уже на другой день ощущение торжественности момента было подпорчено. Дело в том, что накануне среди приглашённых был достаточно известный писатель и драматург М. П. Арцыбашев. Помимо писательского творчества, он одновременно писал публицистические статьи на злободневные темы для разных периодических изданий тех лет. Публицист, оставаясь на своей прежней идейной платформе, не воспринял перемен и революционных новаций. Более того, в июне 1917 года в газете «Свобода» он опубликовал смелую статью в защиту офицеров от нападок в обществе. Поэтому, когда на следующий день в одной из газет появилась его злая статья о ненужности жертв со стороны женщин-офицеров, многие удивились. Надо отметить, что в оценке военного настроя женщин и их готовности отдать жизнь за демократические преобразования и процветание России писатель ошибался. Он написал, что «женщины-офицеры напоминали подушки, перетянутые ремнями. Они пискливыми голосами произносили свои речи и кричали „ура!“ в то время как грубые мужики-солдаты посмеивались…» Но спустя всего несколько недель эти девушки в офицерских мундирах, сохраняя верность присяге, вступили в бой против отрядов солдат и красногвардейцев на московских улицах.

Октябрьские бои в Москве

Октябрьский переворот в Петрограде эхом откликнулся в Москве. Как известно, московское восстание вначале замышлялось как бескровное. Противостоящие стороны надеялись миром договориться друг с другом. Но логика вооружённого противостояния и вести из столицы подталкивали к боевым действиям. И они начались под руководством спешно созданного московского Военно-революционного комитета (далее — ВРК) во главе с большевиком В. П. Ногиным. Сын приказчика с четырехклассным образованием оказался хорошим организатором. Приняв участие в петроградском восстании, утром 26 октября он был уже в Москве. Однако здесь городская дума уже создала Комитет общественной безопасности (далее — КОБ), который городским головой правым эсером В. В. Рудневым был объявлен единственной законной властью в Москве. Его вооружённую опору составили офицеры гарнизона, юнкера военных училищ и школ прапорщиков, добровольцы из числа студентов, гимназистов и сохранившие верность присяге солдаты воинских частей. При этом ядром вооружённого сопротивления стало Александровское военное училище.

Вчерашние выпускницы, женщины-прапорщики приняли непосредственное участие в уличных боях, продолжавшихся непрерывно в течение шести суток. Первое серьёзное столкновение произошло 27 октября вечером в центре Москвы недалеко от Манежа между патрулём юнкеров и солдатами-«двинцами». В результате перестрелки погибли 46 солдат и 11 юнкеров. После этого инцидента бои приняли ожесточённый характер практически по всему городу.

Одним из участников тех боёв был прапорщик 56-го запасного пехотного полка А. Трембовельский. Позже он вспоминал о геройском поведении сестёр Веры и Марии Мерсье, которые только что получили чин прапорщика пехоты. Ловко управляясь с пулемётом, они вдвоем сдерживали превосходящие силы восставших. Женщин-офицеров готовили к боевым действиям на фронтах против германцев и их союзников, однако свой первый боевой опыт они приобрели в вооружённых стычках с восставшими солдатами и красногвардейцами. И первой потерей в их строю стала гибель одной из выпускниц в уличном бою от пули восставших солдат своей же армии.

«Де Боде руководила отрядом юнкеров у Никитских ворот, — писала в своих воспоминаниях М. А. Рычкова, — и сожгла двухэтажное здание „меблированные комнаты“, в которых засел штаб большевиков. Она была ранена, но до конца оставалась на своем посту».

Жаркие бои за Кремль

Одной из главных задач была охрана Кремля, на территории которого были расположены склады оружия и боеприпасов. Службу здесь несли солдаты 1-го батальона 56-го запасного пехотного полка, считавшиеся в те дни вполне благонадёжными. Однако в связи с активной агитацией большевиков в полку возникло опасение, что арсеналы Кремля могут захватить восставшие.

Один из офицеров 56-го запасного полка предложил провести юнкеров по потайному ходу в Кремль из Александровского сада. Солдаты батальона были разоружены и отправлены в казармы. Охрану Кремлёвского арсенала взяли на себя офицеры и юнкера Александровского военного училища. При этом следует отметить, что с началом боев на московских улицах и на подступах к Кремлю командующий войсками Московского военного округа полковник К. И. Рябцев самоустранился от руководства вооружённым противостоянием восставшим и впал в тяжёлую депрессию. Ситуацию в Москве он и подчинённые ему органы военного управления и командиры воинских частей не контролировали. Всё это приводило к ожесточённым боевым стычкам и ненужному кровопролитию. В условиях вооруженных беспорядков и отсутствия точных сведений рождались слухи, порождавшие панику среди гражданского населения. Например, активно обсуждался боевой эпизод, связанный с событиями в Московском Кремле. Позже победившие большевики заявили о том, что «юнкера зверски расстреляли в Кремле около 500 безоружных солдат 56-го запасного полка и команды арсенала». Оценки произошедшего на территории Кремля разнятся. Каждая из сторон предоставляла противоречивые доклады о боевой ситуации. Так, в своём рапорте начальник московского артиллерийского склада генерал Кайгородов официально доложил о том, что юнкера открыли ответный огонь после раздавшихся по ним откуда-то нескольких выстрелов. Кто и откуда произвёл провокационные выстрелы по юнкерам, так и не установили. По разным оценкам, в боях на территории Кремля было убито от 50 до 300 солдат. Историк И. С. Ратьковский считает, что было убито и ранено шестеро юнкеров и около двух сотен солдат. По другим сведениям, в Кремле произошла перестрелка, в ходе которой было убито четверо юнкеров и ранено около десяти. Среди солдат 56-го полка и команды арсенала было 14 убитых и двое умерли от ран. Перестрелку, как отмечается в источнике, спровоцировали выстрелы красногвардейцев, засевших с пулемётами на колокольнях, Кремлёвской стене и в окнах арсенала.

Однако все жертвы этого кровавого боевого эпизода оказались излишними, поскольку, поняв всю бессмысленность дальнейших боевых действий, в ночь на 2 ноября юнкера и другие защитники Кремля покинули его территорию. По решению московского ВРК их отпустили по домам с условием сдачи оружия.

Отступили, но присяге не изменили

Защитники власти Временного правительства потерпели поражение. Среди основных причин неудачи вооружённого сопротивления восставшим были, на наш взгляд, следующие из них. Сторонников власти возглавил начальник штаба Московского военного округа полковник К. К. Дорофеев. 27 октября 1917 года в стенах Александровского училища было проведено собрание офицеров и юнкеров. Приглашались все те из них, кто в это время находился в Москве. По некоторым сведениям, общая численность офицеров, включая раненых и отпускников, оценивалась примерно в 30 тысяч человек. Однако на собрание прибыли всего около 300 человек офицеров, юнкеров и студентов. Общая численность вооружённых сторонников КОБ составляла не более 8–10 тысяч человек. Но реально участвовало в боях не более 700 офицеров. Остальные, видимо, решили переждать и посмотреть, как будут развиваться события дальше.

Ситуация изменялась стремительно. Аресты офицеров и юнкеров начались практически на другой день после захвата большевиками власти в Москве. А ещё через несколько дней начались расстрелы тех, кто участвовал в вооружённом сопротивлении в октябрьские дни. Ставшие бывшими офицеры и юнкера потянулись на Дон, где в это время начала формироваться Добровольческая армия. Из одной только Москвы, по неподтверждённым сведениям, туда перебралось более 2000 юнкеров и офицеров, участвовавших в антибольшевистском вооружённом выступлении.

«Жуткие то были дни! Все сидели, — вспоминала очевидец тех событий М. А. Рычкова, — по своим углам. Де Боде раза два была у нас в обществе каких-то офицеров. Они запирались в отдельную комнату и сговаривались о побеге на Дон.

Как-то под вечер на двор нашего дома въехал экипаж, и у нашего подъезда вылезла русская баба в тулупе, с большим платком на голове и с большими черными очками на глазах. Звонок. Мы все высыпали в переднюю. Несколько минут замешательства: очки сняты, сброшен платок, тулуп, юбка и перед нами прапорщик де Боде. Вечер провели мы в тесном кружке; на ноге племянница перевязала ей еще не зажившую рану. Рано утром де Боде исчезла. По ее желанию никто из нас не провожал ее. Ехать решила она одна». До Новочеркасска она добралась благополучно, несмотря на ещё не полностью зажившую рану на ноге. Здесь уже поучаствовавшая в боях баронесса снова заняла своё место в строю Белой гвардии. Кстати, считается, что это название вооружённых противников советской власти впервые появилось во время октябрьских боёв в Москве как противопоставление большевистской Красной гвардии.

2.6. В рядах Добровольческой армии

Не приняв советской власти и сохраняя верность присяге, почти в полном составе прапорщики-выпускницы пополнили офицерские ряды в белогвардейском строю. В числе первых в ноябре 1917 года на Дону оказалась и прапорщик де Боде. В Новочеркасске шло формирование первых воинских частей Добровольческой армии на основе офицерской организации прибывшего сюда в начале ноября 1917 года генерала М. В. Алексеева. Были сформированы первые добровольческие части из офицеров и юнкеров. Однако они были малочисленны и при отсутствии всех видов снабжения и боевого обеспечения оставались практически небоеспособными.

В первых числах декабря на Дон прибыл генерал Л. Г. Корнилов, который был наделён всей полнотой военной власти на специально созванном совещании. На Рождество был объявлен секретный приказ о вступлении генерала Корнилова в командование армией, которая с того дня стала официально именоваться Добровольческой.

В те дни создаваемая армия была малочисленна. При этом только в Ростове-на-Дону находилось до 16 тысяч офицеров, пребывавших на отдыхе или лечении. Многие из них не пожелали добровольно вступить в армейские ряды и принять участие в боях. А общая мобилизация в Добровольческую армию тогда ещё не практиковалась.

Генерал Корнилов принял решение двигаться на Юг России, в сторону Кубани. Вечером 9 (22) февраля войска двинулись в 1-й Кубанский поход, позже получивший название «Ледяной». Численность Добровольческой армии составляла менее 4000 человек. Однако она состояла в основном из офицеров и добровольцев. Нижних чинов насчитывалось менее 20 процентов от общей численности. Первопоходниками стали и женщины, состоявшие в армейском строю. Из 165 женщин 15 были прапорщиками, 17 рядовыми доброволицами, 5 — врачами и фельдшерицами, 122 — сестрами милосердия и 6 — не служили в армии. Все они, и прапорщик де Боде тоже, позже получили знак отличия участника Ледяного похода на Георгиевской ленте. По другим данным, в 1-м Кубанском (Ледяном) походе участвовало 228 женщин (согласно списку участников похода).

Храбрость сочеталась с жестокостью

Баронесса де Боде уже в то время слыла в войсках не только красавицей, но и храброй наездницей. Её смелости и бесстрашию в боях удивлялись даже вчерашние фронтовики. Наряду с храбростью в боях баронесса отличалась и своей особой жестокостью по отношению к пленным красноармейцам. Эту особенность характера и склонность не считаться с ценностью чужих жизней подмечали многие очевидцы её расправ и сослуживцы баронессы. Она охотно принимала участие в расстрелах осуждённых или просто оказавшихся в плену мобилизованных красноармейцев. В своих воспоминаниях «Свет во тьме» думский депутат и первопоходник Н. Н. Львов подчёркивал, что хорошо помнит эту красивую девушку в мундире прапорщика. В книге он приводит рассказ одного из офицеров, сообщившего о том, что баронесса де Боде принимала участие в расстреле осуждённых в садах кубанских станиц. Известный политик и депутат Думы от Саратовской губернии Н. Н. Львов на страницах своих мемуаров передаёт удивление офицера-рассказчика: «И представьте себе, кто принимал участие в расстреле», сказал он, «баронесса Боде».

На эту черту ожесточённости молодой аристократки обратил внимание писатель, издатель и публицист Б. А. Суворин. Он прибыл на Дон по приглашению генерала М. В. Алексеева. Участвовал в 1-м Кубанском (Ледяном) походе. В 1922 году в Париже он выпустил книгу «За Родиной: героическая эпоха Добровольческой армии 1917–1918 гг.: впечатления журналиста». Нашлось в ней место и для короткого рассказа о прапорщике де Боде. «Кроме смелости, — писал он в своей книге, — она отличалась и жестокой решимостью, свойственной женщинам. Как дико было слушать в рассказах этой молоденькой девушки (ей было лет 20) слово „убить“. Она и не только говорила».

«Де Боде хладнокровно и беспощадно расправлялась с пленными, — отмечал известный публицист и сотрудник отдела пропаганды Добровольческой армии В. А. Амфитеатров-Кадашев, — правда, никогда не подвергая их лишним мучениям. Но очевидцы говорили мне, что нестерпимо жутко было видеть, как к толпе испуганных пленников подскакивала молодая девушка и, не слезая с коня, прицеливалась и на выбор убивала одного за другим. И самое страшное в эти минуты было ее лицо: совершенно каменное, спокойное, с холодными, грозными глазами». При этом современнику не удалось избежать неточностей в изложении событий прошлого. Он почему-то назвал баронессу де Боде Ольгой и указал, что солдатом она стала из чувства мести, пересказав армейские слухи о том, что на её глазах в 1917 году мужики убили всю её семью. А её якобы спасла старая нянька. Это было расхожим объяснением её жестокости по отношению к взятым в плен красноармейцам.

Разные версии похожей истории излагали в своих воспоминаниях и другие сослуживцы прапорщика Софии де Боде. Так, участник боёв вместе с баронессой в отряде полковника Кутепова у Матвеева кургана есаул В. С. Мыльников в своих воспоминаниях «Из прошлого» приводит иную версию этой трагедии, якобы имевшей место в жизни нашей героини. Из его рассказа события развивались следующим образом. На родовое имение барона Боде напала банда. Отца с матерью убили, обеих дочерей изнасиловали. Одну добили, а Софию посчитали мертвой. После ухода погромщиков израненную баронессу отвезла к себе и выходила горничная. Поправившись, баронесса в крестьянском платье отправилась на Дон. Здесь она явилась в штаб формируемой Добровольческой армии, где рассказала о произошедшем и заявила: «Жить я больше не могу — нечем. Покончить с собой мне не позволяет моя вера, а хочу, чтобы меня убили. Прошу зачислить меня в ряды, но не сестрой милосердия, так как вот этого милосердия у меня совершенно нет, а рядовым бойцом».

Эта история, изустно передававшаяся среди добровольцев, как бы объясняла излишнюю жестокость баронессы в офицерском мундире. Однако в этих рассказах есть что-то недосказанное. Например, не указаны даже примерно дата и место этого трагического происшествия, хотя по тексту получается, что речь идёт о событиях осени 1917 года. София к тому времени уже несколько месяцев состояла на службе в Московском женском батальоне смерти, а в октябре была произведена в прапорщики. Вместе с отцом-генералом они могли оказать вполне достойное вооруженное сопротивление погромщикам, если бы они одновременно оказались дома или в усадьбе. К тому же её отец не погиб в 1917 году от рук бандитов. Он умер в 1924 году в Югославии, будучи в эмиграции. Сама же София после октябрьских боёв в Москве убыла на Дон. Так что ни отец, ни дочь не могли стать жертвами взбунтовавшихся крестьян.

Однако подобные слухи обычно из ничего не рождаются. Можно лишь предположить (с последующей проверкой на достоверность) версию, что речь могла идти о ком-то из родных братьев её отца: Владимире Андреевиче, Валериане Андреевиче или Андрее Андреевиче. Возможно, что столь печальная судьба постигла кого-то ещё из других их родственников из рода баронов Боде. В любом случае целесообразно, на наш взгляд, более подробно рассмотреть вероятность таких происшествий в роду баронов Боде. Как-то не верится, что офицеры, рассказывавшие о том, что заставило баронессу Софию де Боде взять в руки оружие и отправиться на войну, пользовались лишь слухами или информацией из источников, не внушавших доверия.

С жестоким сердцем на войне

Известно, что в семье Софии де Боде вместе с ней было семеро детей. Её родной брат штабс-ротмистр барон де Боде в 1917 году состоял на военной службе в одной из столичных воинских частей. Где были в это время родители Софии и остальные её братья и сёстры, неизвестно. Хотя вскользь упоминалось, что семья генерала в то время, возможно, проживала в Москве. Так ли это было на самом деле, неизвестно.

По воспоминаниям М. А. Рычковой, София явилась к ней на квартиру в начале ноября 1917 года. Уличные бои в Москве к тому времени уже прекратились. Сдавшие оружие офицеры и юнкера были отпущены по домам. Однако уже на другой день начались аресты и репрессии в отношении противников новой власти. Большинство участников октябрьских боёв вынуждены были скрываться. Судя по тому, что баронессе на квартире Рычковой делали перевязку раны на ноге, прошло менее двух недель с момента ранения. Если бы в их имении в её присутствии случилась описанная выше трагедия, она не могла бы не поделиться своим горем со своими соратницами. Но в воспоминаниях Марии Александровны об этом нет ни слова.

Сама баронесса, как известно, с ноября 1917 года служила офицером в формируемой на Дону Добровольческой армии, а в обеих версиях драматичного пересказа она фигурирует рядовой доброволицей. Получается так, что военная биография прапорщика де Боде уже при её жизни обрела форму некой легенды, временами очень далёкой от её реальной армейской судьбы.

Миф о мести за арест брата

Существовала и ещё одна, менее распространённая версия причины мести баронессы большевикам. И она могла быть более реальной, чем те, о которых речь шла выше. В начале ноября 1917 года в Петрограде за принадлежность к монархической организации В. М. Пуришкевича был арестован и осуждён её старший брат — штабс-ротмистр барон Н. Н. Боде. Барон оказался среди заговорщиков не случайно. Ещё 28 октября он руководил захватом юнкерами Инженерного замка, манежа и телефонной станции в Петрограде. Затем он вместе с Пуришкевичем подписал 4 ноября письмо генералу Каледину с призывом идти на Петроград и обещая при его подходе к столице выступить всеми наличными силами. По поручению и на деньги Пуришкевича барон приобрел автомобиль и револьверы для нужд организации. Всё это Пуришкевич показал на допросе 27 ноября, находясь под арестом в Трубецком бастионе Петропавловской крепости. Сам же барон свою причастность к заговорщикам отрицал, признавая лишь, что он, не глядя, подписал письмо генералу от кавалерии А. М. Каледину. Кстати, само письмо так и не было отправлено адресату.

При обыске на квартире штабс-ротмистра изъяли банку с цианистым калием и морфий в ампулах. Опасаясь ареста, барон, как и Пуришкевич, жил не дома, а в гостинице «Россия». Здесь у него изъяли различное стрелковое оружие, включая пулемёт. Красногвардейцы нашли списки с указанием чинов и фамилий разных людей. Штабс-ротмистр признал, что изъятый перечень офицеров, юнкеров и гражданских написан его рукой и является списком его знакомых. Признал барон и то, что бланки незаполненных удостоверений от разных частей, печати и подписи на них подложны. Сделаны они были им, как пояснил офицер, для раздачи юнкерам, желавшим уехать из столицы. 26 ноября 1917 года барон де Боде подписал свои показания, видимо, не догадываясь, что поставил подпись под своим приговором.

Барону Николаю Николаевичу де Боде шёл в ту пору 21 год. Он был холост. Штабс-ротмистр лейб-гвардии Гродненского полка, служил в драгунском Псковском полку и был прикомандирован к управлению военно-воздушного флота в школьное отделение. Свои показания он давал, находясь в камере Трубецкого бастиона.

В начале января 1918 года Петроградский революционный трибунал приговорил Пуришкевича к четырем годам принудительных общественных работ при тюрьме условно. Остальные 12 осуждённых, включая барона де Боде, получили ещё более мягкое наказание. Так, штабс-ротмистр де Боде был приговорён к трем годам принудительных общественных работ при тюрьме условно. Более того, спустя несколько месяцев — в канун первомайских праздников 1918 года — все осуждённые получили амнистию со снятием судимости.

Получается, что и повода для столь жестокой мести большевикам за арест старшего брата у неё тоже не было. Ведь всё для него, как военного заговорщика, обличённого неопровержимыми доказательствами, закончилось более чем благополучно. Так что причины столь чрезмерной ожесточённости благородной девицы из семьи аристократа по отношению к пленным красноармейцам остаются загадкой до сих пор.

Легенда о кровожадной баронессе

И тем не менее легенда о чрезвычайной жестокости баронессы де Боде к поверженным в бою солдатам Красной армии имела широкое хождение в добровольческой среде белогвардейцев. Неслучайно генерал П. Н. Краснов, ставший позже писателем, в своём романе «От Двуглавого орла к красному знамени» приводит эпизод, связанный с вымышленной героиней — баронессой Борстен. Здесь вновь приводится описание очень похожей трагедии в семье этой аристократки. «Два месяца тому назад, — читаем в романе, — на ее глазах солдаты-дезертиры сожгли ее имение, привязали ее отца к доске и бросали на землю доску с привязанным бароном до тех пор, пока он не умер и глаза не вылетели из орбит. На ее глазах солдаты насиловали ее мать и ее двенадцатилетнюю сестру. Ей грозила та же участь. Но вдали показались германские войска, и солдаты, бросив ее, разбежались. Она поклялась отомстить. Она пробралась на Дон и поступила рядовым в Добровольческую армию».

В романе рассказывается и о том, как сослуживцы относились к чрезмерной ожесточённости молодой баронессы. «Мало кто знал ее историю. Ее считали ненормальной, — пишет генерал П. Н. Краснов, — за ее суровую ненависть к большевикам, но добровольцы преклонялись перед ее сверххладнокровием в опасности». Здесь же приводится эпизод, когда она без суда и следствия расстреляла 12 пленных красноармейцев. При этом надо учитывать, что, по свидетельству современников, генерал лично не был знаком с баронессой Софией де Боде. Но так получается, что историю о ней он где-то слышал. Иногда можно встретить объяснение, что всё это слухи тех далёких лет. Возможно, и так. Но ведь слухи — это неофициальная форма существования общественного мнения. Значит, в общественном мнении добровольцев из офицеров и юнкеров такое представление о молодой красавице-баронессе существовало и принималось как объяснение её холодной жестокости. И пересказывали эти истории не полуграмотные нижние чины, а люди образованные и порой пребывавшие в высоких чинах. Поэтому, на наш взгляд, нельзя эту изустную информацию о трагедии семьи де Боде сразу же отметать как недостоверную и не подтверждённую фактами. В этой разрозненной, порой противоречивой информации о событии есть некоторые фрагменты, которые нуждаются в дополнительной проверке и уточнении.

В службе прапорщика Софии де Боде случались и серьёзные неприятности, и курьёзные происшествия. К ним можно отнести тот случай, когда она чуть было не попала под расстрел за кражу петуха в станице Кагальницкой. Причем столь суровое решение принял лично генерал Корнилов. Он приказал отдать провинившегося прапорщика под суд. Однако суд чести офицеров принял во внимание молодость и пол виновницы происшествия, а также искреннее раскаяние в неблаговидном проступке. Нарушительница спокойствия станичников получила сутки ареста, несмотря на то что главнокомандующий требовал самого сурового наказания. Для генеральской дочери и выпускницы Смольного института благородных девиц этот конфуз был не первым случаем. «Про нее рассказывают, — записал в своём дневнике В. А. Амфитеатров-Кадашев, — много смешного: как Корнилов поймал ее за хорошим делом — носилась на коне по улицам занятого села и на лету шашкой смахивала головы гусям, — и как Верховный чуть не предал ее суду за мародерство. Дело, конечно, обошлось…»

Как и в иных рассказах о легендарной баронессе, описание этого случая тоже имеет свои вариации. Одна из них сохранилась в изложении начальника хозяйственной части Добровольческой армии, первопоходника Л. В. Половцова в его воспоминаниях «Рыцари Тернового венца». Правда, в его изложении та ситуация выглядит несколько иначе. Изложим её описание кратко и своими словами. Генерал Корнилов, проезжая по улице, увидел, как около казармы молодой офицер режет петуха. Он поинтересовался, где тот взял птицу. Узнав, что петух был украден, командующий распорядился арестовать виновного и отдать под суд. За него просили, ставя в пример его храбрость в боях, но Лавр Георгиевич был непреклонен. Он понимал, чем грозят его малочисленному войску попытки мародёрства в отношении местных казаков. Виновник же утверждал, что готов был заплатить, но не нашёл хозяев. Свидетели всё подтвердили. Суд отметил, что виновника следовало бы разжаловать в рядовые, но ввиду боевых заслуг предложили ограничиться арестом. Корнилов, покачав головой, решение утвердил. Провинившимся офицером была дочь генерала де Боде, всегда говорившая о себе только в мужском роде.

Стало ли всё это для неё суровым уроком, утверждать не станем. Но больше такого в военной жизни баронессы не случалось. Служила она исправно, без нареканий. Сначала была в строю отряда полковника А. П. Кутепова и участвовала в жестоких боях с Красной армией у Матвеева кургана на Дону. Затем в составе Отдельной конной бригады под командованием генерала И. Г. Эрдели принимала участие в конных атаках на Кубани.

2.7. Гибель в бою

Короткая, но яркая жизнь «легенды Белого движения» баронессы Софии де Боде, ставшей офицером Добровольческой армии, до сих пор вызывает интерес у наших соотечественников в стране и за рубежом. История Гражданской войны, после окончания которой минуло столетие, до сих пор отдается острой болью в сердцах русских людей. Герои тех лет и их судьбы должны оставаться не только на скрижалях истории, но и в памяти потомков.

Обратимся к полузабытым страницам прошлого, чтобы перелистать завершающие страницы героической жизни и смерти красавицы-аристократки, сложившей голову в бою за свою Россию и своё представление о её будущем пути.

В первых числах марта 1918 года, как вспоминал участник тех тяжёлых боёв под Екатеринодаром генерал Богаевский А. П., «ко мне подлетает карьером одетая в черкеску баронесса Боде, служившая ординарцем в нашей коннице, отчаянно храбрая молодая женщина, впоследствии убитая во время атаки генерала Эрдели под Екатеринодаром». Большинство её современников указывали на то, что погибла она, как и подобает офицеру, в бою. Известный писатель и издатель, первопоходник Б. А. Суворин в своей книге «За Родиной» также приводит описание гибели баронессы в боях под Екатеринодаром. «Она погибла под Екатеринодаром, — читаем в его книге, — во время лихой, но все же не приведшей к желаемому результату конной атаки, в так называемых „Садах Екатеринодара“». Так среди местных жителей назывались окраины и предместья столицы Кубани.

В бою под ней была убита лошадь. В горячке боя и в состоянии боевого азарта она пешком бросилась догонять своих сослуживцев. Скорее всего, именно в это время она была тяжело ранена или убита. Факта её гибели никто после не мог подтвердить, поскольку мёртвой её никто на поле боя не видел. В то же время следует отметить, что в тот же день, столкнувшись с превосходящими силами Красной армии, белая кавалерия отступила. Свою главную задачу по спасению от разгрома отходящих частей Добровольческой армии кавалерия генерала Эрдели выполнила, понеся при этом тяжёлые потери. Но и при отступлении белой конницы никто не обнаружил прапорщика де Боде. Согласно основной версии, через полгода её тело было найдено и с почестями похоронено в Екатеринодаре. Всё это произошло уже во время второго победного Кубанского похода.

Есть и другие свидетельства, позволяющие предполагать, что баронесса погибла в кавалерийской атаке генерала Эрдели при первом штурме Екатеринодара, в предместье Сады. По воспоминаниям многих добровольцев, в той конной атаке под ней была убита лошадь. Однако она смогла встать и в боевом азарте побежала догонять атакующих, скакавших впереди. Вполне возможно, София надеялась поймать лошадь без седока или рассчитывала на то, что кто-нибудь из своих кавалеристов подхватит её на ходу и вывезет в безопасное место. Однако, судя по всему, ничего из этого не получилось. Затем был приказ об отступлении от генерала Деникина, принявшего командование армией после гибели Л. Г. Корнилова. И всем уже было не до поиска потерявшейся в бою женщины-прапорщика. Дальше этот боевой эпизод становится всё менее понятным и достоверным. Дело в том, что никто из добровольцев не видел, когда и в какой ситуации она погибла. Одни считали, что она погибла, сраженная пулей. Другие уверяли, что она была зарублена красноармейской шашкой.

Дата гибели под вопросом

Считается, что баронесса де Боде погибла в тот же день, что и генерал Корнилов. Однако дата её смерти не установлена документально. Нет и свидетельских подтверждений факта смерти от её сослуживцев. Мёртвой её в те дни никто не видел. Более того, тело баронессы якобы обнаружили лишь спустя несколько месяцев. Никаких подробностей относительно того, когда и при каких обстоятельствах это произошло, ни в то время, ни позже не приводилось. Лишь указывалось, что в августе 1918 года после занятия Екатеринодара Добровольческой армией останки её и некоторых других добровольцев были найдены и похоронены в этом городе. Однако место погребения до сих пор не установлено.

Кстати, никто не припомнил и того, было ли проведено её опознание и есть ли тому какие-то подтверждения.

Вместе с тем из воспоминаний В. А. Амфитеатрова-Кадашева вытекает, что в том мартовском бою баронесса де Боде осталась жива. Более того, он записал в своём дневнике, что летом 1918 года после возвращения Добровольческой армии на Дон генерал Марков вспомнил прошлую историю с гусями и отправил баронессу в чине прапорщика на две недели на гауптвахту. Руководящий работник армейского отдела пропаганды, в нашем представлении, был человеком весьма информированным во всех отношениях. Следует упомянуть, что и боевой эпизод, связанный с гибелью прапорщика де Боде, он излагает по-иному. С его слов, погибла баронесса действительно в 1918 году, но в другом месте и в другое время. Она была зарублена, с его слов, в схватке с «красными казаками» Ф. К. Миронова под селом Белая Глина. Судя по всему, произошло это в конце лета 1918 года в период 2-го Кубанского похода. В результате успешного наступления в августе Добровольческая армия заняла Екатеринодар.

Из приведённых свидетельств современников можно принять в качестве достоверной информации следующие факты. Баронесса София де Боде погибла в бою под Екатеринодаром в 1918 году. Точную дату, обстоятельства смерти и место её захоронения ещё предстоит установить историкам, краеведам и всем тем, кто неравнодушен к истории своего Отечества и стремится заполнить пробелы на её героических страницах.

Жестокая правда войны

В известном Ледяном походе Добровольческой армии из Ростова-на-Дону на Кубань приняли участие 15 (по другим сведениям — 17) женщин-прапорщиков. Если брать за основу утверждение М. А. Рычковой о том, что из Александровского военного училища их было выпущено 25 человек, то надо признать, что судьба некоторых из них до сих пор остаётся неизвестной. Одна выпускница погибла в октябрьских боях на улицах Москвы. Как сложилась судьба ещё как минимум семи женщин-прапорщиков, можно только предполагать. Возможно, кто-то погиб по пути на Дон. Некоторые из них после ужасов уличных боёв могли просто снять военную форму и отправиться домой. К сожалению, остаются неизвестными и их фамилии, хотя общий список женщин-юнкеров, конечно же, сохранился в архивах Александровского военного училища.

При этом и в судьбах тех, кто благополучно добрался до Дона и вступил в Добровольческую армию, тоже есть белые пятна. Из 15 (или всё-таки 17?) прапорщиков-доброволиц на фронтах Гражданской войны на Юге России, по неполным данным, погибли девять женщин-офицеров, выпущенных из стен Александровского военного училища. А позже ещё двое из них, оказавшись в тяжёлых условиях в эмиграции, покончили жизнь самоубийством. Сведения об оставшихся в живых и коротавших свои дни в эмиграции противоречивы и часто недостоверны. В большинстве случаев это безымянные упоминания о женщинах-доброволицах на страницах воспоминаний участников Белого движения.

Что касается военной судьбы прапорщика Софии де Боде, то известно, что в ноябре 1917 года она благополучно добралась до Дона. Там на основе офицерской организации генерала Алексеева уже началось формирование вооружённых сил сопротивления большевизму, которые позже получат наименование Добровольческой армии. Чем прапорщик де Боде занималась всё это время в Ростове-на-Дону до прибытия генерала Корнилова и позже, до ухода белогвардейцев в ночь на 10 февраля 1918 года в 1-й Кубанский (Ледяной) поход, тоже до сих пор не выяснено. Не оставила она и своих впечатлений первопоходницы о тех трудностях и лишениях, которые приходилось ей преодолевать на этом тяжёлом марше, сопряжённом с непрерывными боями.

Наш краткий исторический очерк о судьбе легенды Белой армии баронессе прапорщике де Боде показал, что её биография до сих пор полна социальных мифов, недостоверных пересказов, искажённых описаний событий и фактов. Надеемся, что малую толику белых пятен её необычной линии жизни нам удалось устранить и восполнить.

Восстанавливая листы затерявшейся биографии

Как-то удивительно быстро соратники и однополчане по Белой армии забыли о своей легенде. После её гибели в бою о героической баронессе практически не вспоминали. Оно и понятно. Ведь не до сантиментов было, когда решалась судьба России и шла кровопролитная борьба между красными и белыми.

До наших дней сохранилось мало воспоминаний и свидетельств людей, лично знавших эту девушку-офицера необыкновенной судьбы. Да и в них, как мы убедились, оказалось немало исторических неточностей и недостоверных фактов.

Странным образом в биографии знатной аристократки оказались столь значительные пробелы. Целые страницы её жизни оказались утраченными или нуждающимися в документальном уточнении и исправлении.

Удивительно, но до сих пор не обнаружены либо не опубликованы документы, проливающие свет на провалы в изложении её линии жизни.

До сих пор остаются неизвестными её день и месяц рождения, что является редким случаем для дворянских семей. Кстати, она сама о дате своего рождения не упоминала, как и о своих именинах. Обычно эти события торжественно отмечались в семьях аристократов. Неизвестно, когда и в какой церкви она крестилась, поскольку упоминается, что она была православной. Возможно, поэтому до наших дней никто не обнаружил метрические книги, которые вели приходские священники, внося записи о рождении и крещении детей. Нет ясности и в вопросе, где конкретно появилась на свет баронесса София — в Симбирске, где в ту пору служил её отец, или где-то в родовом имении, которое, по некоторым сведениям, находилось в Саратовской губернии.

Не обнаружены какие-либо сведения или фотографии, относящиеся к периоду её учёбы в Смольном институте благородных девиц. Судя по тому, что шифр она не получила, баронесса не попала в список лучших выпускниц. Не вспоминала она ничего о своей жизни в институте. Не упоминала и того, что там же в младшем классе училась её сестра Кира. Кстати, о детях барона Н. А. Боде известно крайне мало. Если бы не судебное разбирательство с членами подпольной монархической организации во главе с Пуришкевичем в ноябре 1917 — январе 1918 года, то имя её старшего брата штабс-ротмистра Николая Николаевича де Боде также осталось бы в тени истории. По некоторым данным, в баронской семье было семеро детей. Пол, возраст и имена других четверых детей остаются неизвестными. Как и места проживания семьи в России и в эмиграции.

Приоткрывая завесу тайны

Остаётся загадкой и то, чем занималась баронесса София после окончания обучения в Смольном институте до записи доброволицей в Московский женский батальон смерти. Иными словами, выпадает целый период её жизни с весны 1914 года до лета 1917 года. По неподтверждённым сведениям, она якобы в течение восьми месяцев находилась вместе с отцом на фронте Первой мировой войны. И не просто там пребывала, а служила в конной разведке. Выше были изложены наши сомнения по этому поводу. Судя по приведенному эпизоду, между отцом-генералом и дочерью были тёплые и доверительные отношения. Но сама баронесса София нигде об этом не упоминала. Как и о том, когда и где она обучилась верховой езде, а также хорошему владению огнестрельным и холодным оружием. Конечно, определённую стрелковую подготовку она получила в период обучения на краткосрочных курсах подготовки прапорщиков в Александровском военном училище. Однако там готовили пехотных офицеров военного времени, и кавалерийской выездке они не обучались. Кстати, и о своем юнкерском периоде жизни, о каких-то дружеских отношениях с другими девицами-юнкерами она тоже не вспоминала. Не обнаружены и её фотографии этого периода, хотя есть немало групповых и одиночных изображений выпускниц, пребывавших уже в офицерском звании.

Кино — и фотодокументы — что в них не так?

В большинстве публикаций о баронессе Софии де Боде использованы два её изображения в военной форме. На первом снимке в профиль она одета в казачью бекешу без погон и офицерскую папаху. Судя по форме одежды, фото сделано в зимнее время. Но немало авторов публикаций считают эту фотографию студийной и постановочной. В качестве иллюстрации часто используется и фрагмент киносъёмки благословления патриархом Тихоном московских доброволиц женского батальона смерти летом 1917 года. Одна из них смотрит прямо в камеру. Некоторые авторы приводят эту фотографию как изображение доброволицы Софии де Боде. Но как-то не сочетается изображение этой доброволицы в мешковатом, не подогнанном солдатском обмундировании с представлением об утончённой аристократке с манерами выпускницы Смольного института. К тому же на фото у неё прямые волосы, а не кудри, как отмечали все знавшие её люди.

Уже в наши дни предпринималась попытка представить современникам информацию о жизни и гибели баронессы Софии де Боде в посвященном ей документальном фильме. Кинолента «Баронесса де Боде — легенда Белой армии» была снята по заказу ТВЦ в 2007 году и впервые вышла на этом же телеканале.

К сожалению, в 40-минутном фильме о главной героине рассказано, на наш взгляд, не так много. Конечно, есть в фильме ссылки на мемуары её сослуживцев по Добровольческой армии. Рассказано о геройском поведении баронессы во время октябрьских событий в Москве и в боях на Юге России. Но, к сожалению, ничего не было сказано о её семье и прежней жизни. Вырванная из общей линии жизни хроника её военной судьбы не даёт полного представления о том, как аристократка и выпускница Смольного института оказалась в окопах Гражданской войны.

Ни слова о личной жизни на войне

Среди офицеров-добровольцев баронесса слыла красавицей и отчаянным храбрецом. У неё, наверное, было немало поклонников и тайных воздыхателей. Её имя воспевали в стихах. Считается, что свой романс «Я не знаю, кому и зачем это нужно» А. Вертинский посвятил баронессе де Боде и юнкерам, погибшим в боях в Москве в конце октября — начале ноября 1917 года.

Позже одна из выпускниц Александровского военного училища прапорщик Надежда Заборская написала пронзительные стихотворные строки, которые адресовала «женщинам-александровкам», отдавшим молодые жизни в боях с Красной армией. Она писала:

Вам, своей Родине жизни отдавшим,

Скромный венок незабудок сплету,

Спите спокойно в обителях ваших,

Вечную память я вам пропою.

…

Вы не щадили ни силы, ни младости,

Вы наравне лишь с немногими шли.

И силу духа, и вашу выносливость

Знавшие вас отрицать не могли.

Все, кто вас знает, помолится с нами.

Вспомнят: не раз их бодрили порой.

Кто же не знает, почувствуют сами,

Что заслужили вы вечный покой…

И опять же ни слова о девичьих чувствах, романтических встречах или любовных приключениях. Ведь об этом в девичестве мечтают многие. Видимо, на войне все эти лирические чувства были подавлены чувством воинского долга, усталостью от смертельных схваток и кровавых картин повседневных боёв. Большинство из девушек-прапорщиков погибли, так и не познав счастья любви и семейной жизни. Лишь некоторые из них спаслись и пытались наладить свою жизнь в эмиграции. Оказалась за рубежом и автор приведённых стихотворных строк прапорщик Надежда Заборская. Не выдержав тягот и лишений жизни на чужбине в Парагвае, она застрелилась.

Как бы сложилась жизнь самой Софии де Боде, если бы ей удалось пережить ту страшную кавалерийскую атаку, неизвестно. Возможно, она оказалась бы вместе с отцом в эмиграции в Югославии. Но как бы то ни было, на родине до сих пор о ней помнят и чтут её былые боевые заслуги.

Наши современники посвящают ей свои стихи, в которых слова восхищения смешиваются с горечью ранней гибели юной баронессы. Так, актёр и поэт Константин Фролов-Крымский посвятил прапорщику Софии де Боде такие строки:

В атаке ваш голос, насмешливо резкий,

Звенит, не стыдясь крепких слов в языке.

Блестят газыри на отменной черкеске,

И легкая шашка зажата в руке.

И завершает поэт своё стихотворное посвящение словами:

Но вас не вернуть — вы умчались навечно,

Поймав своим сердцем кусочек свинца,

В заоблачный край, где назначена встреча

Бессмертной души с Правосудьем Творца.

Свои стихи, положенные на музыку, посвятил ей и другой наш современник — Владимир Невярович. В этой песне есть такие строки:

Как тонка твоя бровь,

Голубые глаза…

Но горят огнедышащей местью.

И не дрогнет рука:

«По-другому нельзя,

Или мы их, иль сгинем в бесчестье».

А в последнем бою,

В ураганном огне,

Ты погибнешь с отвагою вместе.

Де Боде баронесса

На белом коне —

Офицер изумительной чести!

Припев:

Марш, марш вперёд за Отчизну свою,

За Великую нашу Россию,

За неё и не жаль положить жизнь свою,

Смерть у Бога мы в битве просили.

И опять всё про подвиги, чувство долга и скорбный путь воина. Видно, на войне не было у неё времени на личную жизнь. Ни о каких романтических историях ни она сама, ни её сослуживцы и современники не упоминали. Причём ни при жизни прапорщика Софии де Боде, ни после её гибели в жестокой схватке. Видимо, эта сторона её жизни так и останется тайной для потомков.

Надеемся, что в нашем коротком очерке о жизни и необычной военной судьбе легенды Добровольческой армии прапорщика Софии де Боде нам удалось уточнить некоторые факты её биографии и восполнить некоторые страницы в её линии жизни.