Неточные совпадения
Варвара сидела у
борта, держась руками за перила, упираясь
на руки подбородком, голова ее дрожала мелкой дрожью, непокрытые волосы шевелились. Клим стоял рядом с нею, вполголоса вспоминая стихи о море, говорить громко было неловко, хотя все пассажиры давно уже пошли
спать. Стихов он знал не много, они скоро иссякли, пришлось говорить прозой.
Капитан при этом самодовольно обдергивал свой вицмундир, всегда у него застегнутый
на все пуговицы, всегда с выпущенною из-за
борта, как бы аксельбант, толстою золотою часовою цепочкою, и просиживал у Зудченки до глубокой ночи, лупя затем от нее в Красные казармы пехтурой и не только не боясь, но даже желая, чтобы
на него
напали какие-нибудь жулики, с которыми капитан надеялся самолично распорядиться, не прибегая ни к чьей посторонней помощи: силищи Зверев был действительно неимоверной.
Она встала, чтобы переменить место и сесть напротив, но ноги плохо ее слушались, и ее понесло вдруг вбок, к запасному компасу, обмотанному парусиной. Она еле-еле успела удержаться за него. Тут только она заметила, что началась настоящая, ощутимая качка. Она с трудом добралась до скамейки
на противоположном
борту и
упала на нее.
Как-то раз,
на закате солнца, пьяный пассажир второго класса, дородный купец-пермяк
упал за
борт и, барахтаясь, поплыл по красно-золотой водной дороге.
Ни души я не заметил
на его палубе, но, подходя ближе, увидел с левого
борта вахтенного матроса. Сидел он
на складном стуле и
спал, прислонясь к
борту.
— В прошлый раз она наступила
на гвоздь, — сказал Тоббоган, подвигая мне сковороду и начиная есть сам. — Она, знаете, неосторожна; как-то чуть не
упала за
борт.
— Бросают зеленые волны нашу маленькую лодку, как дети мяч, заглядывают к нам через
борта, поднимаются над головами, ревут, трясут, мы
падаем в глубокие ямы, поднимаемся
на белые хребты — а берег убегает от нас всё дальше и тоже пляшет, как наша барка. Тогда отец говорит мне...
Один раз летом возвращался я откуда-то из-за Невы; погода была ясная и жаркая; но вдруг с Ладоги дохнул ветер; в воздухе затряслось, зашумело; небо нахмурилось, волны по Неве сразу метнулись, как бешеные; набежал настоящий шквал, и ялик,
на котором я переправлялся к Румянцевской площади, зашвыряло так, что я едва держался, а у гребца то одно, то другое весло, не
попадая в воду и сухо вертясь в уключинах, звонко ударялось по
бортам.
Рассказывал он также о своих встречах под водой с мертвыми матросами, брошенными за
борт с корабля. Вопреки тяжести, привязанной к их ногам, они, вследствие разложения тела,
попадают неизбежно в полосу воды такой плотности, что не идут уже больше ко дну, но и не подымаются вверх, а, стоя, странствуют в воде, влекомые тихим течением, с ядром, висящим
на ногах.
Но его тотчас же сбило со скамейки. Он
упал грудью
на уключину и судорожно вцепился обеими руками в
борт. Огромная тяжелая волна обдала его с ног до головы. Почему-то ему послышался в реве водопада густой, частый звон колокола. Какая-то чудовищная сила оторвала его от лодки, подняла высоко и швырнула в бездну головой вниз. «А Друг-то, пожалуй, один не найдет дорогу домой», — мелькнуло вдруг в голове фельдшера. И потом ничего не стало.
Яков встал рано утром, когда солнце еще не
палило так жарко и с моря веяло бодрой свежестью. Он вышел из барака к морю умываться и, подойдя к берегу, увидал Мальву. Она сидела
на корме баркаса, причаленного к берегу, и, спустив за
борт голые ноги, расчесывала мокрые волосы.
Вся палуба полна теперь голыми телами,
на которые льются струи воды из двух брандспойтов, шланги которых опущены за
борт. Раздается смех и фырканье. Каждый старается
попасть под струю теплой (23—24°С) океанской воды.
Не прошло и получаса, как с ревом, наводящим ужас, ураган
напал на корвет, срывая верхушки волн и покрывая все видимое пространство вокруг седой водяной пылью. Громады волн с бешенством били корвет, вкатываясь с наветренного
борта и заливая бак. Стало совсем темно. Лил страшный ливень, сверкала ослепительная молния, и, не переставая, грохотал гром. И вой урагана, и рев моря, и грохот — все это сливалось в каком-то леденящем кровь концерте.
С такой же яростью
нападали на маленький «Коршун» и волны, и только бешено разбивались о его бока, перекатывались через бак и иногда, если рулевые плошали, вливались верхушками через подветренный
борт. Все их торжество ограничивалось лишь тем, что они обдавали своими алмазными брызгами вахтенных матросов, стоявших у своих снастей
на палубе.
Срывая и крутя перед собой гребешки волн, рассыпающихся водяной пылью, шквал с грозным гулом
напал на корвет, окутав его со всех сторон мглой. Страшный тропический ливень стучит
на палубе и
на стекле люков. Яростно шумит он в рангоуте и во вздувшихся снастях, кладет корвет набок, так что подветренный
борт почти чертит воду и мчит его с захватывающей дух быстротой несколько секунд. Кругом одна белеющая, кипящая пена.
И Володя шагал по правой стороне, полный горделивого сознания, что и он в некотором роде страж безопасности «Коршуна». Он добросовестно и слишком часто подходил к закутанным фигурам часовых, сидевших
на носу и продуваемых ветром, чтобы увериться, что они не
спят, перегибался через
борт и смотрел, хорошо ли горят огни, всматривался
на марсель и кливера — не полощут ли.
Покончив с наблюдениями, смотритель маяка лег
спать, но зачем-то позвал меня к себе. Войдя в его «каюту», как он называл свою комнату, я увидел, что она действительно обставлена, как каюта. В заделанное окно был вставлен иллюминатор. Графин с водой и стакан стояли в гнездах, как
на кораблях. Кровать имела наружный
борт, стол и стулья тоже были прикреплены к полу, тут же висел барометр и несколько морских карт. Майданов лежал в кровати одетый в сапогах.
— Так и есть. Это ж вы за племянницей нашего старшего врача лупили. В тиатре она
на комедь смотрела… Через дом от нас живет. Ах, корнет-пистон, комар тебя забодай! Ну и хват! Ан потом снежком ее занесло, ветром сдуло, а вы в мою калитку от двух
бортов с разлета и
попали… Ловко. Эй, Алешка! Что ж зверобой? Протодиакона за тобой спосылать, что ли?
Пройдясь по залам, уставленным столами с старичками, играющими в ералаш, повернувшись в инфернальной, где уж знаменитый «Пучин» начал свою партию против «компании», постояв несколько времени у одного из бильярдов, около которого, хватаясь за
борт, семенил важный старичок и еле-еле
попадал в свой шар, и заглянув в библиотеку, где какой-то генерал степенно читал через очки, далеко держа от себя газету, и записанный юноша, стараясь не шуметь, пересматривал подряд все журналы, золотой молодой человек подсел
на диван в бильярдной к играющим в табельку, таким же, как он, позолоченным молодым людям.