Неточные совпадения
Да, это путешествие не похоже уже на роскошное плавание на фрегате:
спишь одетый, на чемоданах; ремни врезались
в бока, кутаешься
в пальто:
стенки нашей каюты выстроены, как балаган; щели
в палец; ветер сквозит и свищет — все а jour, а слава Богу, ничего: могло бы быть и хуже.
— А так навернулся… До сумерек сидел и все с баушкой разговаривал. Я с Петрунькой на завалинке все сидела: боялась ему на глаза
попасть. А тут Петрунька
спать захотел… Я его
в сенки потихоньку и свела. Укладываю, а
в оконце — отдушника у нас махонькая
в стене проделана, —
в оконце-то и вижу, как через огород человек крадется. И вижу, несет он
в руках бурак берестяной и прямо к задней избе, да из бурака на
стенку и плещет. Испугалась я, хотела крикнуть, а гляжу: это дядя Петр Васильич… ей-богу, тетя, он!..
Как сейчас вижу: сквозь дверную щель
в темноте — острый солнечный луч переламывается молнией на полу, на
стенке шкафа, выше — и вот это жестокое, сверкающее лезвие
упало на запрокинутую, обнаженную шею I… и
в этом для меня такое что-то страшное, что я не выдержал, крикнул — и еще раз открыл глаза.
Подняв руки и поправляя причёску, попадья продолжала говорить скучно и серьёзно. На
стенках и потолке беседки висели пучки вешних пахучих трав,
в тонких лентах солнечных лучей кружился, плавал,
опадая, высохший цветень, сверкала радужная пыль. А на пороге, фыркая и кувыркаясь, играли двое котят, серенький и рыжий. Кожемякин засмотрелся на них, и вдруг его ушей коснулись странные слова...
Скинув половик и пальто, я уселся. Аромат райский ощущался от пара грибных щей. Едим молча. Еще подлили. Тепло. Приветливо потрескивает, слегка дымя, лучина
в светце,
падая мелкими головешками
в лохань с водой. Тараканы желтые домовито ползают по Илье Муромцу и генералу Бакланову… Тепло им, как и мне. Хозяйка то и дело вставляет
в железо высокого светца новую лучину… Ели кашу с зеленым льняным маслом. Кошка вскочила на лавку и начала тереться о
стенку.
Удостоверясь по вышесказанным мною признакам, что лисята точно находятся
в норе, охотники с того начинают, что, оставя один главный выход, все другие норы и поднорки забивают землей и заколачивают деревом наглухо; главную нору, ощупав ее направление палкой на сажень от выхода, пробивают сверху четвероугольной шахтой (ямой, называемой подъямок), дно которой должно быть глубже норы по крайней мере на два аршина; четырехугольные
стенки этой шахты, имеющей
в квадратном поперечнике около полутора аршина, должны быть совершенно отвесны и даже книзу несколько просторнее, чем кверху, для того чтобы лисята,
попав в этот колодезь, или западню, никак не могли выскочить.
Я пошел
в «
Стенку» — кабак, хитроумно устроенный
в каменном заборе. Он отличался тем, что
в нем не было окон и свет
падал в него сквозь отверстие
в потолке.
В сущности, это была квадратная яма, вырытая
в земле и покрытая сверху тесом.
В ней пахло землей, махоркой и перегорелой водкой, ее наполняли завсегдатаи — темные люди. Они целыми днями торчали тут, ожидая закутившего мастерового для того, чтоб донага опить его.
А сам, признаться, тоже задумался. Притомились мы, идем — дремлем; бродяге это
в привычку на ходу
спать. И чуть маленько забудусь, сейчас казарма и приснится. Месяц будто светит и
стенка на свету поблескивает, а за решетчатыми окнами — нары, а на нарах арестантики
спят рядами. А потом приснится, и сам будто лежу, потягиваюсь… Потянусь — и сна не бывало…
Прыгнув
в дыру, волчиха
упала передними лапами и грудью на что-то мягкое и теплое, должно быть, на барана, и
в это время
в хлеву что-то вдруг завизжало, залаяло и залилось тонким, подвывающим голоском, овцы шарахнулись к
стенке, и волчиха, испугавшись, схватила, что первое попалось
в зубы, и бросилась вон…
Андрей Денисов (ибо это он был) обратился к своим спутникам.
В одном из них, чернеце, легко нам узнать Авраама. Старик приказал им отойти несколько от хижины, одному стать на страже, другим лечь отдохнуть, что немедленно и с подобострастием выполнили они, исключая Авраама, который возвратился прислушивать сквозь
стенку. Сам хозяин, не заботясь о гостях, ушел
спать на житницу.