Неточные совпадения
Урок состоял в выучиваньи наизусть нескольких стихов из Евангелия и повторении начала Ветхого Завета. Стихи из Евангелия Сережа знал порядочно, но в ту минуту как он говорил их, он загляделся на кость лба отца, которая загибалась так круто у виска, что он запутался и конец одного стиха на одинаковом слове переставил к началу другого. Для Алексея Александровича было очевидно, что он не
понимал того, что говорил, и это раздражило его.
— Он? — нет. Но надо иметь ту простоту, ясность, доброту, как твой отец, а у меня есть ли это? Я не делаю и мучаюсь. Всё это ты наделала. Когда тебя не было и не было еще этого, — сказал он со взглядом на ее живот, который она
поняла, — я все свои силы клал на дело; а теперь не могу, и мне совестно; я делаю именно как заданный
урок, я притворяюсь…
— Ну, этого я не
понимаю, — сказал Сергей Иванович. — Одно я
понимаю, — прибавил он, — это
урок смирения. Я иначе и снисходительнее стал смотреть на то, что называется подлостью, после того как брат Николай стал тем, что он есть… Ты знаешь, что он сделал…
Он чувствовал себя невиноватым за то, что не выучил
урока; но как бы он ни старался, он решительно не мог этого сделать: покуда учитель толковал ему, он верил и как будто
понимал, но, как только он оставался один, он решительно не мог вспомнить и
понять, что коротенькое и такое понятное слово «вдруг» есть обстоятельство образа действия.
Да Барс политики не знает:
Гражданских прав совсем не
понимает,
Какие ж царствовать
уроки он подаст!
Уроки Томилина становились все более скучны, менее понятны, а сам учитель как-то неестественно разросся в ширину и осел к земле. Он переоделся в белую рубаху с вышитым воротом, на его голых, медного цвета ногах блестели туфли зеленого сафьяна. Когда Клим, не
понимая чего-нибудь, заявлял об этом ему, Томилин, не сердясь, но с явным удивлением, останавливался среди комнаты и говорил почти всегда одно и то же...
Этот практический
урок в другое время пролетел бы над гениальной хозяйкой, не коснувшись ее головы, и не втолковать бы ей его никакими путями, а тут она умом сердца
поняла, сообразила все и взвесила… свой жемчуг, полученный в приданое.
Дальше той строки, под которой учитель, задавая
урок, проводил ногтем черту, он не заглядывал, расспросов никаких ему не делал и пояснений не требовал. Он довольствовался тем, что написано в тетрадке, и докучливого любопытства не обнаруживал, даже когда и не все
понимал, что слушал и учил.
Я
понял, в чем дело, покорился своей участи, рассмеялся и ушел. К счастью, я за
урок не слишком дорого заплатил.
Осложнение сразу разрешилось. Мы
поняли, что из вчерашнего происшествия решительно никаких последствий собственно для учения не вытекает и что авторитет учителя установлен сразу и прочно. А к концу этого второго
урока мы были уж целиком в его власти. Продиктовав, как и в первый раз, красиво и свободно дальнейшее объяснение, он затем взошел на кафедру и, раскрыв принесенную с собой толстую книгу в новом изящном переплете, сказал...
Она говорила с ним, как со мною, когда я, во время
уроков, не
понимал чего-либо, и вдруг дедушка встал, деловито оправил рубаху, жилет, отхаркнулся и сказал...
Уроки матери становились всё обильнее, непонятней, я легко одолевал арифметику, но терпеть не мог писать и совершенно не
понимал грамматики.
— Я
понимаю, — тихо сказал Петр, отвечая на пожатие. — Ты дал мне
урок, и я тебе за него благодарен.
— Пусть свет, люди тяжелыми
уроками научат тому; чего она не хочет
понимать, — продолжала чрез некоторое время Ольга Сергеевна.
Другой раз, вспомнив вдруг, что смерть ожидает меня каждый час, каждую минуту, я решил, не
понимая, как не
поняли того до сих пор люди, что человек не может быть иначе счастлив, как пользуясь настоящим и не помышляя о будущем, — и я дня три, под влиянием этой мысли, бросил
уроки и занимался только тем, что, лежа на постели, наслаждался чтением какого-нибудь романа и едою пряников с кроновским медом, которые я покупал на последние деньги.
—
Уроки танцеванья, хозяйство… воля твоя, ничего я тут не
понимаю, мой друг!
— Это — не моя песня, ее тысячи людей поют, не
понимая целебного
урока для народа в своей несчастной жизни. Сколько замученных работой калек молча помирают с голоду… — Он закашлялся, сгибаясь, вздрагивая.
— Ах, chere madame! [дорогая мадам! (франц.)] — объяснила она, — что же в этой теме дурного — решительно не
понимаю! Ну, прыгал ваш ангелочек по лестнице… ну, оступился… попортил ножку… разумеется, не сломал — о, сохрани бог! — а только попортил… После этого должен был несколько дней пролежать в постели, манкировать
уроки… согласитесь, разве все это не может случиться?
Вот уж я, на что совестилась учителя, а в двадцать
уроков всё решительно
поняла.
«Она привыкла к побоям, — думала она, — без этого им
урок не в
урок, одних слов не
понимают; они уважают только тех, кто их гнет».
Выйдя из Благородного Собрания, наняли извозчика на Остоженку, в Савеловский переулок, где жила Рассудина. Лаптев всю дорогу думал о ней. В самом деле, он был ей многим обязан. Познакомился он с нею у своего друга Ярцева, которому она преподавала теорию музыки. Она полюбила его сильно, совершенно бескорыстно и, сойдясь с ним, продолжала ходить на
уроки и трудиться по-прежнему до изнеможения. Благодаря ей он стал
понимать и любить музыку, к которой раньше был почти равнодушен.
Бабушка
поняла соль этой выходки, в которой под видом смирения ей преподавался
урок вежливости, она отослала карету назад и приказала сказать графине, что сама привезет к ней дочь.
О заутрени он приходил туда, спрашивал у сына
уроки, изъяснял ему, чего тот не
понимал, потом в этот раз обедал посытнее кушаньем, которое приготовляла жена, и о вечерни опять с тем же посошком уходил в уездный городишко к месту своего служения: в понедельник на заре, когда сторож открывал дверь, чтобы выметать классы, Червев уже ждал его, сидя на порожке.
Переезжая в гостиницу, она почти уверена была, что уговорит Жуквича уехать с ней за границу; но теперь она
поняла, что он и не думает этого, — значит, надо будет остаться в Москве. А на какие средства жить? С течением времени Елена надеялась приискать себе
уроки; но до тех пор чем существовать?.. Елена, как ей ни тяжело это было, видела необходимость прибегнуть к помощи Жуквича.
— Служу, милый мой! Коллежским асессором уже второй год и Станислава имею. Жалованье плохое… ну, да бог с ним! Жена
уроки музыки дает, я портсигары приватно из дерева делаю. Отличные портсигары! По рублю за штуку продаю. Если кто берет десять штук и более, тому,
понимаешь, уступка. Пробавляемся кое-как. Служил, знаешь, в департаменте, а теперь сюда переведен столоначальником по тому же ведомству… Здесь буду служить. Ну, а ты как? Небось уже статский? А?
— Вы забыли?.. Это хорошо и может послужить
уроком для других женщин, как вас
понимать! — не унималась Домна Осиповна.
После же вечерних классов все тот же благодетельный гений мой, Василий Петрович Упадышевский, заставил меня твердить
уроки возле себя и, видя, что я сам не
понимаю, что твержу, начинал со мною разговаривать о моей деревенской жизни, об моем отце и матери и даже позволял немного поплакать.
Два часа слушал я, как сказывали мои товарищи свои
уроки из катехизиса и священной истории, как священник задавал новый
урок и что-то много толковал и объяснял; но я не только в этот раз, но и во все время пребывания моего в гимназии не
понимал его толкований.
Долго «Кордова» выслушивала мой географический
урок, но наконец, вероятно,
поняв, в чем дело, с неменьшей выразительностью проговорила: «И ни на что-то вы непохоже затвердили Кордова да Кордова».
Все так добры и кротки были со мной, даже Соня, которой я продолжала давать
уроки, была совсем другая, старалась
понимать, угождать и не огорчать меня.
Пан Тимофтей, встретив нас, ввел в школу, где несколько учеников, из тутошних казацких семейств, твердили свои «стихи» (
уроки). Кроме нас, панычей, в тот же день, на Наума, вступило также несколько учеников. Пан Кнышевский, сделав нам какое-то наставление, чего мы, как еще неученые, не могли
понять, потому что он говорил свысока, усадил нас и преподал нам корень, основание и фундамент человеческой мудрости. Аз, буки, веди приказано было выучить до обеда.
Встревоженная и смущенная Наташа плохо
поняла первый
урок житейской мудрости и со всею искренностью, с детским простодушием отвечала, что она о женихах и думать не хочет, да и на ней никто жениться не думает.
«Причина эта вот — мой кошелек:
Он пуст, как голова француза, — малость
Истратил я; но это мне
урок —
Ценить дешевле ветреную шалость!»
И, притворясь печальным сколько мог,
Шалун склонился к тетке, два-три раза
Вздохнул, чтоб удалась его проказа.
Тихонько ларчик отперев, она
Заботливо дорылася до дна
И вынула три беленьких бумажки.
И… вы легко
поймете радость Сашки.
— А ты таки достоялся здесь предо мной до того, чтобы проговориться, как ты думаешь с ней обойтись.
Понимаю, и пусть это послужит тебе объяснением, почему я тебе не доверяюсь; пусть это послужит тебе и
уроком, как глупо стараться заявлять свой ум. Но иди, тебя зовут.
Взглянув на конверт, француженка догадалась, в чем дело, и в первый раз за всё время
уроков ее лицо дрогнуло и холодное, деловое выражение исчезло. Она слегка зарумянилась и, опустив глаза, стала нервно перебирать пальцами свою тонкую золотую цепочку. И Воротов, глядя на ее смущение,
понял, как для нее дорог был рубль и как ей тяжело было бы лишиться этого заработка.
После встречи в театре Воротов
понял, что он влюблен… Во время следующих
уроков, пожирая глазами свою изящную учительницу, он уже не боролся с собою, а давал полный ход своим чистым и нечистым мыслям. Лицо Алисы Осиповны не переставало быть холодным, ровно в восемь часов каждого вечера она спокойно говорила «au revoir, monsieur», и он чувствовал, что она равнодушна к нему и будет равнодушной и — положение его безнадежно.
По-английски я стал учиться еще в Дерпте, студентом, но с детства меня этому языку не учили. Потом я брал
уроки в Петербурге у известного учителя, которому выправлял русский текст его грамматики. И в Париже в первые зимы я продолжал упражняться, главным образом, в разговорном языке. Но когда я впервые попал на улицы Лондона, я распознал ту давно известную истину, что читать, писать и даже говорить по-английски — совсем не то, что вполне
понимать всякого англичанина.
— На это надо средства. И, главное, время… Вот я и подумала… Год должна я быть свободнее… Только год… И ходить в консерваторию… или брать
уроки. А как я могу? Около maman никого. Необходимо будет взять кого-нибудь… компаньонку или бонну, сиделку, что ли…
Пойми, я не отказываюсь! Но ведь время идет. А через год я могу быть на дороге.
Выражение их я отлично
понял, когда она среди
урока вдруг стиснула зубы и процедила...
Он
понимал, что изучение облегчает и сокращает
уроки опыта; что опыт, не создавая способностей, развертывает их; что теория, построенная на вековых опытах, гораздо полнее, чем выводы личного наблюдения.
Он даже не
понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих
уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви.