Неточные совпадения
— Мама, окрести его, благослови его, поцелуй его, — прокричала ей Ниночка. Но та, как автомат, все дергалась своею головой и безмолвно, с искривленным от жгучего горя лицом, вдруг стала бить
себя кулаком в грудь. Гроб
понесли дальше. Ниночка в последний раз прильнула губами
к устам покойного брата, когда проносили мимо нее. Алеша, выходя из дому, обратился было
к квартирной хозяйке с просьбой присмотреть за оставшимися, но та и договорить не дала...
Удэгейцы задержали лодку и посоветовались между
собой, затем поставили ее поперек воды и тихонько стали спускать по течению. В тот момент, когда сильная струя воды
понесла лодку
к скале, они ловким толчком вывели ее в новом направлении. По глазам удэгейцев я увидел, что мы подверглись большой опасности. Спокойнее всех был Дерсу. Я поделился с ним своими впечатлениями.
Поселились они с матерью во флигеле, в саду, там и родился ты, как раз в полдень — отец обедать идет, а ты ему встречу. То-то радовался он, то-то бесновался, а уж мать — замаял просто, дурачок, будто и невесть какое трудное дело ребенка родить! Посадил меня на плечо
себе и
понес через весь двор
к дедушке докладывать ему, что еще внук явился, — дедушко даже смеяться стал: «Экой, говорит, леший ты, Максим!»
А пока у Никитушки шел этот разговор с Евгенией Петровной, старуха Абрамовна, рассчитавшись с заспанным дворником за самовар, горницу, овес да сено и заткнув за пазуху своего капота замшевый мешочек с деньгами, будила другую девушку, которая не оказывала никакого внимания
к словам старухи и продолжала спать сладким сном молодости. Управившись с
собою, Марина Абрамовна завязала узелки и корзиночки, а потом одну за другою вытащила из-под головы спящей обе подушки и
понесла их
к тарантасу.
R, оскалив белые, негрские зубы, брызнул мне в лицо какое-то слово, нырнул вниз, пропал. А я поднял на руки I, крепко прижал ее
к себе и
понес.
Наконец Бенгальский, который тем временем успел переодеться в обыкновенное платье, пробился через толпу
к гейше. Он взял дрожащую японку
к себе на руки, закрыл ее своим громадным телом и руками, насколько мог, и быстро
понес, ловко раздвигая толпу локтями и ногами. В толпе кричали...
Чтобы не встречаться с ним, Лаптев вышел в столовую, потом спустился
к себе вниз. Для него было ясно, что сойтись с доктором покороче и бывать в его доме запросто — дело невозможное; и встречаться с этим «одром», как называл его Панауров, было неприятно. И оттого он так редко виделся с Юлией Сергеевной. Он сообразил теперь, что отца нет дома, что если
понесет теперь Юлии Сергеевне ее зонтик, то, наверное, он застанет дома ее одну, и сердце у него сжалось от радости. Скорей, скорей!
Он не ошибся… Багор зацепил Марью Павловну зарукав ее платья. Кучер ее тотчас подхватил, вытащил из воды… в два сильных толчка лодка очутилась у берега… Ипатов, Иван Ильич, Владимир Сергеич — все, бросились
к Марье Павловне, подняли ее,
понесли на руках домой, тотчас раздели ее, начали ее откачивать, согревать… Но все их усилия, их старания остались тщетными… Марья Павловна не пришла в
себя… Жизнь уже ее покинула.
— А умеешь, то и ладно! — молвил он и в одно мгновение вскинул меня на одно плечо, а брата — на другое, велел нам взяться друг с другом руками за его затылком, а сам покрыл нас своею свиткою, прижал
к себе наши колена и
понес нас, скоро и широко шагая по грязи, которая быстро растворялась и чавкала под его твердо ступавшими ногами, обутыми в большие лапти.
Я пошел. Мне всегда этот человек был противен, но в настоящую минуту просто показался страшен. Он посадил меня
к себе на пролетку, и пожарная пара
понесла нас марш-марш.
— А! c'est vous? [это вы? (франц.)] — закричала Глафира Петровна, с неподдельною радостью бросаясь
к нему, — боже! Что со мной было! Я была у Половицыных; можешь
себе представить… ты знаешь, что они теперь у Измайловского моста; я говорила тебе, помнишь? Я взяла сани оттудова. Лошади взбесились,
понесли, разбили сани, и я упала отсюда во ста шагах; кучера взяли; я была вне
себя.
К счастию, monsieur [господин (франц.)] Творогов…
К родителю была бы почтительна, любовь бы имела
к вам нелицемерную, повиновалась бы вам по бозе во всем, старость бы вашу, когда ее достигнете, чтила, немощь бы вашу и всякую скорбь от всея души
понесла б на
себе.
Я крепко обнял ее. Она вдруг истерично заплакала, и лицо ее приняло такое же бессмысленное, тупое выражение, какое я видел у нее в беседке, когда зажигал спички… Не спрашивая ее согласия, мешая ей говорить, я насильно потащил ее
к себе в гостиницу… Она была как в столбняке и не шла, но я взял ее под руку и почти
понес… Помню, когда мы поднимались вверх по лестнице, какая-то фигура с красным околышем удивленно поглядела на меня и поклонилась Кисочке…»
Но вот схватил он за складки еще одну серую шинель, повернув ее лицом
к месяцу, припал ухом
к груди и, вскинув мертвеца на спину, побежал с ним, куда считал безопаснее; но откуда ни возьмись повернул на оставленное поле новый вражий отряд, и наскочили на Сида уланы и замахнулись на его ношу, но он вдруг ужом вывернулся и принял на
себя удар; упал с ног, а придя в
себя, истекая кровью, опять
понес барина.
Его внезапно подхватило хозяйское чувство и
понесло к своему детищу. Почти бегом стал он спускаться по горе
к пристани, точно ища спасения от самого
себя…
— Не
понесешь без лютой нужды свое детище
к чужим людям, — как бы про
себя выговорила Анисья и отошла
к воротам.
— И зачем
понес его черт в этот чиновничий город — там нашего брата как раз подтянут! — выразил вслух свое мнение Андрей Матвеевич Вурцель, продолжавший уже на свой страх и счет содержать в Москве «Кабинет совещаний и справок» и причислявший
себя тоже
к адвокатскому миру, прочитав известие об аресте Гиршфельда.
Сбежавший вниз Карнеев застал княжну Лиду в глубоком обмороке. Бережно взял он на руки эту драгоценную для него ношу и быстро, мимо удивленных швейцара и лакея,
понес ее
к себе наверх. Она не приходила в
себя. Иван Павлович уложил ее на диван. Одного из слуг послал за нашатырным спиртом в ученическую аптеку, а другого за бутылкой лучшего вина, всегда имевшегося в запасе в буфете столовой Константина Николаевича.
Когда он подхватил в свои могучие объятия упавшую от удара Дарью Николаевну и почувствовал, что он держит не задорного, драчливого молокососа-мальчишку, а девушку, все существо его вдруг задрожало от охватившей его страсти, и он
понес ее бесчувственную
к своим саням, крепко прижимая
к себе ее, перетянутый кушаком, гибко извивающийся стан. Ему надо было много силы воли, чтобы выпустить ее из своих объятий и положить в сани.
Конкордия Васильевна взяла на руки свою дочь и
понесла ее
к себе в спальню.
Все это мне передал Кириак, и передал так превосходно, что я, узнав дух языка, постиг и весь дух этого бедного народа; и что всего мне было самому над
собою забавнее, что Кириак с меня самым незаметным образом всю мою напускную суровость сбил: между нами установились отношения самые приятные, легкие и такие шутливые, что я, держась сего шутливого тона, при конце своих уроков велел горшок каши сварить, положил на него серебряный рубль денег да черного сукна на рясу и
понес все это, как выученик,
к Кириаку в келью.
Минут через десять он вернулся за нею,
понес ее
к себе в кабинет и долго рассматривал, стараясь решить едкую и мучительную загадку: рисовал ли это Павел, или кто-нибудь другой?
Вахтер отпер дверь и вошел
к арестантам. Минут через десять два арестанта вынесли мертвое тело и
понесли его вниз в мертвецкую. Вахтер вышел за ними и запер дверь за
собою. Коридор остался пустой.